Огненное прикосновение - Линда Ховард

– Ты в безопасности, – резко произнес он. – Я не насильник. Ты меня понимаешь? Я не собираюсь причинять тебе боль. Ты в безопасности.

Энни не отвечала. Рейф отпустил ее, схватил свою рубаху и натянул через голову. Его трясло, и даже относительного тепла хижины было недостаточно. Он подбросил дров в очаг, заставив огонь ярко разгореться, затем схватил ее за руку и потянул вниз, усаживая рядом с собой на пол.

Лицо его было мрачным.

– Давай поговорим об этом.

Она покачала головой быстрым отрицательным движением и отвела глаза.

– Придется, иначе ни ты, ни я не сможем сегодня уснуть.

Ее взгляд метнулся к скомканной постели, потом в сторону.

– Нет.

Рейф не понял, соглашается она с ним или отвергает саму мысль о том, чтобы снова лечь с ним в постель.

Нарочито медленно он отпустил ее руку и, оперевшись на правый локоть, подтянул левое колено. Он чувствовал, что Энни пристально следит за каждым его движением, хотя и не смотрит прямо на него, и что, успокоенная его небрежной позой, она позволила себе немного расслабиться.

– Я задремал, – сказал Рейф, стараясь говорить тихим и ровным голосом. – Когда я проснулся от возбуждения, то просто протянул руку и прижал тебя к себе, не думая. К тому моменту, когда я проснулся окончательно, я уже не думал ни о чем другом – только бы попасть в тебя. Я был на грани. Ты понимаешь, о чем я говорю? – спросил Рейф, поднимая указательным пальцем ее подбородок и заставляя посмотреть на него. – Я так хотел тебя, любимая.

Энни не желала слушать его откровения, но мягкость последнего слова едва не погубила ее. Пронзительный взгляд его серых глаз переворачивал ей душу.

– Я бы не стал тебя насиловать, – продолжал Рейф. – Дело не зашло бы так далеко, если бы... Но ты же отвечала мне, черт возьми! Посмотри на меня! – Его голос прозвучал резко, как удар хлыстом, когда она в смущении отвела глаза в сторону. Она сглотнула и снова посмотрела ему в глаза.

– Ты тоже хотела меня, Энни. Не только я, ты тоже.

Честность – вещь обременительная, как она обнаружила, не позволяла Энни найти прибежище во лжи. Было бы лучше, если бы она смогла удержать это при себе, но он заслужил право знать правду.

– Да, – призналась она нетвердым голосом, – я хотела тебя.

Смешанное выражение недоумения и радости промелькнуло на его лице.

– Что же тогда случилось? Что тебя напугало?

Энни прикусила губу и отвела глаза, и на этот раз Рейф не возражал. Она пыталась решить, насколько можно открыться ему и как это произнести. Мысли ее путались от чудовищности того, в чем она ему только что призналась, и от того, какое сильное оружие это ему дало. Если бы он не так торопился, был немного осторожнее и не спал, ему, вероятно, удалось бы соблазнить ее до конца. Теперь он, наверное, понял, чего не хватило ему для достижения цели, поскольку она призналась в своей уязвимости.

– Что случилось? – настаивал Рейф.

– Было больно.

Его лицо смягчилось, и губы изогнулись в слабой улыбке

– Извини, – прошептал он, протягивая руку и отводя от ее лица прядь волос. Осторожным, ласкающим жестом расправил ее на плече. – Я знаю, что это у тебя впервые, детка. Мне следовало быть более осторожным.

– Думаю, все равно было бы больно. – Энни положила голову на согнутые колени. – Я лечила одну проститутку в Серебряной Горе. Ее изнасиловал один из посетителей. Я поневоле ее вспомнила.

Рейфу пришло в голову, что неопытную женщину, чьи познания в интимных делах ограничивались их наиболее поверхностными и грубыми сторонами, нельзя винить в отсутствии желания.

– Это было бы совсем не так. Я не стану тебя обманывать и говорить, что не будет больно, потому что, наверное, больно будет, но любой мужчина, который может намеренно причинить боль женщине, – просто ублюдок, и его следует застрелить. С тобой я буду осторожен, – пообещал Рейф. Энни вздрогнула, осознав, что он нисколько не сомневается в окончательном итоге. Он заметил проявленную ею слабость и, несомненно, собирается полностью этим воспользоваться. Если он снова затащит ее в эту постель... Нет, она не может допустить этого.

– Пожалуйста, – сказала Энни. – Просто отвези меня обратно в Серебряную Гору, не делай этого. Верни меня нетронутой. Мне ведь надо жить с самой собой. Если в тебе есть хоть капля милосердия...

– Нет, – перебил Рейф. – На тебе же не останется клейма. Некоторое время мы будем так близки, как только могут стать близкими люди, и я клянусь сделать так, чтобы тебе было хорошо. Потом я уйду из твоей жизни, и ты будешь жить, как раньше.

– А если мне когда-нибудь захочется выйти замуж? – с вызовом спросила девушка. – Я знаю, это маловероятно, но не невозможно. Что я скажу мужу?

Ладонь Рейфа сжалась в кулак от обжигающей душу ярости при мысли о том, что какой-нибудь другой мужчина будет иметь право касаться ее, любить ее. – Скажи ему, что ездила на лошади верхом, – грубо ответил он.

Энни вспыхнула.

– Я так и езжу. Но я не стану лгать человеку, за которого выйду замуж. Мне придется сказать ему, что я отдалась убийце.

Эти слова повисли между ними, острые как лезвие бритвы. Лицо Рейфа застыло, он поднялся на ноги.

– Ложись в постель. Я не собираюсь бодрствовать всю ночь из-за того, что ты трусишь.

Энни пожалела о своих последних словах, но единственным средством защиты, которое она смогла придумать, было вызвать его гнев. Ее девичий страх совершенно не охранял ее ни от него, ни от себя самой – он знал это и постепенно брал ее измором. Только шок в сочетании со страхом боли позволил ей избежать соблазна в первый раз. Когда Рейф вернулся в хижину, она отчаянно боялась, что отдастся ему при первом же его прикосновении. Он ошибся думая, что Энни боится его, но та все еще ощущала биение страсти, которое он пробудил в глубине ее тела, и знала, чего опасаться.

Видя ее колебания, Рейф наклонился и, схватив за руку, рывком поднял. Она поспешно выставила руки, удерживая его на расстоянии вытянутыми ладонями.

– Позволь мне, по крайней мере, не снимать одежду! Пожалуйста, Рейф! Не заставляй меня раздеваться.

Ему хотелось встряхнуть ее и сказать, что пара хлопчатобумажных панталон не смогла бы защитить ее, если бы он решил овладеть ею. Но, может быть, его непослушная плоть будет лучше себя вести, если Энни будет прикрыта тканью, если он не сможет ощущать ее нежную кожу.

– Ложись, – коротко приказал он.

Она, благодарно кивнув, заползла между одеялами и свернулась калачиком на боку, спиной к нему.

Рейф лег и уставился в темный потолок. Она считает его убийцей. Множество других людей думают то же самое, и за его голову назначена огромная сумма. Черт возьми! Да, он убивал, он давно уже потерял счет павшим от его пуль задолго до того, как пустился в бега ради спасения жизни, но то была война. Люди, которых он убил после войны, сами охотились за ним, и, когда возникал выбор между жизнью другого человека и его собственной, тот, другой, всегда опаздывал на секунду.