Мода на невинность - Татьяна Тронина

– Смотри же, не забудь – к четырем!

– Непременно...

Это был странный день – к полудню все вдруг исчезли, Борис перестал играть на фортепьяно, стало тихо, Филипыч не шаркал над моей головой, в соседнем дворе Люсинда не кричала на Милку – город затаился. Я сидела на балконе в жарких лучах летнего солнца и напряженно думала о том, кто был отцом детей Инессы. «Я расскажу ей свою историю, расскажу о Павлике – в ней должно что-то дрогнуть, я непременно замечу... В самом деле, как все просто – первая любовь, мальчик за соседней партой...»

После полудня пришла тетя Зина и сообщила мне, что вчерашнее сочинение все написали прекрасно, даже Головатюк отличился, сделав минимальное количество ошибок – как раз для того, чтобы получить твердую тройку.

– Теть Зин, а какие они у тебя? – спросила я. – Они влюбляются? У этого Головатюка есть... герлфренд?

– Герлфрендов у него нету, – серьезно ответила тетушка, – но вот с девочкой одной он крепко дружит.

Я хотела ее спросить, была ли и у Инессы школьная любовь и не могли ли ее дети оказаться результатом столь ранней страсти, но вместо этого сказала:

– Сегодня жарко...

– Да! Говорят, весь июнь будет таким.

У Дома мод я оказалась даже раньше четырех. С собой я захватила блокнот с ручкой и всю дорогу думала, каким должно быть название моей статьи. «Возрождение легкой промышленности на местах»? Слишком официально, даже официозно, кроме того, пока еще неизвестно, как пройдет показ. И на каких таких местах? «Интрига вокруг свадебного платья» – глупо, тем более что показ затевается не ради одной Машеньки Соболевой. «Черт, ничего у меня не получится...»

– Вызовите Аристову, – попросила я охранника у входа, который заявил, что я пришла слишком рано.

Через пять минут появилась Инесса с какими-то прищепками на голове.

– Пришла? – возбужденно крикнула она. – Это со мной...

Мы прошли в огромный пустой вестибюль.

– Инесса, ты понимаешь, я боюсь, у меня ничего не получится, – стала я жаловаться, но она меня не слушала. – Я тут придумывала название...

– Просто смотри, ни о чем пока не думай, слова придут потом, – заявила она. – Рафик вне себя... Алина опаздывает, у нее дочка вчера заболела, кажется, чем-то не тем ребенка накормили.

– Бывает, – рассеянно ответила я, с трудом вспоминая, кто такая Алина.

Мы поднялись по широкой мраморной лестнице, потом по каким-то коридорам прошли в огромный зал, где царила страшная суета – в первый момент я даже растерялась, оказавшись в этом водовороте, – бегали полуголые девушки с бигудями на голове, носились какие-то тетки с вешалками на колесиках, стрекотали швейные машинки, кто-то кричал о том, что звук не идет, рабочий в синем комбинезоне хладнокровно разматывал провода, не обращая внимания на девиц, зеркала отражали свет и увеличивали вдвое суматоху, царившую в этом царстве моды...

– Посиди пока здесь, – сказала Инесса, посадив меня куда-то в угол. – Потом я проведу тебя в зал.

– А ты?

– Я сейчас... – Она умчалась, даже не заметив того, как неловко мне вдруг стало. «И черт меня дернул...» – опять подумала я, робко оглядываясь по сторонам. Но на меня никто не смотрел, не спрашивал, что я здесь делаю, потом какая-то девушка попросила застегнуть ей «молнию» на спине... постепенно я освоилась и стала немного понимать происходящее.

В дальнем углу, на фоне бархатных белых портьер, фотограф снимал уже одетых девушек, мимо пронеслась уборщица, шустро сметая с пола паутину ниток и обрезки тканей, рядом, за столом, пожилая швея стремительно подшивала полупрозрачный сарафан, которого дожидалась тощая брюнетка в розовом бикини, ничуть не смущаясь своей наготы, – приподняв брови, она читала книгу... «Акунин», – машинально отметила я.

К назначенному сроку все модели должны были быть накрашены, причесаны и одеты, следующая смена одежды шла бесперебойно – без торчащих ниток и с подшитыми подолами, но, самое главное, каждая из девушек обязана знать, как преподать зрителям свой образ.

– Помните, девочки, – вещал в центре зала молодой мужчина с аккуратным хвостиком на голове, – сейчас вы представляете городскую одежду средней полосы России, простую и без экзотических вывертов, – поэтому никаких негритянских плясок и зверских гримас! Все просто, скромно... но! При всем при том вы должны выразить некоторую приподнятость над обычной жизнью, над обыденностью – улыбайтесь, будьте веселее и энергичнее, заставьте почувствовать сидящих в зале радость жизни, показать, как удобно, комфортно вам в этой одежде... вы счастливы! Ирочка, Светочка, вы выходите первыми... не забудьте, вы – деловые женщины, у которых удачная личная жизнь... Марь Степановна, сделайте им чуть больше румянца, а то они какие-то бледные! Мы не в Париже, нам этот чахлый декаданс не нужен... Инес, моя сладкая, ты все знаешь лучше меня, тебе я ничего не буду говорить, но следом пойдет Анюта в белом, поэтому, Анечка, учти – ты играешь на контрасте, ты представляешь собой нечто противоположное, поэтому...

Молодой человек говорил спокойно и убедительно, слушать его было одно удовольствие, он словно гипнотизировал своими деликатными манерами, и я вдруг догадалась, он – Рафик Буранов, сын сельской доярки, патриот отечественной моды. Кто-то обратился к нему по имени, и точно – я угадала. Он ничуть не волновался, словно совсем позабыл об интриге с Машенькой Соболевой, я даже почувствовала некоторое разочарование.

Ко мне подбежала Инесса – в легком трикотажном платье с открытой спиной, яркая и взбудораженная.

– Как ты? Не заскучала? Видела нашего Рафика? Он вне себя, только что звонила Алина, предупредила, что еще задержится... ну, я думаю, все будет в порядке.

– Что-то по нему не заметно, что он волнуется. Свадебное платье – под занавес, в конце?

– Да. Кстати, мадемуазель Соболева явилась, она уже в зале. Хочешь, покажу?

Инесса схватила меня за руку, и мы подбежали к боковому выходу, тоже задрапированному белым бархатом, и осторожно выглянули в зал.

А зал был уже почти полон – местный бомонд оживленно переговаривался, сверкая золотом, бриллиантами и стразами, на задних рядах сидела публика попроще, среди прочих лиц я вдруг заметила Молодцову с напряженным, каменным лицом, по бокам которого раскачивались огромные серьги из янтаря – удивительно, как только ее уши выдерживали такую тяжесть.

– Кто этот человек? Это мэр, да? – воскликнула я, увидев на переднем плане солидного пожилого мужчину в темном костюме, который беседовал с другим почтенным господином возле высокого длинного подиума, у всех на виду.

– Да, а рядом с ним – кто-то из администрации, я забыла имя... А вон Маша Соболева, рядом со своей матерью и женихом!