Повседневная жизнь ЦРУ. Политическая история 1947-2007 - Франк Данинос

Быстрое развитие программы У-2 заставляет Белый дом уточнить свои задачи на встрече на высшем уровне в Женеве в июле 1955 года. В ней участвуют Эйзенхауэр, Хрущев, британский премьер-министр Энтони Иден, а также президент Госсовета Франции Эдгар Фор. Впервые после окончания Второй мировой войны собирается «большая четверка», чтобы обсудить объединение Германии и попытаться охладить международное напряжение.

Наиболее значительное предложение Эйзенхауэра — это проект «Открытое небо». Как следует из названия, проект предусматривает разрешение на полеты разведывательных самолетов над территорией Соединенных Штатов и Советского Союза, естественно, на условиях взаимности. Военные объекты двух супердержав станут, таким образом, более прозрачными. Это позволит затормозить, если не остановить, гонку вооружений. Если небо будет открыто для свободных полетов, то также снизится риск внезапной атаки.

Похвальные намерения, не лишенные задней мысли. «Я даю им единственный шанс, — говорит доверительно Эйзенхауэр своим советникам. — Если они не воспользуются этим, мы запустим У-2». Президент предвидит проблемы, с которыми он столкнется, если будут раскрыты полеты (нелегальные) над территорией Советского Союза. Он докажет тогда свои добрые намерения, напомнив проект «Открытое небо». Также предусматривается возможность, что У-2 будет сбит. Пилотам предоставляется на выбор два выхода: либо проглотить таблетку с цианидом, либо воспользоваться парашютом и таким образом попасть в руки Советов и выдать им секреты производства У-2. Не говоря это пилотам, Бисселл рассчитал, что ни один из них не сможет выжить, спрыгнув на такой высоте.

Как президент и ожидал, Кремль отвергает проект «Открытое небо». После того как ЦРУ подтвердило ему, что советские радары не способны засечь У-2, Эйзенхауэр дает согласие на первые полеты. С американской базы в Висбадене недалеко от Франкфурта в мае и июне 1956 года самолеты взлетают в направлении Восточной Европы, Средиземноморья и Ближнего Востока. Наконец 4 июля (День независимости Соединенных Штатов) решающая миссия: У-2 летит над советской территорией вблизи Ленинграда. И это продолжается в течение трех часов. На следующий день сфотографированы Москва и ее окрестности.

Американские радары не могут засечь объект на высоте 20 километров, но вопреки тому, что думали Бисселл и эксперты Пентагона, СССР способен на это, хотя и спорадически. Начинается охота на У-2. Тщетно: они летают слишком высоко для МиГов, которые сваливаются в штопор, не достигнув У-2. Тем не менее Советы знают о нарушении их воздушного пространства. Кремль в ярости, но воздерживается от публичных протестов. Сделав это, он фактически признал бы неспособность защитить свою территорию от вражеского вторжения. Тем не менее была направлена нота американскому посольству в Москве: «Эти нарушения направлены на ухудшение отношений между Советским Союзом и Соединенными Штатами… Советское правительство заявляет, что вся ответственность за возможные последствия этих нарушений возлагается на правительство Соединенных Штатов».

Передан ответ Кремлю. В нем говорится, что ни один американский военный аппарат не пролетал над советской территорией — что соответствует действительности, так как самолеты У-2 находятся под командованием ЦРУ — гражданского ведомства. Эйзенхауэр всё же относится к этому очень серьезно — ввиду осложнений на Ближнем Востоке и положения в венгерской столице. Президент приказывает прекратить полеты над территорией СССР.

Только временно. Через несколько месяцев полеты возобновятся в контексте холодной войны, разыгрываемой теперь в космосе. В самом деле, в 1957 году Советы испытывают первую межконтинентальную ракету и через короткое время — «Спутник»; первый искусственный спутник выведен на орбиту. Речь идет об алюминиевом шаре размером с баскетбольный мяч, но отклики в мире свидетельствовали о том, что запуск «Спутника» рассматривался как выдающееся научное достижение. ЦРУ не ошибалось, оценивая, что «нация, которая совершит этот подвиг, добьется невероятного признания и престижа во всем мире». На Филиппинах, например, рестораны и кинотеатры переименовали в «Спутник». В Каире радиостанция отражала настроения третьего мира: «Космическая эра возвещает конец колониализму. Американская политика изоляции Советского Союза провалилась…»

Соединенные Штаты в унынии. Это расценивается как «Научный Пёрл-Харбор». Опасаются, что возможности Советов по запуску искусственных спутников будут трансформированы в межконтинентальные ракеты, способные достичь Соединенных Штатов. Набирает силу идея, согласно которой они опередят американцев по числу этих ракет, и советская пропаганда, определенно, причастна к этому. Пребывая в состоянии эйфории в связи с запуском «Спутника», Хрущев заявляет, что СССР «производит ракеты так же легко, как сосиски».

