Большой Джон - Лидия Чарская

Додошка и Рант прослыли настоящими профессорами в деле устройства таких шпаргалок и нафабриковали их целую массу. Впрочем, Додошка не ограничилась шпаргалкой; в утро экзамена она поразила своих подруг новым изобретением: почти все ладони и пальцы девочки были испещрены цифрами и первоначальными буквами перечня труднейших для запоминания имен и исторических событий. Девочки, окружив Даурскую, ахали.

— А если руки вспотеют, все и сотрется, — не утерпела заметить Эльская.

— Ну, уж, пожалуйста, не врите. У меня этого быть не может, — возразила Додошка. — Руки вспотеют!.. Фи, какая проза!.. Это вам только в голову, Эльская, может прийти…

— Ах, извини, пожалуйста, — хохотала Сима, — я совсем забыла, что ты, Додошка, воплощение одной поэзии и соткана вся из лунного света, аромата фиалок и…

— Леденцов… — подхватила Лида Воронская, заливаясь смехом.

— Ха-ха-ха! — подхватили остальные.

— Вам до моих леденцов никакого дела нет! — сердито крикнула Додошка. — Прошу, оставьте меня!..

В день экзамена, назначенного ровно в два часа, девочек, за час до начала, повели в актовую залу.

Здесь были настежь раскрыты окна, и виден был старый вековой сад.

— Боже мой, какая прелесть, как зелено, свежо! — воскликнула Креолка и вскочила на скамью, а оттуда на подоконник. Легкий ветерок заиграл ее черными, как смоль, локонами.

— Зина… Бухарина… Что ты делаешь?.. — округлив умышленно, как бы от ужаса, глаза, подбежала к ней Сима-Волька, — и тебе не страшно?

— А что? — спросила Креолка.

— Прическу тебе ветер растреплет, вот что! — крикнула Сима, запрыгнула на подоконник и взмахнула руками, как крыльями, точно готовясь лететь.

— Глупо, Эльская! — Креолка незаметно взглянула в оконное стекло, как в зеркало, и поправила отделившийся локон.

На соседнем подоконнике, протянув руки к саду, Лида Воронская декламировала только что сочиненное стихотворение:

Я люблю серебристый ЭфирЛучезарного майского дня,Я люблю этот праздничный пирИз лучей, из цветов и огня.Я люблю этот ропщущий сад,Тишину полутемных аллей…Смеха, шуток веселый каскадИ моих ненаглядных друзей…Вас, подруги родные мои,Мне уже никогда не забыть…

— Воронская, ты шестнадцатого билета не знаешь, пробеги скорее… — услышала поэтесса голос с соседнего окна и быстро соскользнула с подоконника, несмотря на протестующий ропот подруг, требовавших продолжения декламации.

Но шестнадцатый билет так и не суждено было прочитать Лиде. К ней подошла Елецкая, положила на плечо руку и сказала:

— Вороненок, предупреждаю: я твоего папу-солнышко и маму-Нэлли приглашаю на выпускной бал… У меня остаются свободные билеты… Понимаешь?..

— Ах, спасибо, Ольга… Ты очень добра… — обрадовалась Лида, — а я позову тогда на мои билеты Каролину и Марию, племянниц фрейлейн Фюрст… Пусть они повеселятся, бедняжки.

— А Большого Джона? Разве ты не пригласишь Большого Джона? — удивилась Ольга.

— О, он все равно не приедет, Большой Джон, — со вздохом проговорила Лида, — не приедет он, Елочка… Он сердится на меня…

И она хотела прибавить еще что-то, но неожиданно прозвучал голос Додошки:

— Медамочки, предупреждаю вас, не удивляйтесь: если я вытяну один из последних билетов, то упаду в обморок… Ясно, как шоколад…

— Экзаменаторы!.. Экзаменаторы!.. — послышался голос m-lle Медниковой, и выпускные поторопились занять свои места.

Мысли Лиды были далеко от экзамена, она знала, как говорится, на ура все билеты, за исключением шестнадцатого. Но и о нем она нимало не заботилась сегодня. Всеми ее помыслами теперь овладел Большой Джон. Через три дня надлежало быть выпускному балу, этому последнему торжеству вылетающих из стен институтской клетки птичек.

На этот бал разрешалось приглашать знакомых, родственников и друзей выпускных, которым полагалось два пригласительных билета.

Лида еще в начале года мечтала о том, как на этом балу, хозяйками которого считались испокон веков сами выпускные, она будет танцевать с Большим Джоном. И вот — все рухнуло разом по ее же милости. Ее друг, ее брат, ее добрый волшебник сердится на Лиду, правда, справедливо, но… ведь она искупила свою вину… А он и не знает…

— Госпожа Даурская! госпожа Воронская!.. — услышала она голос Стурло и подошла к зеленому столбу брать билет.

