Калигула или После нас хоть потоп - Йозеф Томан

Да она в него влюбилась по уши, а уж влюбленные-то глупы, как овцы безголовые, не ведают, что творят. Как же быть, как уберечь ее от этого прохвоста?

Бальб машинально шел дальше, мрачные мысли не давали ему покоя. Он сам не заметил, как угодил в поток работников, идущих через мост Эмилия на левый берег Тибра. Все шумно потешались над одураченным сенатором Авиолой: этакий молодец наш Фабий!

Один только Бальб в этой толпе думал иначе.

Глава 16

Дочь Макрона, Валерия, которую народ прозвал "римская царевна", проснулась на ложе из кедрового дерева.

Шевельнулась под тонким белоснежным покрывалом, потянулась, крепко зажмурив глаза. Вот уже несколько дней в них неотступно стоит образ молодого человека.

Валерия улыбается. Желтая ящерица в террариуме, стоящем возле ложа, этого но видит, хотя таращит глаза на свою хозяйку. Она не может видеть улыбки, потому что лицо госпожи покрыто толстым слоем теста, замешенного на ослином молоке, чтобы кожа была нежной. Под такой неподвижной маской улыбки не увидишь.

Ей хочется открыть губы для поцелуя, но маска из теста стягивает их и мешает.

Она медленно открывает глаза. На красном занавесе, отделяющем кубикул от балкона, мелькнула тень. Открытые глаза Валерии напряженно следят, как вздувается и опадает ткань. Зрачки расширяются, они ловят движение тени, движение бесстыдное, порывистое, убыстряющееся, как возбужденное дыхание женщины.

Она крепко зажмурила глаза. Закрыла их руками. Напрасно. Видение не исчезает. Наоборот, оживает и надвигается на нее.

Валерия видит себя такой, какой она была несколько лет назад: все время одно и то же движение, повторенное тысячи раз, пережитое тысячи раз без чувств, до изнеможения, до отвращения. Обессиленные бедра, рот, пахнущий чужими запахами, омерзение, пустота…

Ее отец, погонщик волов, был освобожден хозяином от рабства и завербовался в армию. Мать с дочерью остались в деревне.

Заносчивая, вспыльчивая девушка мечтала о красивых вещах. Жаждала роскоши и великолепия, которые видела у господ. Чем могла заработать горсть сестерциев красивая чувственная девчонка с глазами газели и формами Афродиты? Она сбежала от матери в город и зарабатывала. К утру ее белое тело было покрыто синяками от грубых лап клиентов, а глаза затягивала пелена истощения и усталости. Среди толпы девок она была самой молодой и видной. Лупанар в Мизенском порту посещали матросы, солдаты, грузчики.

Валерия уже тогда отличалась норовом, не соглашалась идти с любым. Ей нравились красивые вещи. Цветы. Красивые сандалии. Тонкие пеплумы.

Украшения. Сводница, которой принадлежал публичный дом, забирала большую часть ее заработка. Но даже из той малости, что у нее оставалась, она выкраивала деньги на прозрачный хитон, серебряный браслет и на модную прическу, которую носили дочери патрициев.

Однажды моряки затащили ее на гулянку в Помпею. Там она увидела мир, который был ей неведом. Вслед ей летели жадные взгляды мужчин и завистливые взгляды женщин. Рука, унизанная драгоценностями, поманила ее из носилок, остановившихся возле нее. Черные глаза элегантной женщины скользнули по лицу девушки, по груди, бокам, ногам.

– Кто ты, девушка?

– Валерия смутилась. Потом решительно посмотрела на госпожу и ответила:

– Глория из Мизена.

– А где твои родители?

– Они умерли, – солгала девушка. Она с легким сердцем отказалась от отца, который в это время служил в седьмом легионе и почти забыл, что где-то у него есть дочь и жена.

– Сколько тебе лет?

– Семнадцать, госпожа, – ответила она и слегка покраснела, ибо прибавила себе год.

– Садись ко мне в носилки. Ты не пожалеешь…

Она нерешительно села и не пожалела.

Публичный дом Галины Моры в Помпее имел два отделения. Одно для простого люда, другое для патрициев из Кампании. Сюда, в великолепие первого класса, ввела Галина Мора Валерию.

Ах, эта красота! Валерия была захвачена роскошью обстановки, одеждой, всем. У нее была своя собственная спальня с картинами на стенах. Любовь здесь оплачивалась серебряными денариями. Новая жрица Венеры в этом лупанаре пребывала в чистоте и комфорте. Она перестала быть портовой девкой и стала гетерой. Она училась читать и писать, научилась от своих подруг греческому, пела под аккомпанемент лютни, танцевала, начала жить, как настоящая госпожа, а не как голодающая проститутка. И все же это было то же самое, каждую ночь одно и то же, рот, пахнущий чужими запахами, и тело, разламывающееся, изнемогавшее, изболевшее.

