Ночные кошмары и сновидения - Стивен Кинг

— Роберт, — она чеканила слоги, — Роберт, пожалуйста, составь предложение со словом «завтра».

Роберт задумался над задачей. Класс разморило на ярком сентябрьском солнышке. Электрические часы над дверью извещали, что остается еще полчаса до желанных трех, и единственное, что не давало детям уснуть над тетрадками по правописанию, была зловещая спина мисс Сидли.

— Я жду, Роберт.

— Завтра случится что-то плохое, — сказал Роберт. Слова звучали абсолютно безобидно, но мисс Сидли, которая, как и все блюстители дисциплины, обладала развитым седьмым чувством, они крайне не понравились. — Зав-тра, — закончил Роберт. Руки у него аккуратно лежали на парте, и он снова сморщил нос. А еще едва заметно улыбнулся краешком рта. Мисс Сидли вдруг ощутила необъяснимую уверенность, что Роберту известен ее трюк с очками.

Ну что ж, прекрасно.

Она начала молча выписывать следующее слово — ее прямая спина говорила сама за себя. Она внимательно следила краем глаза. Скоро Роберт покажет язык или сделает этот отвратительный жест пальцем, который они все знали (кажется, даже девочки теперь знают этот жест), просто чтобы проверить, действительно ли они видит то, что он делает. Вот тогда и последует наказание.

Отражение было слишком невелико, расплывчато и искажено. И она вся сосредоточилась на слове, которое писала, следя разве что совсем крохотным уголком глаза.

Роберт изменился.

До нее дошло лишь слабое отражение, просто пугающее мимолетное превращение лица Роберта во что-то… иное.

Она резко повернулась, бледная, не замечая протестующего прилива боли в спине.

Роберт мягко, вопросительно взирал на нее, руки аккуратно сложены. На затылке первые признаки будущего вихра. Он не выглядел испуганным.

«Мне показалось, — подумала она. — Я на что-то смотрела, и, хотя там ничего не было, мне что-то привиделось. Просто так поучилось. Однако…»

— Роберт? — Она пыталась произнести это властно, так, чтобы в ее голосе звучало невысказанное требование сознаться. Но не вышло.

— Да, мисс Сидли? — Его глаза были темно-карие, почти черные, будто ил на дне ленивого ручья.

— Ничего.

Она повернулась к доске. По классу пронесся шепоток.

«Спокойно!» — приказала она себе и снова обернулась к ним лицом.

— Еще один звук, и вы все останетесь после уроков вместе с Джейн! — Она обращалась ко всему классу, но смотрела прямо на Роберта. Его взгляд выражал оскорбленную невинность: «Кто, я? Только не я, мисс Сидли».

Она повернулась к доске и начала писать, уже не косясь даже краешком глаза. Истекли последние полчаса, и ей показалось, что Роберт, выходя, бросил на нее странный взгляд. Он как бы говорил: «У нас с вами секрет, правда?»

Этот взгляд не выходил у нее из головы. Он застрял там, будто крохотный кусочек мяса между двумя резцами — вроде бы маленький, а ощущение такое, будто там целый камень.

В пять часов она принялась в одиночестве за обед (варенные яйца с поджаренными хлебцами), не переставая думать об этом. Она не из тех школьных старых дев, которых с воплями и причитаниями выпроваживают на пенсию. Такие напоминали ей картежников, которых не оторвешь от стола, когда они проигрывают. Она-то не проигрывала. Она всегда была в выигрыше. Она опустила глаза на свой незатейливый обед.

Всегда ли?

Перед ней предстали чисто вымытые детские личики ее третьего класса, и отчетливее всех — лицо Роберта.

Она встала и зажгла свет.

Позже, когда она уже засыпала, перед ней проплыло лицо Роберта, неприятно ухмыляющееся в темноте. Лицо начало изменяться.

Но прежде чем она ясно представила, во что оно превратилось, его поглотила тьма.

Мисс Сидли провела бессонную ночь и пришла в класс с соответствующим настроением. Она ждала, почти надеялась, что кто-то зашепчет, захихикает, а то и пукнет. Но класс вел себя тихо — очень тихо. Они безропотно уставились на нее, и казалось, что их глаза, словно слепые муравьи, давят на нее.

«Перестань! — строго приказала она себе. — Ты ведешь себя, как капризная выпускница учительского колледжа!»

Снова день тянулся бесконечно, и когда прозвучал последний звонок, она испытала большее облегчение, чем школьники. Дети выстроились у двери ровной шеренгой, по росту, взявшись за руки.

— Разойдитесь, — скомандовала она и огорченно слушала их радостные вопли, когда они выбегали через вестибюль на яркое солнышко.

«Во что же оно превратилось? Что-то луковицеобразное. Оно мерцало. Уставилось на меня, да, уставилось и ухмыляется, и это было вовсе не детское лицо. Оно было старое и злое и…»

— Мисс Сидли?

Голова у нее дернулась, и она непроизвольно икнула.

Это был мистер Ханнинг. Он сказал с извиняющейся улыбкой:

— Не хотел вас испугать.

— Все в порядке, — произнесла она более сухо, чем намеревалась. О чем она думала? Что с ней происходит?

— Давайте проверим бумажные полотенца в туалете для девочек, если вы не возражаете.

— Конечно. — Она встала, приложив руки к пояснице. Ханнинг сочувственно посмотрел на нее. «Ради Бога, — подумала она. — Старой деве вовсе не весело. И даже не интересно».

Она прошмыгнула мимо Ханнинга и направилась через вестибюль в туалет для девочек. Стайка мальчишек, которые несли ободранные и исцарапанные бейсбольные принадлежности, замолкла при виде ее и с виноватыми лицами просочилась за дверь, откуда вновь донеслись их крики.

Мисс Сидли нахмурилась, размышляя над тем, что в ее время дети были другим. Не вежливее — на это у детей никогда нет времени, и не то чтобы они больше уважали старших; у этих появилось какое-то лицемерие, которого раньше не было. Послушание с улыбкой на виду у взрослых — этого раньше не было. Какое-то тихое презрение — оно выводило из себя и нервировало. Как будто они…

«Скрываются под личиной? Так, что ли?»

Она отогнала от себя подобные мысли и вошла в туалет. Это было маленькое Г-образное помещение. Унитазы выстроились в ряд вдоль длинной стены, раковины — по обе стороны короткой.

Проверяя корзинку для бумажных полотенец, она взглянула на свое отражение в зеркале и вздрогнула, присмотревшись к нему. Ее не волновало то, что она увидела, нисколько. Появилось выражение, которого не было еще два дня назад, — испуганное, настороженное. С внезапным ужасом оно осознала, что расплывчатое отражение бледного, почтительного лица Роберт в ее очках запало ей в душу и засело там, словно гнойник.

Дверь открылась, и она услышала, как вошли две девочки, хихикая над чем-то своим. Уже собравшись выйти из-за угла, она услышала собственное имя. Она повернулась к раковинам и начала вновь проверять корзинки для полотенец.