Сыграй мне смерть по нотам... - Светлана Гончаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что рассказывать? — смутился Самоваров.
Он решил, что Стас хочет знать подробности его личной жизни.
— Как это что! — вскричал Стас и потянулся к самой большой из самоваровских чашек, на которой были искусно нарисованы два лысых китайца. — Как что! Забыл, что ли? Обещал же поспрашивать про старичка, что внезапно скончался. У него ещё кто-то все кошачьи миски выдраил.
— Про Щепина?
Теперь Самоваров смутился ещё больше: он начисто забыл о просьбе Стаса и ничего нового о князе-анималисте не разузнал. Даже свою последнюю встречу со Щепиным он вспоминал смутно. Перед глазами привычно возникал образ проклятого кота с бакенбардами, а всё прочее затягивалось кисейным туманом. Или не было ничего важного в полупьяной болтовне старого скульптора?
Стас терпеливо ждал ответа. Он прихлёбывал чай и ловко кидал в рот мелкие печенюшки (Самоваров всегда держал в старинной жестяной банке печенье для гостей).
— Ну, и как? — спросил наконец Стас.
— Да никак, — признался Самоваров. — По нулям. Правда, видел я тут одного закадычного друга Щепина, некоего Селиванова. Это бывший художник-оформитель. Он говорит, что перед кончиной новых знакомых у Щепин не появилось. Селиванов каждый день бывал у Щепина в мастерской. Гостил подолгу — выгнать его трудно. Даже ночевал часто. Так что был в курсе всех дел. Доверять ему можно — дяденька немного пьющий, но неглупый. Мне не соврёт.
— Как, говоришь, его фамилия? — хрустя печеньем, осведомился Стас и достал записную книжку. — Селиванов? Ну-ка, поглядим… Пьющий Селиванов… Нет, такого я ещё не допрашивал. Многих других — да, а этого нет. Слушай, художники все вот так, сплошняком, закладывают?
— Нет, конечно. Многие не пьют вовсе. Но Щепин дружил именно с пьющими. А что, дело еще не закрыли? Ты на естественную смерть вроде надеялся.
Стас заглянул снова в жестяную банку, но там осталось только два печенья. Из деликатности он их не тронул и со вздохом сообщил:
— Не вышло у нас естественной смерти. У старика был сердечный приступ, но в организме обнаружились следы некоего препарата на основе дигиталиса. Нашлась и точечка на предплечье — след от инъекции, сделанной незадолго до смерти. Один-единственный след, других уколов не было. А ведь старики обычно любят лечиться.
— Щепин традиционной медицины не признавал, — напомнил Самоваров.
— Похоже, наш скульптор от той единственной инъекции и помер. Типичный приёмчик охотников за квартирами!
— Что, наследники квартиры объявились?
— В том-то и дело, что нет. Квартира не приватизирована! Никто, кроме Щепина, в ней не прописан, назойливых родственников не замечено. Сам он в мастерской дневал и ночевал. По словам соседей, в последнее время к Щепину на дом вообще никто не захаживал.
— Родственников точно никаких? — спросил Самоваров.
— В Нетске никого. Нашли в квартире Щепина открытки полувековой давности из Калининграда. Там у Щепина, оказывается, двоюродный брат жил, единственный родственник. Связались с Калининградом: кузен Щепина давно скончался. Дочка кузена, опять же единственная, лет десять как живёт в Германии, где процветает в качестве жены популярного пластического хирурга. Вряд ли эта дама заказала убийство дядюшки из далёкого Нетска. Зачем? Чтобы завладеть его однокомнатной квартирой, до крайности загаженной кошками? Это невозможно: он не собственник. Так что с родственниками облом. Чёрт знает что такое! Не в твоём ли самоваре дело? Золотой он, что ли?
— Облом и тут. Вчера я получил от наследника Тверитина и самовар, и чайник, причём без особых проблем, — сообщил Самоваров.
— Всюду клин! — крякнул Стас и взял-таки печенюшку. — Одна мне осталась надежда: смотреться в колодец двора… Деваться некуда — выкладывай всё, что знаешь, про второго покойника.
— Какого?
— Про этого поэта-песенника с самоварами.
— Давно бы так! Тверитин Матвей Степанович тоже скончался от сердечного приступа, — сказал Самоваров. — Ты прав, за него браться теперь надо — кошек он не держал, но и у него в кабинете основательно прибрались, полки вытерли и на батарею повесили тряпочку сушиться. Что это, как не фирменный почерк убийцы? Пересмотри сводки за последнее время: может, этот чистюля ещё у кого-то побывал?
— Не учи учёного, корифей искусств! Лучше скажи, какой смысл этих дедов убивать? Должен же быть мотив? От скульптора осталась только выморочная квартира, которая никому не достанется. Статуйки его, как ты и говорил, гроша ломаного не стоят — я консультировался. Мастерскую ему арендовал Союз художников, теперь другой ветеран в ней работать будет. В чём тогда дело? И поэт тут к чему?
