…И пять бутылок водки - Михаил Демин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Допустим, вы правы. Дело с чемоданом отпадает. И старые убийства – за нехваткой улик – тоже. Но вот, как быть с новым, последним убийством?
– С каким же?
– Ну, которое в саду произошло, – нетерпеливо прогудел парторг. – В саду… – Он потряс рукой. – Или ты запамятовал?
– Ах, в саду, – улыбнулся Савицкий. – Так ведь что ж – в саду… Там тоже серьезного криминала нету.
– То есть, как – нет криминала? – грозно, медленно спросил комиссар. – Что за бред? Объяснитесь, Савицкий!
– Пожалуйста, – пробормотал следователь. Вздохнул легонько и начал: – В саду ведь что произошло…
– Произошло то, – сейчас же сказал, опережая его, парторг, – что этот самый Беляевский из кольта – в упор – застрелил человека.
– Да. Застрелил. Но застрелил не предумышленно, а – защищаясь. Находясь в самообороне… В законной самообороне!
– Вы это можете доказать? – спросил кто-то из чинов в мундирах.
– Конечно, – с готовностью ответил Савицкий. – Вот здесь, – он ударил ногтями по картонному переплету «Дела», – имеется донесение Зубавина. Он был очевидцем событий. И он прямо заявляет…
– Ну, хорошо, – проговорил комиссар. – Допустим. Стрельба была произведена в самообороне. Но само оружие-то…
– Оружие принадлежало не ему, – быстро сказал Савицкий. – Владельцем кольта был Константин Чередеев, по кличке Хмырь. Он погиб, так и не успев воспользоваться своим кольтом. Когда в игру вступил Беляевский, Хмырь был уже мертв. Револьвер валялся рядом, в траве. И там-то его Беляевский и нашел…
– И это все вы тоже можете доказать? – осведомился мундир.
– Разумеется, – любезно склонился в его сторону Савицкий. – Помимо зубавинского рапорта, я располагаю также и другими показаниями, из которых явствует – с предельной точностью – у кого и за сколько был Чередеевым-Хмырем приобретен этот самый кольт.
– Что же получается, – сказал вдруг начальник секретной части. – Этот жулик, стало быть, перед законом – чист?
– Ну, не совсем, – густо засопел парторг. – Не совсем… Оружие-то все же у него! Он его прячет, хранит, а это одно уже – дело подсудное.
– Но мы же не знаем – где и как он его хранит, – возразил Савицкий.
– Зато знаем – в чьих руках оружие находится, – сказал, тряхнув щеками, Проценко. – В руках профессионального вора, рецидивиста! В любой момент он может воспользоваться им снова…
– Но может и не воспользоваться, – пожал плечами Савицкий. – Это все наши домыслы. А нужны – факты!
– Так что же будем делать? – недоуменно завертелся начальник секретной части – Ждать фактов? Или брать заранее – сейчас?
– Брать! – пробасил Проценко. И покосился на комиссара. Тот сидел, наморщась, теребя пальцами губу. Очки его холодно поблескивали, и глаз за ними не было видно.
Потом он придвинул к себе коробку «Казбека». Достал оттуда папиросу – постучал о крышку мундштуком. И, закурив, сказал:
– Спешить пока не будем. Товарищ Савицкий, в общем, прав: нужны факты… Что ж, их, я думаю, долго ждать не придется!
Он усмехнулся сухо. Перекатил папиросу в угол рта. И разогнав дым рукой – зорко посмотрел на следователя.
– За Беляевским установлено постоянное наблюдение?
– Так точно, – подтвердил Савицкий.
– Уйти от слежки он не может?
– Н-нет, – качнул головой следователь, – вряд ли… Там все – надежно. Но я еще сам, непосредственно, займусь этим делом. Специально займусь!
– Вот, вот, – кивнул комиссар. – Займитесь! Наблюдайте тщательно, неослабно! И обо всем докладывайте мне.
– Значит, что же, – сказал Наум Сергеевич. – Значит, комиссар предпочел – ждать… И велел обо всем докладывать лично ему. Худо получается!
– Да, – натужно выдохнул Проценко, – так…
Оба насупились, помолчали несколько. Затем Наум Сергеевич сказал:
– Послушай, у этого Фантомаса ведь были партнеры. Два человека. Их тогда задержали – во время облавы… И что же: они до сих пор сидят?
– Сидят, – сказал, посапывая, парторг.
– На основании все того же материала?
– В том-то и дело, – сказал парторг, – в том-то и дело! Материал, если вдуматься, жиденький. Ничего достоверного; одни подозрения, косвенные данные. Все это раньше укладывалось в определенную схему. Однако теперь, сам видишь, схема распалась, рассыпалась… Не знаю, как с ними быть? Прокуратура может не дать новой санкции – придется выпускать. А – не хочется!
– А все-таки придется, – сказал Наум Сергеевич. – И это даже – к лучшему…
Парторг шевельнулся – поднял глаза к собеседнику. Взгляды их встретились, пересеклись.
