Свадьба в Катманду - Одельша Агишев

— Что это? — завороженно повторила она.

— Это Будда Предостерегающий, — ответил Энгельбах и указал на надпись у подножия статуи: «Перед страхом всеобщей гибели замкни свои уста».

— А-а-а! — вдруг вскрикнул Шарма. Вскрикнул так же, как тогда, при виде первого завала, только теперь он еще и запрыгал, заплясал на бамбуковых мостках, а за ним запрыгали, заплясали все, закричали и замахали руками, потрясенные увиденным.

Лишь Энгельбах остался почти невозмутимым. Он придвинулся ближе и наклонился над порогом.

— Так и есть, — пробормотал он. — Тут, конечно, не могло быть никаких газов. Какой-то другой принцип… задачка для химиков.

Он перешагнул порог и стал осматривать статую.

— Мистер Тарновски, — позвал он. — Потрудитесь осмотреть это произведение искусства и решите, можно ли его сдвинуть, чтобы пройти дальше.

Все стихли. Дэн приблизился к статуе, начал детально осматривать с помощью своей карманной лупы.

— Цельное золотое литье, — произнес он, и его голос как-то осел. — Украшено по отливке золотой чеканкой и драгоценными камнями. Работа… нет, не уникальная, а единственная. Такого еще никто не находил. Ему просто нет цены…

— Спокойнее, мистер Тарновски, спокойнее, — предостерег Энгельбах. — Ваша оценка транспортабельности?

Дэн приник к полу у самых ног Будды.

— Он стоит совершенно свободно. Весит… килограммов триста или около того. Его можно вынести вручную.

— Вот этим мы сейчас и займемся, — сообщил Энгельбах.

— Господин доктор, Шарма-джи! — вызывал старший офицер. — Алло, отвечайте!

— Да, я слышу! — откликнулся наконец переговорник ликующим голосом Шармы. — Я был там, в тайнике! Вы не представляете, что мы нашли!

— Доктор Шарма, у меня раненые. Мне срочно необходим вертолет!

— Что? — голос Шармы сразу изменился. — Да-да, сейчас. Я немедленно передам ваше распоряжение пилоту! Сию минуту!

Он уже плыл, плыл в свете фонарей, в сумраке узкого прохода, золотой Будда, его бережно несли ученые и несколько рабочих. Проплыл над колодцем-ловушкой, проплыл через вторую дверь, показался в проломе первой двери. Через две тысячи двести лет он вновь выходил на солнце. И когда выплыл, вышел и засиял, засветился золотом и камнями, рабочие, что сбежались к пролому, ахнули в потрясении и затихли.

— Сюда, сюда! — командовал Дэн.

С помощью рабочих он уже расстелил на земле полотно специальной синтетической ткани, на которую слоями были уложены кипы упаковочных прокладок.

— Дэвика, смотри! Что это? — прыгал в восторге выбежавший навстречу процессии Суреш. — Какой он красивый! Это бог, да? Бог?

Дэвика, не скрывая восторга, смотрела на статую.

Пилот вертолета тронул тумблер, запустил несущий винт, готовясь к полету.

Статую осторожно, бережно уложили на толстый слой упаковочных материалов. Стали заворачивать. Дэн командовал.

— А вот тут, — произнес Энгельбах, шагнув в нишу, — тут должно быть самое главное.

Шарма, Бехал и Игорь вошли в камеру-нишу вслед за ним.

Энгельбах стоял перед стеной, которая вначале показалась им всем исчерченной какими-то полосками. Теперь было видно, что это не полоски, а ребра плиток. Они были плотно, стопками, столбиками, обоймами, уложены в выбитые в камне гнезда, похожие на библиотечные полки.

— Когда-то здесь были деревянные дверцы… и даже окованные железом, — заметил Энгельбах, осматривая края «полок». — Но все истлело.

Игорь поправил мощный светильник, поставленный перед камерой-хранилищем, и все еще яснее увидели ряды и стопки плиток. Энгельбах осторожно взял в руки одну из них. Это была квадратная табличка из обожженной глины. Энгельбах смахнул с нее пыль, и на поверхности плитки проступили письмена.

— Что скажете, доктор Бехал?

— Санскрит, — после секундной паузы отозвался индиец. — Тот же самый брахми, раннее Междуречье…

Дэн поднял голову от статуи и вдруг встретился взглядом с глазами парня-юродивого в клетчатой рубахе. Тот стоял среди рабочих, и обычный, словно приклеенный, оскал был на его лице.

— Эй, ты! — закричал Дэн. — Иди сюда! Живо! Помоги мне! Ну!

Парень приблизился, присоединился к рабочим, которые окружили уже упакованного, запеленутого в ткани и поролон Будду.

— Взяли! — скомандовал Дэн.

Статую подняли.

— Пошли! Сюда, за мной!

И здесь случилось неожиданное.

Откуда-то из-под ног рабочих с отчаянным криком вывернулся Суреш и изо всех своих силенок вцепился в парня в клетчатой рубашке:

— Вот он! Это ты, это ты увел тогда Кирата! Где он, где мой брат?

— Уберите ребенка! — сорвавшимся голосом выкрикнул Дэн.

Дэвика кинулась к Сурешу, но он завопил еще громче:

— Дэвика, это он! Он увел Кирата, я его узнал!

Дэвика с трудом оторвала малыша от юродивого. Суреш отбивался и кричал что было мочи.

— Пошли, пошли! — командовал Дэн. — Живей, ну!

Рабочие понесли статую к вертолету.

— Герр профессор, смотрите, — позвал Игорь.

Одна из стопок керамики была рассыпана и разбита. То ли от давнего подземного толчка, то ли по другой причине угол «полки» был поврежден и осколки плиток валялись на полу.

Энгельбах охнул, как от боли, и склонился над осколками.

— Собрать! Все собрать сейчас же и сразу рассортировать, чтобы не перепуталось. Где Тарновски?

Сказалось напряжение последних дней. Энгельбах сорвался, закричал:

— Где закрепители? Где консерванты? Где упаковочный материал? Позовите Тарновски! Немедленно!

Игорь кинулся к выходу.

Статую уложили на пол кабины.

— Так, — выпрямился Тарновски. — А теперь все марш отсюда! Живо!

— А куда вы нашего Будду увозите? — поинтересовался один из рабочих.

— А вот он тебе сейчас объяснит, — указал Дэн на юродивого.

Тот оскалился, и в руках у него тускло блеснул пистолет. Рабочие разом отпрянули от дверцы вертолета.

Дальнейшее произошло в считанные мгновения. Услыхав шум за спиной, пилот вертолета, моложавый непалец в форменной рубашке-хаки, поднял голову и обернулся.

— Послушайте, в чем дело? — недовольно начал он. — У меня приказ на срочный вылет за ранеными…

— Убери его, — скомандовал Тарновски.

Юродивый вскинул руку и выстрелил пилоту в голову.

— Зачем?! — ахнул Дэн. — Я же сказал, убери! Только убери, ублюдок!

Юродивый бессмысленно скалился в ответ.

Уронив голову, пилот неловко поник в кресле. По вороту его рубашки быстро растекалось кровавое пятно.