Первое, что бросилось ей в глаза, была красная, как кумач, рожица Додошки.

— Ничего не знаю… Двадцатый билет… У тебя который?.. — услышала она ее шепот.

Лида перевернула взятый ею только что со стола кусочек картона и чуть не вскрикнула от ужаса.

На нем была цифра 16.

«Провал!.. Ясно — провал, без всякого сомнения!»

Провал у Стурло Воронская считала для себя позором. Она была одной из лучших учениц у «Рыжебородого Тора», и историк справедливо гордился ею.

Она безнадежно огляделась вокруг. «Перемениться билетом, но с кем»?..

Додошка, конечно, не знала шестнадцатого, как не знала и двадцатого. Попросить ее?..

Лида, нагнувшись к Даурской, проговорила шепотом, не разжимая рта:

— Хочешь выручить меня? Я не знаю своего билета, а твой знаю…

— Мне все равно, что 20-й, что 16-й… Буду в обморок падать… — также не разжимая рта, отвечала Додошка, и, не сговариваясь, обе девочки как бы нечаянно уронили свои билеты зараз и разом бросились поднимать их на глазах у ничего не подозревающего начальства.

Теперь у Додошки был 16-й билет, который она, впрочем, успела проглядеть до начала экзамена. Билет был полон хронологических вопросов, поэтому неунывающая Додошка решила прибегнуть к помощи заранее заготовленной шпаргалки.

Пока Ната Верг степенно и аккуратно доказывала причину и следствие Пунических войн, Даурская потянула за резинку приютившейся под полотняным рукавчиком шпаргалки, вытянула ее и погрузилась в заучивание нужных ей цифр, мелким бисером усеявших крошечные страницы.

Но тут произошло нечто, что вовсе не входило в план Додошкиных действий. Пока девочка, углубившись в изучение одной из страничек шпаргалки, готовилась таким образом к ответу, присутствовавшая на экзамене «кочерга» не сводила с нее глаз.

Вот она пошепталась о чем-то с инспектором, потом сказала что-то Стурло и вдруг решительно поднялась со своего места и направилась к Даурской.

Она очутилась перед опешившей девочкой так внезапно, что никто не успел даже предупредить Даурскую о грозящей ей опасности.

— Отдайте мне то, что у вас спрятано в рукаве! — услышала Додошка скрипучий голос над своим ухом и обомлела, увидя сердитое лицо «кочерги».

— Уверяю вас, m-lle, что… что у меня… честное слово… — забормотала несчастная.

— Отдайте мне то, что у вас спрятано в рукаве! — повторила «кочерга».

— Отдай шпаргалку, Додо! Не отвертишься ведь от этой ведьмы, — шепнула Воронская.

Но Даурская рассудила иначе. Отдать шпаргалку — значило сознаться в содеянном проступке. А этого более всего боялась Додошка. Она обвела глазами экзаменаторский стол: все на нее смотрели, как ей показалось, инквизиторским взглядом.

«Упади в обморок… Упади… Теперь же… сейчас», — говорила себе Додошка. Она пронзительно взвизгнула и для чего-то подпрыгнув, грохнулась изо всех сил на пол, пребольно стукнувшись головой о паркет.

Это случилось так внезапно, что ошеломило не только начальство и девочек, но и «кочергу».

Ошеломило, но не надолго. В следующую же минуту Ефросьева склонилась над лежащей Додошкой и, нащупав под рукавом девочки злополучную шпаргалку, торжественно извлекла ее оттуда и бросила па стол.

— Гадкий, бесчестный, недостойный поступок! И это сделала выпускная, взрослая воспитанница за неделю до выхода ее из института! — бесновалась она. — Встать!.. Встать сию минуту!.. Приказываю вам встать!..

«Кочерга» дернула мнимо-бесчувственную девочку за руку.

Смущенная до последнего предела, Додошка неловко встала с пола и, не поднимая глаз, очутилась перед столом.

«Все кончено!.. — вихрем пронеслось в ее мыслях. — Все кончено!.. Позор… На всю жизнь позор и мука!.. Стурло… Боже мой, Стурло!.. Что он подумает обо мне?.. Как он должен презирать меня…»

Она закрыла лицо руками и судорожно зарыдала на весь зал.

Ей дали выплакаться, чья-то предупредительная рука протянула ей стакан с водой.

Додошка отпила воды, успокоилась немного и ждала. Ждала, как преступница приговора.

Кто-то обратился к ней мягко и негромко:

— Вы так взволнованны, г-жа Даурская, что вряд ли сможете различить, что написано в билете, а потому я буду задавать вам вопросы, на которые вы мне соблаговолите отвечать.