Позади Москва - Сергей Анисимов

– Кого?

– Кокетничаешь. Джейсона Эрлиха, кого же еще.

Вот тут он и не нашелся, что сказать.

– Я думал, это Имярек. В смысле псевдоним, присвоенный актеру, видеомуляжу… Музыку для «Доктора Хауса», на которого он так похож, действительно писали Йон Эрлих и Джейсон Дерлатка, ко второму сезону его заменили на Ли Робертса… Так он настоящий? И он жив?

– А ты думал, зачем потом пинали его с двух сторон? Зачем наручники? Жив, и наш. Представляешь? Сколько диверсионных групп по стране действовало и действует! Где-то они чисто срабатывали и уходили. Где-то им оказывали сопротивление, и они потери несли и здесь, и в Москве, и в Полярном, и в Ваенге, и еще, наверное, где-то. Пару раз их загоняли потом, на отходе. И даже вру, даже не пару раз. В общем-то, довольно много они потеряли в общей сложности, хотя статистики никакой нет и не будет. Но живой, пленный – этот первый.

– Один?

– Ну, я этого тебе не говорю, но есть еще. Во Владивостоке – это как на другой планете. И не поверишь, кто его взял. Вице-адмирал Авраменко, замкомандующего Тихоокеанским флотом. Немолодой такой, седой мужик, с лишними килограммами и все такое. На пороге родного дома, за 15 минут до того, как все началось. Два убитых, один раненый и взятый. Во людей раньше бабы рожали! Сейчас таких не делают уже…

Николай сидел, выпятив вперед обе челюсти, так, чтобы натянулась кожа на лице. Мама, увидев такое, обычно сразу начинала гавкать. Но сдержаться было сложно: очень уж он удивился.

– Значит, автобусы и троллейбусы… – раздельно проговорил Николай больше самому себе. – И метро. Нет, не похоже… По тому, что я видел и слышал, – не похоже.

– Почему? – быстро поинтересовался полковник.

– Вы не просто так мне те документы давали. На столько разных мест там был почти один сценарий. Почти одно время, в течение буквально пары часов за один и тот же день. Большие проспекты не в центре городов, то есть там, где много пространства и длинные перегоны. В отношении географии Москвы и Владивостока я не большой знаток, но у нас это были Богатырский, Комендантский и еще что-то в этом роде. Два стрелка, обычные «калашниковы» у обоих. По длинной очереди в водителя, и, когда вагон останавливается, обходят его сбоку и бьют прямо сквозь жесть. По два полных магазина. Контроля нет, двери открыть не пытаются, внутрь не заходят и вообще время не теряют. С места убираются, используя автотранспорт. Ни разу нет ни одного полицейского или военного рядом, даже невооруженного. Раненых больше, чем убитых, как и бывает при неприцельном огне. Все вперемешку: нормальные городские жители. Вот это – единственная совпадающая деталь. Все остальное иначе.

– Для чего?

– Там для страха. Здесь… Я не верю, что профессионал мог дать себя взять на таком деле, которое… Которое он мог сделать чисто. Извините уж за…

Полковник только махнул ладонью, его лицо было непроницаемым. Глухим, как лобовая плита не самого современного, но, без сомнений, надежного танка.

– Значит, если не для страха, то для удовольствия. Причем патологического. Как проявление той же «поехавшей крыши».

– Натура вылезла?

– Ага.

– От белой горячки?

– Товарищ полковник… Ну вы комментируете, как… Ну я же не знаю.

Полковник помолчал, потом криво улыбнулся.

– Ты вот не знаешь, а весь мир уже определился: стрельба по автобусам и троллейбусам – это наша собственная вина. Реально наша. Провокация КГБ-ФСБ, попытка дестабилизировать обстановку еще больше. Но мир гневно говорит «нет!» этой провокации! И мы за нее еще ответим перед прогрессивным мировым сообществом: когда за все будем отвечать, так и за это ответим. А тут такой облом…

Николай ждал. Шанс увидеть настоящего диверсанта, изловленного «на горячем», был чем-то несусветным. Идущим вразрез со всем остальным, что лишало надежды. Синими стрелами на анимированных картах, выстраиваемых на компьютерных и телевизионных экранах. Кадрами, снятыми на улицах пограничных русских городов так, что казалось, будто это нарезка из фильмов о прошлом, поданная вперемешку с раскадровкой еще не вышедшего на экраны фильма о каком-то из сценариев апокалипсиса…

– Покажете мне его? – хрипло спросил он.

– Волнуешься?

– Еще бы нет. Кто меня второй день к этому готовит, не вы разве?

– Мы, – удовлетворенно подтвердил Николаю большой мужчина в кресле. Пристукнул открытой ладонью по столу. – Ты уже понял почему?

