Бабур (Звездные ночи) - Пиримкул Кадыров

Ходжа Абдулла постарался вернуть себе уверенность и хладнокровие:

— Стражникам я показывал печать мирзы Бабура. Знаю его, мирзу Бабура, как единственного повелителя Андижана!

— Ты, нечестивец, обманываешь и сейчас своих мюридов! Какие еще печати? Мирза Бабур в Самарканде, он мертв. Престол принадлежит мирзе Джахангиру!

— Мусульмане, не верьте лжи! Слава всевышнему, мирза Бабур жив! Он еще придет в Андижан!

— Это ты лжешь! Люди, он обманывает своих мюридов, он стремится скрыть свою вину! Он помог бежать одному преступнику, своему приятелю. Нечестивый пир должен быть умерщвлен! Бросайте в него камни! Если хотите свершить святое дело, бросайте в него камни!

И Танбал свесился с седла, ловко, будто на козлодрании[99], достал до земли, поднял камень, размером с кулак, из-под конских копыт. Затем выпрямился и бросил его в Ходжу Абдуллу. Камень ударил в широкую грудь Ходжи, оставил на белой рубашке резкий пыльный след-прочерк и покатился по земле. От внезапной боли у Ходжи Абдуллы навернулись слезы на глаза.

Нукеры, нагибаясь, искали подходящие камни. Ходжа Абдулла в полный голос крикнул:

— Мусульмане! Что вы!.. Что делаете, опомнитесь!

Среди толпы он заметил парня лет двадцати. И вдруг отчетливо вспомнил, как когда-то казнили мираба Гова. Этот парень был его сын, вылитый дервиш Гов. Если бы тогда Ходжа Абдулла сказал Бабуру: «Не казни его!»… если бы он так сказал. Но он посоветовал другое — не идти против таких беков, как Ахмад Танбал, он не сумел защитить невинного. А сейчас сам оказался в положении невинного казнимого. И вот теперь сын дервиша, сын Гова, мстя за отца, швырнет сейчас в него камень. Швырнет — и разве он не будет прав?.. Но пока в него никто не бросил камня. Он спас человека, за что же его казнить?

— Мусульмане! — воскликнул Ходжа Абдулла снова. — Я не боюсь умереть за справедливость! На чьей стороне справедливость — подумайте об этом. Кто делает младшего брата врагом старшему? Кто завидует добродетельным людям и старается вырубить их под корень мечом или наветом? Кто обрушил нам на голову черные дни?!

— Ты сам! Ты сам… — крикнул Танбал.

— Я с юности учил мирзу Бабура знаниям, призывал его быть справедливым правителем, заботиться о том, чтобы Мавераннахр объединился, а междоусобицы исчезли. Мирза Бабур начал свершать великое, объединять Самарканд и Андижан. Я искренне радовался, а вы… что сотворили вы, мятежные беки? Опять раздробили государство… Люди, если с моей смертью исчезнут ваши несчастья, убейте меня, я согласен!

— Поднимайте камни, ну, живее! — приказал Танбал толпе.

Чей-то плаксивый голос несмело возразил:

— Без фетвы[100] шейх-уль-ислама[101] — как можно?

Какой-то старик признался:

— Мы боимся проклятия пира!

И даже нукеры не осмелились начать казнь, с камнями в руках обернулись к Танбалу. Разъяренный, тот приказал:

— Эй, сотник! Возьми-ка свой меч, отруби ему голову!

Черный, словно африканец, сотник вынул из ножен клинок с серебряной рукояткой. Ходжа Абдулла посмотрел ему прямо в глаза, понизив голос, предупредил:

— Смотри, Мирбадал-бек, как бы моя невинная кровь не пала на семь поколений твоих.

В толпе послышалось боязливое перешептывание:

— Кровь пира падет на всех нас!

Клинок сотника так и не поднялся ввысь. Его хозяин взмолился:

— О досточтимый бек, прошу, освободи меня от этого злого дела! Танбал ударил его по спине камчой.

— Я освобождаю тебя от должности сотника, трус!..

Ну, что ж, ладно! Эй, нукеры! Отведите этого нечестивна в караульное помещение около ворот! А вам, — бек яростно посмотрел на толпу, — вам оставаться здесь!

Кто пойдет за нами, падет от меча! Без пощады! Без пощады!

Примерно через час Ахмад Танбал со своими нукерами помчался от караульни в арк. Тогда подошли к караульне андижанцы, подошли и увидели Ходжу Абдуллу, повешенного на перекладине ворот. Чалма пира валялась на земле, под его ногами. Тело вытянулось и уже одеревенело. Люди осторожно сняли тело с виселицы, завернули вместо савана в полотно от раскрученной чалмы и похоронили как невинно погибшего героя…

Непрерывные весенние дожди превратили дороги в болото. Тахир скакал в брызгах воды и мокрой глины, не жалея коня. В Самарканд, быстрее в Самарканд, скорее рассказать о событиях в Андижане. Если мирза Бабур поправился и покинул Самарканд, надеясь на верность андижанцев, если его не предупредить, — будет плохо, очень плохо! И Тахир гнал и гнал коня. Крепок был конь, но глина, доходящая чуть ли не до брюха, отнимает силы. Конь упал, из ноздрей пошла кровавая пена. Это случилось около Кувы. Тахир забирает сбрую, идет пешком, находит коня в Куве. Сутки скачки — и этот не выдержал. А впереди еще Коканд, Ходжент, Джизак — еще на десяток дней дорога… Тахир с завистью смотрит на птиц, пролетающих над ним.