— К чему, не знаю, — сказал Самоваров, — но наследство у него не чета щепинскому. Шикарный особнячок в центре, а также коллекции — неровного качества, но не копеечные. Да и деньги быть должны. Но вот незадача: наследник у него официальный и единственный — тот самый Смирнов, что мне самовар и чайник вернул.
Стас ухмыльнулся:
— Что, если он наградил тебя чайником, значит, уже и убийцей не может быть?
— Не похож. Смирнов — человек респектабельный, обеспеченный, — возразил Самоваров. — Это известный композитор и дирижёр. Унаследованный особняк будет превращён в центр детского вокала. Станет кто-то в наше время убивать ради общественной пользы? К тому же Смирнов был очень привязан к покойному.
— Все и всегда к покойным очень привязаны, — цинично заметил Стас. — Может, твой дирижёр с ума сошёл? И решил ради детишек пришить поэта?
— Ерунда! — не согласился Самоваров. — Главное, Смирнов не станет ни пол мыть, ни пыль вытирать. Тем более чистить кошачьи миски! Это персона европейского уровня, с европейскими замашками.
— А мы в Азии живём и всё проверим. Может, это не дирижёр, а другой кто-то сошёл с ума и стал мочить стариков? Не хотелось на себя ещё и Тверитина взваливать, но, увы, серия получается. Если следователь пробьёт эксгумацию, и Тверитина тем же препаратом угробили… Результат быть должен — ведь зима сейчас, холодрыга, поэт лежит как куколка, в далеко не сырой земле… Установить можно… Если и там был укол… И тряпочка на батарее висит…
Стас ушёл, с полным правом сунув за щёку последнее самоваровское печенье. В мастерской стало пусто, но не тихо: в Мраморной гостиной репетировал баянист. Его жизнерадостный инструмент ревел, как тепловоз. И без музыки у Самоварова в голове был полный сумбур.
Самоваров достал блокнот и тонко очиненным карандашиком стал чертить схемку. Итак, два старика один за другим умерли или кем-то убиты. Если убиты, то зачем? Непонятно. Что такого говорил князь Щепин, чему он, Самоваров, скотина, не верил? От всего происшедшего выиграл один Смирнов Андрей Андреевич, который заполучил особняк. Судя по всему, Смирнов устроит там свой детский центр. Зато он мог в прошлом присвоить произведения композитора Шелегина. Его собираются разоблачить. Что из этого следует? А чёрт его знает! Самоварчик получен, и про Смирнова лучше забыть.
Забыть не получилось. Проходя через аванзал, Самоваров снова увидел там Смирнова. За той же бронзовой Венерой Каллипигой, где Андрей Андреевич ещё недавно сулил Ирине Шелегиной счастье, он теперь целовался с рыжей Анной. Самоваров сразу узнал нахалку по её весёлым оранжевым хвостикам. Поцелуи были жарки: Анна обхватила шею дирижёра мускулистыми недетскими руками, а Андрей Андреевич поглаживал и страстно мял её коротенькую юбочку. Самоваров сконфузился. Торопливо, как только мог, он проследовал своей дорогой и нарочно отвернулся от Каллипиги. Но он был уверен, что в эту минуту Смирнов смотрел на него краем сладострастно полуприкрытого глаза.
Он не ошибся: Андрей Андреевич скоро его нагнал, отирая лицо клетчатым платком.
— Добрый день! Как вы вчера свой самовар с чайником до дому донесли? — без всякого смущения поинтересовался Андрей Андреевич. — Жалею до сих пор, что не смог вас подвезти. Проклятые дела! Как назло, один из родителей моих детишек вдруг отказался печатать наши буклеты. Что-то там у него стряслось — проворовался, что ли. А у нас на носу гастроли в Голландии. Переигрывать некогда! Я для своих детей на всё готов. Будут, будут у нас буклеты!
И слегка понизив голос, с прежней открытой улыбкой добавил:
— Вы не удивляйтесь тому, что вы только что видели. Это издержки профессии. Что делать, девчонки влюбляются! Морока с ними. Одни влюбляются тихо, со слезами и соплями, подкарауливают у подъезда, конфеты в карманы суют — с этими проще. А ведь бывает, наоборот, покою не дают. Угрожают, скандалы закатывают. Чего только я не натерпелся!
— Да, трудно вам, — посочувствовал Самоваров.
— А вы не смейтесь! Я врагу такого не пожелаю. В прошлом году одна дурында бесилась-бесилась да и наглоталась диазепама. Приходим на репетицию, а она лежит на рояле — холодная, не шевелится. На груди моя фотография. Я тогда сам чуть не окочурился от такой картины. «Скорую» ей вызвали, откачали, в психиатрическую больницу отвезли. Неприятная ситуация…