Стретч - 29 баллов - Дэмиан Лэниган

В девять я уже был на ногах и отправился пешком по Коммон-стрит на заправочную станцию. Парень-азиат за стойкой поздравил меня с Рождеством, я в ответ поздравил его с Дивали[57], на что он рассмеялся. Пусть не думают, что мы тут все неграмотные. Выбор подарков был невелик Сосиски ломтиками, пирожки с сосисочным фаршем и несколько видов сосисок в пакетах оккупировали витрину холодильника; антифриз, восковая смазка и масло «Шелл» — открытые полки. Отдел сладостей сбивал с ног убожеством, кроме того, шоколад показался мне пошловатым вариантом. Я слегка запаниковал. Подарку полагалось быть пустяковым, но «радующим сердце». Может, купить ей «Сникерс» и жидкость для мытья окон? Или батарейки? Нет. Газету частных объявлений? Пакетик растворимого супа? Нет. Миксер? Он скорее мне самому бы пригодился.

Наконец я выбрал шоколад с апельсиновой начинкой и пять билетов мгновенной лотереи, для чего пришлось превысить лимит. Ну и черт с ним. Вернувшись домой, я перестелил постель. Запах свежего белья побуждал спеть «О, эдельвейс», и я спел, потом сунул курицу в духовку и сел перед телевизором. Электронные часы меняли показания со скоростью обвала в горах 12:28:41, 12:45:32, 1:02:40, 1:03:12. Я как ненормальный переключался с рождественских хоралов на телетекст и обратно, каждые три минуты проверял курицу и бегал перепрятывать «Азиатские трусики». Сначала я спрятал их под матрацем в комнате, потом под ковриком в туалете, потом под ковролином. Наконец я определил им место под половицей, поверх которой стоял шкаф для сушки полотенец. Пытаясь пригасить суетливость, я убавил звук телевизора и попытался читать. Но при чтении у меня всегда появляется ощущение, что я могу пропустить что-то интересное по телевизору, и я решил включить «Эм-ти-ви», однако чаще смотрел в окно, чем на экран. Потом еще раз перепрятал «Азиатские трусики» — на чердаке, за водяным баком.

В полтретьего Сэди не появилась. Я решил больше не смотреть в окно и сосредоточиться на «Эм-ти-ви». Они крутили одни видеоклипы, все артисты на Рождество, очевидно, разъехались по родителям в Ставангеры, Лугано и Харпендены и сосали лед, чтобы перемочь тягу к кокаину. В 2:42:18 (да, я снова начал смотреть на часы) зажужжал сигнал домофона. Я бросился к селектору, как Дино Дзофф[58].

— Это Сэди. Извини, что опоздала. Меня задержали.

Пока она поднималась по лестнице, я пытался взять себя в руки. Мои ботинки были натерты до блеска, я был одет в самые новые джинсы и самую чистую рубашку. В какой позе встретить Сэди — сидя, стоя? Я полуприсел на подлокотник дивана и нервно закурил.

— Хорошая квартира. Класс. Твоя?

— Нет. На пару с другом снимаю.

— Здорово.

— Курица должна быть уже готова. Я только проверю.

На кухне я прикинул, что делать дальше. На данный момент в мои планы входил ужин, обильно политый вином, а затем сидение на диване, подогнув ноги, и медленное, по сантиметру в десять минут, приближение к ее телу по ходу фильма про Джеймса Бонда. К десяти нас примет «весна в Аппалачах» — в моей спальне, перепихнемся, и, возможно, еще успею посмотреть «Лжеца Билли», которого давали по Четвертому каналу в полночь.

«Лжеца Билли» я был готов принести в жертву, если Сэди захочет смотреть «Энни Холл». «Энни Холл» позволит мне похвастаться способностью смеяться в правильных местах у Вуди Аллена, тех местах, где смеялся бы сам режиссер, а не тех, где смеялись все остальные. Там есть одна фраза: «Я хочу, чтобы вы тронули мое сердце… вашей ногой». Беда только в том, что я пока еще не решил, которые места считать правильными и кого относить ко «всем остальным».

От мысленного бормотания не было никакого проку, я вскипятил воду для овощей и вернулся в комнату с открытой бутылкой вина. Сэди сидела на полу и перебирала коллекцию дисков Генри, что меня изрядно смутило.

— Твои записи?

— М-м, нет. Там моего почти ничего нет. Вина?

— Пока не буду. А «Танжерин Дримс» кто такие?

— Не знаю. Это Генри, моего соседа по квартире. Он — любитель помпезного рока. Нью-эйдж старой школы… Вот. Ты точно вина не хочешь?

— Нет, пока не хочу. А что бы ты посоветовал?

— Там где-то был Синатра.

— Фрэнк Синатра?

Я сел на диван с большим бокалом вина и, несмотря на возражения, налил ей такой же.