– Да, да, – к лучшему, – поигрывая бровью и щурясь, подтвердил Наум Сергеевич. – Они за кем сейчас числятся?
– Да за нами – по-прежнему.
– Ну, вот что. Давай оформлять материал на освобождение. Чего зря томить ребят? Отпустим. Хотя бы одного. Для начала.
– Одного?
– Да, пока – одного… Того самого, чья кличка Копыто. Учти, это враг Беляевского, Смертельный враг. Понимаешь? Смертельный!
Глава семнадцатая
Послюнив пальцы, Игорь снял нагар со свечи. Огонек мигнул и разросся, и тотчас же комната стала светлей и просторней. Коротко глянув на часы, Игорь наморщился, подавляя вздох: Наташа снова запаздывала. Прошли уже все сроки, день иссякал, клонился к вечеру – и было ясно, что ждать ее теперь нет смысла. А он все-таки ждал!
Ждал и думал о том, как прочно, как неотвратимо и болезненно вошла эта женщина в его жизнь, и мысленно клял ее за это. И все время, невольно, прислушивался к тишине, ловя сторонние звуки, мечтая заслышать легкие, торопливые, летящие к нему шаги…
И он услышал их.
Шаги возникли в отдалении – тихо приблизились к двери. Они были легки, едва уловимы; они терялись среди мелких шорохов и скрипов, всегда живущих в недрах безлюдного здания. Они едва достигали слуха, и он угадал их, различил, в основном, подсознательно, инстинктивно – нервами, кожей, всем своим существом.
Рука его машинально потянулась к револьверу. Но тут же он спохватился, отдернул руку, и подумал, усмехнувшись: «Постоянно пугать свою крошку кольтом – это уже становится смешным!»
Затем он крикнул нетерпеливо:
– Где ты там, эй? Чего ждешь? Входи!
Дверь растворилась. И сразу же Игорь почувствовал, как все в нем похолодело…
На пороге стоял Гитарист.
– Ну, здравствуй! – сказал Гитарист. И крупно шагнул в комнату, к Игорю. И вслед за ним появилось еще несколько фигур. Вошедшие разделились – окружая Игоря, обходя его, беря в кольцо. И озираясь, Игорь подумал, испытывая томительную слабость и дурноту: «Теперь – конец».
Он попятился к постели (туда, где лежал кольт), но Гитарист остановил его окриком:
– Не шевелись! Стой смирно!
Обе его руки были погружены в карманы, и он говорил, не вынимая их – настороженно, зорко следя за Интеллигентом:
– Учти: одно лишнее движение – и кранты. Стреляю сразу! Ясно?
– Ясно, – пробормотал Игорь.
– Ну, вот. Так и дыши.
Кто-то из спутников Гитариста подошел к ящику, на котором слезилась оплывшая свеча; под свечей, в желтом световом кругу, лежал финский нож, консервы, хлеб. Парень сгреб финяк и отступил, небрежно им поигрывая. В то же время другой – зайдя незаметно за спину Игоря – быстро и ловко обыскал его, ощупал одежду. Интеллигент стоял неподвижно и молча, он понимал: сопротивляться в данном положении – глупо. Надо повиноваться, хитрить и ждать. Ждать разворота событий. Ловить спасительный шанс…
– Что ж, ребята, – сказал он затем, – ваша взяла… Добрались-таки, выследили! Интересно, как это вам удалось?
– Ну, милый, – отозвался Гитарист, – ты же ведь не вчера родился – сам, небось, знаешь, что такое кодла! Если уж она что решит – так все и будет. От нее и на морском дне не скроешься. Она везде достанет!
Неторопливо, вразвалочку, приблизился он к соломенной игоревой постели. Пошевелил ложе носком сапога. И уселся в изголовьи – как раз там, где хранился под одеялом револьвер.
– Садись! – пригласил он Игоря широким жестом. – Садись, потолкуем.
– О чем? – спросил Игорь.
– Да садись ты, – дернул его Гитарист за рукав. И потом, когда Игорь нехотя, упираясь, уселся рядом, сказал:
– Знаешь, зачем мы пришли?
– Догадываюсь…
– Ну-ка! – прищурился Гитарист.
– Эх, ребята, – устало махнул рукой Игорь, – чего зря волынить? Дело понятное: пришли по мою душу… Что ж, получайте… Я – вот он! Я – ваш!
И затем – проведя ладонью по напрягшемуся осунувшемуся лицу – добавил, умеряя дыхание, стараясь не выдать, не показать отчаянной, горестной тоски, подступившей к самому его горлу:
– Скажу напоследок одно: моей вины ни в чем нигде нету. Но это – что ж… Этого ведь не докажешь. Я знаю свое, вы – свое.
– Вот тут ты ошибаешься, – сказал Гитарист. – Мы все, брат, знаем. Все! Усекаешь?
– Что значит – все?
– Ну, все, как есть! И о тебе, и о Косте Хмыре, и о Брюнете. – Гитарист весело посмотрел на Игоря, тряхнул челкой, Угол прямого его рта пополз вкось. – Знаем теперь, кто кодлу закладывал, кто кого и как в саду укоцал…