Заведение Галины Моры имело филиалы во всех крупнейших городах: в Александрии, в Кесарии, Антиохии, Пергаме, Коринфе. И в это время александрийский филиал почти перестал приносить доходы. Галина послала туда свою самую красивую гетеру – Глорию. Валерия имела успех. Богачи из Навкратиса, Пелузия, Гелиополя и Мемфиса приезжали к ней.

Александрия была великолепным городом. Валерия восхищалась ею: грандиозностью храма Сераписа, великолепием святыни Афродиты, в садах которой росло больше тысячи пальм, храмами Персифопия, Изиды Лохайской, Астарты, гипподромом, театрами, приморским пирсом и Фаросским маяком.

Мужчины и женщины всех наций, всех стран, всех оттенков кожи. Внизу, у пристани, был квартал Ракотис, здесь жили матросы и погонщики ослов. Почти в каждом доме здесь был трактир или лупанар. Публичный дом на публичном доме.

Заведение Галины Моры помещалось в роскошной вилле на холме в эллинском квартале. И прожила Валерия там три года, так же как и до этого, только в блеске золота.

Потом ее отец, занявший к тому времени должность помощника легата легиона преторианцев, был вызван в Рим. Тогда он вспомнил о своей дочери, разыскал ее и взял к себе. Его карьера была головокружительной. После измены Сеяна император искал человека, который был бы способен выполнять его приказы и при этом был бы популярен среди солдат. Его выбор остановился на Макроне. Из раба и погонщика волов за ночь Макрон стал командующим преторианской гвардией и правой рукой Тиберия. Валерия переехала на виллу, которую император подарил Макрону. Жене Макрон отправил деньги и письмо, уведомлявшее о разводе. Потом он женился на Эннии, девушке из всаднического рода…

Прошлое пронеслось перед глазами Валерии, прошлое, до сих пор ей безразличное. Сегодня оно пугает ее. Но она дочь Макрона, и, так же как отец, она не отступится от того, что задумала. Она хочет только одного:

Луция. Она хочет, чтобы Луций женился на ней. На девке?

А разве Юлия, жена Тиберия, не была девкой? – спросила себя Валерия.

Лицо под маской из теста исказилось. Да, была. И сам божественный Август отправил ее за распутную жизнь в изгнание, несмотря на то что она была его внучкой.

Но ведь теперь я уже не та, не та, уговаривает себя Валерия в отчаянии.

Тень на занавесе изменила форму. Девушка смотрит на раскачивающийся занавес и думает, как скрыть свое прошлое от Луция. Убеждает сама себя: кто бы стал искать в "римской царевне" александрийскую гетеру Глорию. Кто бы посмел?

Валерия вскочила с постели, откинула занавес, и солнце вместе с холодным воздухом влилось в комнату, от теней не осталось и следа. Она взяла в руки драгоценное серебряное зеркало. И содрогнулась. Она всегда забывает: ее утреннее лицо – это отвратительная маска из теста.

Валерия захлопала в ладоши. Ее рабыня Адуя смыла молоком маску, а другие рабыни между тем приготовили ванну, духи, мази для массажа, лаки для ногтей, коробочки, стаканчики, флаконы, пинцеты, ножнички. Все это совершалось в почтительной тишине. Раньше Валерия расспрашивала Адую о том, что за ночь произошло в окрестностях, сегодня она молчала. Была задумчива. Выкупалась, приказала сделать массаж и причесать.

Когда рабыни ушли, она снова заглянула в зеркало. Сегодня вряд ли бы кто узнал в ней гетеру из лупанара. Даже Галина Мора не узнала бы ее.

Золотисто-красная грива зачесана назад, образуя удлиненный узел, искусная прическа патрицианок на греческий манер; подкрашенные и приподнятые брови изменили форму глаз. Они теперь казались широко расставленными, большими, и в них даже появилось удивленное выражение, как у неискушенной девушки.

Слишком полные губы стали меньше от помады, голубые тени под глазами углубили взгляд, сделали его мечтательным. Она улыбнулась своему отражению в серебре.

Затем Валерия прошла в свою излюбленную желтую комнату и вышла на балкон. Ее вилла стояла на склоне Эсквилина под портиком Ливии. Прямо перед ней виднелись крыши домов, спускавшихся к форуму. Вправо за ним – Арке, римская крепость, и храм Юноны Монеты; рядом – храм, а перед ним – статуя Юпитера Капитолийского, огромный золотой шлем которого соперничает в блеске с мрамором и солнцем. Немножко левее, в тени старых дубов на Палатине, огромный дворец Тиберия. С балкона Валерии – вид на самую богатую и красивую часть Рима. На его центр, на его сердце.