— Да, тезки мы. Мой отец назвал меня Фрэнсис Дин — производное от Фрэнка Синатры и Дина Мартина. Эта банда служила отцу образцом для подражания. Приапические шансонье со связями с мафией и склонностью к пьянству.

— Могло быть и хуже.

— Да уж, Энгельберта Клиффа[59] Стретча было бы нелегко объяснить.

— У тебя отец, выходит, певец был?

— Он пел только в спальне, хорошенько надравшись. То есть почти каждый вечер.

— Да что ты говоришь. Суровая проза жизни на севере.

— Не совсем. Обычно мы не бедствовали. Или почти. У него был инстинкт предпринимателя. Идеи рожцались пачками. Он остановился на зоомагазинах.

— Получилось?

— Пару раз он был очень близок к успеху, но слишком уж любил получать ежедневное удовольствие от жизни. Когда дела шли хорошо, он покупал машину или дачу. Костюмы шил только на заказ и так далее. Продаст двести живых шиншилл и купит своей подружке шубу из шиншилл мертвых по цене в два раза выше полученной прибыли.

Сэди рассмеялась. Хорошо получилось. Женщины недолюбливают самоуверенных роскошных красавцев на спортивных автомобилях. Они любят мужчин, которые умеют их смешить. Ага. Гуляют по магазинам в компании юмористов, а потом приходят домой и отсасывают у хозяина «порша».

— Господи, прям грызун-экономика какая-то.

— Самый сложный вид.

— Ты постоянно говоришь о нем в прошедшем времени.

— Об отце?

— Об отце.

Я покачал вино в бокале. Сэди была права. Отец остался для меня в прошлом. А я и не заметил.

— Мы не встречались больше пяти лет. Сначала он вроде бы сидел в тюрьме за долги, так мне говорили, потом, года три назад, от него пришло письмо из Чикаго. Писал, что «снова встал на ноги». Один раз он даже попал в наше поле зрения. Моя тетка говорила, что пару лет назад видела его в Типтоне под Вулверхэмптоном и дуралей буквально от нее сбежал.

Наступило душное молчание. Сэди наконец выбрала диск — «Кранберриз»[60]. Проявила солидарность с кельтскими предками. Она снова опустилась на пол, скрестив ноги, и смотрела на меня в упор, вертя кольцо на пальце.

— А с мамой у тебя как?

— Какого черта. Она умерла, когда мне было четырнадцать лет. Рак. Но я уже тогда жил у тетки, родители развелись, мать давно болела, отец был занят своими делами — открывал зоомагазины, лапал буфетчиц, вечно где-то болтался. Когда мать умерла, он заставил меня переехать к нему. Я бы, наверное, и сам переехал. Господи, я на тебя нагнал смергную тоску.

— Нет, мне интересно слушать, когда ты просто так говоришь. Не отшучиваешься, не огрызаешься и не язвишь.

— Черт. Извини за тот вечер.

— Забудь. Вернемся к тебе. Ты откуда родом? По выговору — «ливер-перец»[61].

— Господи Иисусе, меня так еще никто не называл. За такие прозвища в школе давали по морде.

— Ну извини.

— Я ниоткуда конкретно, много переезжал: Стоук, Уигэн, Пултон-ле-Филд, Сент-Хеленс — весь пояс северного занудства. С четырнадцати лет учился в школе в Северном Манчестере и ездил туда из разных мест, но к тому времени мы обосновались в Ланкашире.

Я подлил себе вина. Эти разговоры жутко испортили мне настроение, но по какой-то причине мне хотелось говорить и говорить.

— Курица замечательно пахнет.

Наверное, она намекала, что пора перейти на темы полегче — вроде войны в Боснии или повальной безработицы. Запах запахом, но вид у курицы был ужасный. Она скукожилась, но так и осталась бледной, словно кто-то съел ее изнутри. Я посмотрел на медово-бронзовую курицу на картинке в поваренной книге Лотти. Что-то я сделал явно не так.

Я сунул противень назад и крикнул Сэди:

— Еще несколько минут.

Выставив вторую бутылку вина, я подумал, на что бы перевести разговор. Сэди сама помогла:

— Как ты думаешь, эти семейные дела здорово на тебя повлияли?

Я замотал головой:

— Нет. Ничуть не повлияли.

Сэди сидела в манящей близости на другом краю дивана. Она удивленно вздернула брови.

— Прямо не повлияли, я думаю. Это как с Лайзой Минелли — дочерью Джуди Гарланд. Другой жизни у меня не было, как получилось, так получилось. Но я вполне доволен. Не то что некоторые нытики — «я из неблагополучной семьи, милорд, поэтому и снасильничал старика». Фигня это.

— Очень неубедительно. — Сэди постучала шариком о зубы.

Я присвистнул:

— А зачем идти на поводу у избитых теорий? Почему нужно считать, что любой, у кого родители дурные или умерли, обязательно с каким-нибудь вывихом? Почему бы не поверить самому якобы пострадавшему? Некоторые могут оказаться вполне нормальными людьми.