Хранитель понятий - Игорь Чубаха

Короче, и эти двое бравых Вензелевских торпед опоздали к воротам «Углов». Если вы думаете, что Вензелевские торпеды опоздали перехватить Шрама, то глубоко заблуждаетесь. Вензель пока не знал, что Шрам надумает запереться в «Углах», зато знал, что некий гражданин Апаксин может кой-чего подсказать Шраму насчет заветных списков. Но тип из спортивных барыг будто сквозь пальцы проскользнул у Вензеля, зато достался Шраму целым и невредимым.

А вот откуда Вензель пронюхал фишку про Апаксина, совсем другая история.

Глава одиннадцатая. Мой дом – тюрьма.

Сижу на нарах я, в Нарофоминске я.

Когда б ты знала, жизнь мою губя,

Что я бы мог бы выйти в папы римские,

А в мамы взять естественно тебя.

Счастье привалило в виде кругленького пожилого человечка в кремовой рубашке и бабочке. Счастье представилось адвокатом Бескутиным, которому поручено вести их дела не за страх, а на совесть. Адвокат, человек с добрым лицом и плутоватыми глазами (впрочем, глубоко упрятанными в морщины), объяснил поочередно обоим клиентам СИЗО, какой великолепной стороной для них выворачивается жизнь.

– ...Всего-то мне нужны ваши подписи. И завтра же, завтра вы выйдете на волю. Они, – на этом слове, со значением качнув головой сначала вбок потом наверх, адвокат Бескутин скривился от омерзения, – ничего не смогут поделать. Куда им? Считайте себя свободными, господа! – от адвоката пахло таким дорогим одеколоном, что гражданин Лодун побрезговал бы пить.

Гражданин Клязьмин, как более ответственный, на одеколон не морщился. Он морщился на адвоката в целом. Подследственные по ту сторону стола переглянулись, словно пытаясь выяснить друг у друга, за что им таким счастьем по голове?

Первому, попавшемуся на очистке коридора коммуналки от шуб, курток и вишневого варенья, повязанному силами жильцов возле туго набитых спортивных сумок, Бескутин открыл, как все было на самом деле. А именно: гражданин Гурьянов, жилец пострадавшей коммуналки, попросил гражданина Лодуна, ныне жильца СИЗО «Углы», принести ему необходимые вещи по адресу, по которому прописана разливуха «Огонек». Сам Гурьянов – человек пьющий, потому, во-первых, самомостоятельно за вещами сходить не мог, во-вторых, плохо растолковал новому приятелю Лодуну, где лежат потребовавшиеся вещи и как они выглядят. Растолковал-то плохо, а ключ от квартиры дал. Доказательства злого умысла, то есть продажи вещей, в деяниях Лодуна отсутствуют. Значит, никто у никого не воровал, просто ошибочка вышла. Дело следует закрыть в виду отсутствия судебной перспективы.

Потом адвокат Бескутин напомнил второму гражданину, ногтем царапающему стол в комнате свиданий, его печальную историю. Гражданин Клязьмин раскурочил помещение секты «Семья последнего дня». Тяжелым тупым предметом вскрыл дверь, нанес телесные повреждения средней тяжести охраннику, тибетскому гуру и отдельным братьям и сестрам. Высадил факсом окно, компьютерами забросал пол, справил малую физиологическую потребность в диван, а большую – в символическое изображение последнего солнечного заката. Кто спорит, так и было.

Но почему гражданин Клязьмин совершал деяния, что им двигало? А виной всему ВНУШЕНИЕ, некая разновидность гипноза, воздействию которого подвергся гражданин Клязьмин со стороны секты. Под тем же внушением люди вступали в секту, переписывали на ее имя квартиры и дачи и отдавали ей последние сбережения. Но на Клязьмина гипноз подействовал обратным, отторгающим образом, то есть погружающим в состояние аффекта. Вот заключение психиатора, где феномен подробно разбирается в самых научных выражениях.

Адвокат сопровождал молотьбу языком доставанием из пупырчатого, желтокожего портфеля разных бумаженций. И в конце своих рассказов пододвинул к подзащитным листки, под которыми тем требовалось подписаться.

– Э, э! – отшатнулся от листка гражданин Клязьмин. – Чего, суда не будет? Так не пойдет.

– То есть как?! – от искренненего изумления, казалось, вот-вот захлопает крыльями концертная бабочка на шее адвоката.

Гражданин Клязьмин по кличке Зубило нервно дергал куцую бороденку, ковырял в ухе, похоже, и сам пока не понимая, почему не пойдет.

– А вот почему! – он перестал донимать бороденку. – Хочу, чтоб знали! Честные люди кругом знали. Как гады их дурют. Врут про последний день, чтоб капусты себе нашинковать.

Бескудин слушал терпеливо, только чуть отъехал на стуле, чтоб не забрызгало слюной. Клязьмин постепенно заводился, будто движок антикварного «Запорожца» на морозе.