Между тем, если бы даже Тахир обернулся и полетел птицей, он бы уже не застал Бабура в Самарканде. Бабур спешил на выручку матери и учителя. Двигался медленнее, чем ему хотелось бы, но ведь и Андижан, как он мог надеяться, еще долго был в состоянии выдерживать осаду. В Андижане годичные запасы провианта, тысячи людей под руководством такого отважного человека, как Ходжа Абдулла. Самарканд вынес семимесячную осаду, не имея ни того, ни другого.

Вышедший из Самарканда Бабур миновал кишлак Булунгур и крепость Халилия, вплотную подошел к реке Сангзор.

Бабура, только недавно вставшего после тяжелой болезни, уговорили сесть в повозку, запряженную тройкой лошадей, накидали на сиденье внутри мягких подушек, повесили занавески сбоку и сзади повозки. На каждом ухабе красные занавески трепыхались, словно языки пламени. Бабур сползал с пуховика, откидывал занавеску на задней стенке повозки, жадно и долго смотрел на уплывающую назад дорогу.

В пяти-шести верстах позади войска еще одна такая же повозка, покрасивее убранная. В сопровождении десятков конных воинов ехали в ней тетка Бабура Мехр Нигор-ханум и его невеста Айша. Правитель Бухары Султан Али, прознав, что Бабур собирается покинуть Самарканд, поставил свое войско у Шахрисябза, ждал, готовый к броску на столицу. Бабур предвидел такое последствие ухода, потому и не захотел оставлять свою невесту в Самарканде — ничего доброго от Султана Али ждать не приходилось. К тому же Мехр Нигор-ханум и Айша-бегим хотели поскорее избавиться от всяких опасностей: хватит с них Байсункура. Сейчас для них самым безопасным местом был Ташкент. Там властительствовал Махмуд-хан — старший брат Мехр Нигор-ханум и дядя Бабура. Сестра Айши-бегим Розия Султан-бегим тоже в Ташкенте, за Махмуд-ханом. А ташкентская дорога до самого Джизака совпадает с андижанской. Так и получилось, что тетку свою и невесту со всеми их людьми и имуществом сопровождал Бабур, расчищал путь. Чтобы не нарушить обычаев, между женихом и невестой сохранялось расстояние в пять-, шесть верст, они ехали двумя раздельными отрядами.

И когда вечером, перейдя Сангзор, войско остановилось на зеленых холмах, расстояние между ними сохранилось то же, и юрты были поставлены в разных местах…

На склонах холмов раскрылись тюльпаны. Воздух был чист, ветер ласков. Бабур, ступая по нежной траве, почувствовал себя легко и свободно.

Беспокойство и подавленность, владевшие им при выезде из Самарканда, начали понемногу рассеиваться.

Но ведь было отчего пасть духом!

С таким трудом взять Самарканд и потом по своей воле покинуть его! Казалось, все действия, все усилия пошли прахом, от этого у Бабура последнее время было постоянно плохое настроение. А сейчас вот, на этих зеленых холмах, он с наслаждением вдыхал свежий воздух и думал не о Самарканде, не о своих честолюбивых замыслах, нет, он думал о том, что идет спасать мать и учителя, и в этом есть, если, по совету Ханзоды-бегим, слушаться призывов своего сердца, есть удовлетворяющая доброта, благородство. Под его защитой невеста, и это тоже хорошее дело, мужественно — поступать именно так!

Бабур постепенно приходил в себя. Когда миновали узкий проход в горах — «ворота Тимура», — Бабур откинул дверцу повозки и подозвал своего конюшенного. Приказал:

— При-ве-ди-т-т-е мое-е-е-го сиво-о-о-го!

Бабур казался уже вполне здоровым, но сильно заикался — последствие тяжкой болезни. Касымбек услышал сказанное, подъехал к повозке.

— Повелитель, зачем вам сейчас лошадь?

Бабур, чувствуя, что сейчас снова начнет заикаться, утвердительно кивнул головой, властно посмотрел на конюшенного: «Делай, что я сказал!»

Отговаривал Касымбек. Отговаривал лекарь, короткобородый, седой коротышка, шел рядом с открытой дверцей, просил не садиться на коня, ну, хоть еще три-четыре дня не садиться. Бабур, мучаясь, выговорил:

— Хо-ч-ч-у немно-г-го верхом!