– Не понял. Но почувствовал. По намекам.

Николаю хотелось сплюнуть прямо на пол, прочистить горло как следует, но родительское воспитание возобладало.

– Ну так пошли.

Полковник аккуратно закрыл все окна на ноутбуке, вышел из рабочей сессии, погасил двумя нажатиями кнопки пульта настенную видеосистему. Встал. Улыбнулся. Снова криво, как раненый.

Николай тоже поднялся, встал поровнее, ноги вместе. Спина уже почти не болела, да и голова начала забываться. Полученной за последние десятки минут информации было достаточно для того, чтобы переключиться. Это работало всегда, сработало и сейчас.

– Какие-то еще инструкции будут к этой встрече? – спросил он и тут же пожалел, что «не выдержал марку». Понятно, что полковник без инструкций не обошелся бы, сказал бы все сам.

– Ничего не рассказывать о происходящем снаружи. Вообще ничего.

– Пусть думает, что нападение отбито с большими потерями для нападающих?

– Да какое нападение? Мелкие провокации на границах! Теперь и политикам будет чем заняться, и журналистам, но это все! И убитые им 15 человек – это «новость дня» для всего мира. Уловил атмосферу?

Николай только кивнул. Сказанное не слишком совпадало с тем, что он продумал про себя минуту назад, после последнего «почему», но, может быть, потом ощущения и сгладятся.

Уже когда дверь была заперта и они шли по коридору, полковник остановился. Причем так резко, что избежать толчка ему в спину удалось с трудом. На дороге такое называется «подстава».

– Слушай, а я все-таки спрошу, потому что вдруг между нами непонимание. Про это же самое «почему»: это ты о чем подумал?

Николай помолчал, качнувшись на носках, повел плечами. За окном был глухой двор, и понятно почему – в такой конторе, как эта, окна на улицу не выходят.

– Вы думаете, меня отпустили?

Полковник посмотрел с высоты своего роста, взгляд был тяжелый.

– Я по всем признакам не мог спастись. Меня должны были взять на границе. Даже если реально не заметили «коготь» на проверке – взять сразу после, уже на горячем. Под потолком была камера наблюдения. Вероятность того, что она была выключена, или того, что шла просто в запись без дежурного оператора наблюдения, конечно, есть. Но, на мой взгляд, не сильно высокая… Значит… Значит, наблюдали за всем происходящим, но все равно решили не арестовывать. Хочется надеяться, что вы продолжаете мне доверять, что не полагаете, что меня успели перевербовать за эти часы. На кой черт я бы им нужен, конечно? Но вы не можете такую возможность отметать совсем. А скорее склоняетесь к тому, что я буду использоваться ими «вслепую», что зачем-то им это надо. И значит, на меня будет какой-то выход, будет какой-то канал. Этот канал вам и требуется. Так?

– Неплохо, – коротко кивнул полковник. – Довольно неплохо, хотя и не на отлично. От тебя я ожидал бы более тонкого анализа. Такого нетривиального, искрометного, с переносами и далекими проекциями в другие сферы! Но и так ничего.

– За шизофреника держите, – глухо буркнул Николай.

– Нет, почему же?

– Тогда за параноика. По описанию похоже.

На этот раз оба помолчали. Во дворе было серо, сверху вниз падали одинокие снежинки.

– Представляешь, каково сейчас тем, кого параноиком считали вообще «на высшем уровне»? В профессиональной среде? Среди дипломатов, военных? Экономистов, самое главное?

Николай просто пожал плечами: в экономике он понимал, как свинья в апельсинах.

– Вот раньше, понятное дело, плохой тоталитарный маршал Сталин не верил догадливым и смелым разведчикам и поэтому проспал вражеское нападение, что стоило стране миллионных жертв. А сейчас образованные и эффективные специалисты по государственному управлению не верили глупым или просто сумасшедшим военным, которые анализировали динамику числа батальонов потенциального противника на каждый километр дистанции от государственной границы, боевых самолетов и вертолетов в пределах боевого радиуса действия и все такое. Некрасиво это для них звучало: «боевого, боевого»… Недостаточно эстетично.

– В экономике формулировки звучали лучше?

– А как же! «Размер внешнего долга США на конец 2012 бюджетного года (30 сентября) превысил 16 триллионов долларов. С учетом размера номинального ВВП в 15,7 триллиона долларов, отношение долг/ВВП достигло 103 % и продолжает расти приблизительно на 1,5 % в месяц». Интересно?

– Жуть.

– А я вот так часами могу! С цифрами и индексами! А я ведь не финансовый аналитик, вообще не специалист в этой области. Знаешь, про это можно вот такую книгу написать, толще «Капитала» Карла Маркса.