Если верить заявлениям Белого дома, «Спутник» стал для него большой неожиданностью. Вызванный в конгресс для объяснений, директор ЦРУ заявляет, что достижение Советского Союза является результатом успешного сотрудничества армии и научного сообщества, воспользовавшегося знаниями немецких ученых, полученными в конце Второй мировой войны. В протокол заслушивания Даллеса не вошли слова о том, что «ЦРУ оценило, что Советы будут иметь возможность вывести на орбиту спутники в течение 1957 года и для этого используют ту же систему, что и для запуска ракет». Даллес лично вычеркнул этот пассаж из доклада, предназначенного для общего распространения. Ясно, что он предпочел самоцензуру вместо того, чтобы поставить в неудобное положение президента, который всегда оставался лояльным по отношению к нему.

Белый дом принимает ряд мер после запуска «Спутника». Прежде всего, получила ускорение космическая программа. Затем создается Национальное агентство США по аэронавтике и исследованию космического пространства (НАСА). Чуть позже стартует программа «Корона», предусматривающая запуск первого американского спутника-шпиона. Как и в случае с У-2, работа по нему доверена ЦРУ под руководством Бисселла. В ожидании возможности получения снимков СССР из космоса Эйзенхауэр решает возобновить полеты У-2 над советской территорией: над Закавказьем, Казахстаном, Сибирью и особенно северной частью Советского Союза.

Эйзенхауэр внимательно знакомится с каждым полетом, предлагаемым ЦРУ Они настолько для него важны, что он считает необходимым проверять планы полетов прежде, чем дать им зеленый свет. Фотоснимки раскрывают постепенно ключевые элементы советской обороны: размещение военно-воздушных баз, ракет земля-воздух, радаров и площадок для строительства атомных подводных лодок.

Идет накопление сведений, но полеты становятся все более и более рискованными. ЦРУ осознает, что СССР собрал много данных по У-2. Хрущев даже приказал сбить его любой ценой. С другой стороны, похоже, что советские инженеры постоянно совершенствуют свои радары.

Опасения ЦРУ материализуются в мае I960 года, когда У-2 сбивают над Уралом. Летчик Фрэнсис Гари Пауэрс заметил советский истребитель, пытавшийся его перехватить. Он летел слишком низко, чтобы представлять опасность. Но внезапно по самолету Пауэрса был произведен с земли залп ракет. Советы не сообщили подробности, но советский МиГ был также сбит. Даллес заверяет Эйзенхауэра, что у пилота не было никаких шансов на спасение: он погиб в момент попадания ракеты в самолет.

Американцы тогда пытаются выиграть время. Они объявляют, что потеряли следы У-2, который совершал полет над Турцией для метеорологических измерений. Похоже, что из-за короткого замыкания он сбился с курса… Москва позволила американцам пуститься в дипломатические демарши, а затем объявила, что пилот жив и арестован по обвинению в шпионаже. Пауэрс выжил благодаря невероятному стечению обстоятельств. Ракета не попала непосредственно в самолет. Она взорвалась сзади самолета, который стал вращаться. Поэтому Пауэрс смог раскрыть парашют на относительно низкой высоте и приземлиться живым и невредимым… не воспользовавшись таблеткой цианида.

Даллес подает в отставку. Президент ее не принимает, так как он прекрасно знает, что только одно ЦРУ не может отвечать за провал. Белый дом не может себя защитить, сославшись на неведение и отрицая контроль над программой, которая привела к тяжелому дипломатическому кризису. В ходе пресс-конференции президент объясняет, что этот самолет участвовал в наблюдательных полетах, начатых несколько лет назад. Таким образом, Эйзенхауэр признал использование шпионажа в мирное время.

Впервые в истории Соединенных Штатов президент оправдывает это следующим образом: «Никто не желает нового Пёрл-Харбора. Это означает, что мы должны иметь представление о вооруженных силах в мире, особенно тех, которые способны нанести внезапный разрушительный удар. Стена секретности вокруг Советского Союза делает такой демарш абсолютно необходимым. И такая атака не может быть предпринята тайно никем другим, кроме СССР… С момента моего прихода в Белый дом я принял все возможные меры для сбора необходимой информации, чтобы защитить Соединенные Штаты, как и весь свободный мир, от неожиданной атаки, но также и для того, чтобы наша оборона была готова к любым случайностям».