– Я им, иродам, показал Последний день! Ага, не понравилось!? Вот и значит, что туфту варганят. Пусть православные... пусть християне проведают, как их изводят. Пресса пусть пропишет...

– Ничего у вас не получится, уважаемый, – тведо, как ставят печать, сказал Бескутин, заслонив щеки бактерицидным носовым платком. – Они же тоже не дураки, потребуют закрытого суда. Им тоже негативная огласка ни к чему.

– А я в суд пойду. Все, без базара. Пусть страна знает.

– Смешной человек, правда? – адвокат повернулся ко второму гражданину напротив. – На волю не хочет.

– Я тоже не хочу, – сообщил гражданин Лодун, потеющий от напряжения мысли, как кондиционер отечественного производства.

– А вы почему, уважаемый? – Бескудин прикрывал сморкалкой нос, чтоб не дышать с клиентами одной атмосферой.

– Почему? Я тебе, жук бумажный, скажу почему, – Лодун злобно проскрежетал остатками зубов. – Ты жируешь на зеленых бобах. Водку лакаешь и таскаешь баб, сколько влезет. Ты без хавки не кис. Без дому не кантовался. По помойкам не летал. На теплотрассах не дрых. Короче, зиму я решил в тюряге зимовать. Тепло и кормят. И не лезь со своими отмазками.

– Ну, ну, разве мало мест, где можно провести зиму без туберкулеза и баланды? – адвокат благоухал одеколоном и загораживалсч носовым платком, отклоняясь на стуле за черту риска, – На юг податься. Или на север, на заработки, там опять люди нужны. Хоть, – толстяк из-за платка указал подбородком на гражданина Клязьмина, – В какую-нибудь секту пристроиться, – тут адвокат чуть не сверзся со стула. Прокашлялся и вдумчиво отодвинул стул подальше от клиентов.

– Не знаю, чего там на севере, а в тюрьме зимовал, привычно. Все, хоре, командир, завязывай толковище, скидавай дела прокурору. Я, кстати, тебя вообще не звал.

– Ну да, ну да, – покивал Бескутин. – Вы же оба москвичи. От наших дел далеки. Так вот, господа. Вышло негласное распоряжение НАШЕГО губернатора – освобождать следственные изоляторы от лишних людей. Пересматриваются все дела. Этим обязывают заниматься лучших адвокатов, – жало указательного пальца повернулось к своему хозяину. – Так что, хотите вы того или нет, подпишете или нет, пойдете оба на свободу. Выпихнем! Ясно?..

А вот про что умолчал Бескудин, и чем реально обеспокоился, так это тем, что сегодняшние два отказа были далеко не единственными. Уже семь урок отказались по добру, по здорову выметаться к едрене фене из «Углов». И все – московские гастролеры. Тенденция, однако.

– ...Произвол! – в благородном гневе раздул трахею бизнесмен от спорта Апаксин.

– Садись. Я тебе втолкую все: и кто ты, и кто я.

Но задержанный не садился. Типа демарш. Типа выражал несогласие и понтовался на предмет собственной крутости. Как же – правая рука самого Тернова. Он по жокейски расставил ноги возле табурета и гордо держал голову высоко поднятой:

– Я не стану с вами разговаривать без адвоката, без звонка домой, без предъявления постановления. Что вы себе позволяете?!

Уверенное возмущение задержанного стильно увязывалось с его костюмом явно от каких-то кутюрье, с галстуком за месячный доход среднего магазина «Спорттовары», с часиками на позолоченном браслете, с округло-сытой физией ресторанного завсегдатая.

– Ладно, паря, я тебе тоже ничего не скажу, пока сам не запросишься потрендеть по душам, – человек за пустым столом, смотрел в упор, будто пилой пилил, и говорил нагло и весело. – Ух, как ты просить меня станешь. Парашу будешь готов вылизать, лишь бы я с тобой покалякал.

– Я смотрю, вы не совсем понимаете, с кем имеете дело! – задержанный гневно встряхнул костюмными и жировыми складками, погнав волну дороженных парфюмерных ароматов.

– Да будет тебе разоряться, – типа заскучавший слушатель нажал кнопку под крышкой стола и бросил заглянувшему в дверь надзирателю. – Веди его в пятый.

– А кто это был? – имел наглость спросить Апаксин у вертухая. Очень похожая рожа скалилась на Апаксина с заборов и из рекламных роликов. Но тот кандидат в депутаты выглядел гораздо интеллигентней.

– Следователь по особо важным делам Сергей Владимирович Шрамов, – ответил, воротя лукавые глазки, вертухай, вместо того, чтобы дать пинка тормозящему пижону...

...Через два часа сорок минут из карцера номер пять, прозванного обитателями «Углов» сволочильником, присмиревшего задержанного спортивного барыгу Апаксина в сером, теперь уже местами запачканном костюме повели в камеру номер сорок семь.