1917. Российская империя. Падение - Эдвард Радзинский

Война была объявлена.

Изнасилованная нянька?

Новый удар по Распутину последовал из… Царского Села! Появились слухи, будто «хлыст» (так его стали вдруг все называть в Петербурге) изнасиловал няньку наследника – Марию Вишнякову.

3 июня генеральша Богданович записала в дневнике: «Она (царица. – Э.Р.) злится на тех, кто говорит что он (Распутин. – Э.Р.) мошенник и прочее… Поэтому Тютчеву и старшую нянюшку Вишнякову отпустили на два месяца в отпуск…»

Если фрейлина Софья Тютчева была известна при дворе как яростный враг «Нашего Друга», то сообщение о «няньке Мэри» (так звали во дворце Марию Вишнякову) – удивительно. Ведь она считалась одной из самых преданных поклонниц Распутина, и во дворец он попадал, якобы навещая ее.

Сохранилось письмо Распутина к Мэри о воспитании наследника: «12 ноября 1907 года… Показывай ему маленькие примеры Божьего назидания, во всех детских игрушках ищи назидания…» И далее идут слова, свидетельствующие об их очень дружеских отношениях: «Не нашел я в тебе гордости, а нашел ко мне глубокий привет в твоей душе. И вот первый раз ты видела и поняла меня. Очень желал бы я еще увидеться».

Из показаний Вырубовой: «Нянька цесаревича… сначала очень преклонялась перед Распутиным, ездила к нему в Покровское».

И вот теперь по дворцу ползли «неопределенные шепоты»… Из показаний полковника Ломана: «О том, что Распутин оскорбил честь Вишняковой, были только неопределенные шепоты, определенных обвинений против Распутина предъявлено не было».

Согласно «шепотам», в 1910 году Мэри отправилась на три недели отдохнуть в Покровское вместе с Распутиным, Зинаидой Манчтет, Лохтиной и прочими поклонницами. Ночью Распутин пробрался в комнату Вишняковой и изнасиловал ее.

Одновременно с «шепотами» против Распутина выступила Софья Тютчева. Она заявила, что недопустимо мужику посещать детскую во дворце. Ее заявление тотчас обросло новыми слухами – о том, что в детской развратный мужик… раздевает на ночь великих княжон!

Из показаний Вырубовой: «Вероятно, ему случалось приходить и в детскую, но в циркулировавших в то время слухах, что он раздевал великих княжон, нет ни слова правды. Эти слухи распространяла фрейлина Софья Тютчева…»

В 1917 году в Чрезвычайную комиссию была вызвана Софья Тютчева, 47 лет, бывшая фрейлина. В «Том Деле» я нашел ее показания. О «раздевании великих княжон» Тютчева, естественно, ничего не рассказала. Слухи эти запускались не ею – за ними стояли люди помогущественнее…

Распутин же действительно приходил к царским детям, беседовал с ними и прикасался к ним. Но… только когда их лечил. Тютчева же выступала против прихода мужика в детскую, так как «считала его человеком вредным, с совершенно определенным уклоном в сторону хлыстовской секты».

Но зато она рассказала о няньке царских детей Вишняковой.

«Придя на детскую половину, я застала там полнейший переполох. Вишнякова со слезами на глазах рассказала мне, что она… и другие поклонницы приняли участие в радениях. То, что она принимала за веление Святого Духа, оказалось простым развратом… Я поняла из ее рассказа, что Феофан, который был их духовником… отсылал их по своему смирению к Распутину, которого считал за Божьего старца. Распутин заставлял их делать то, что ему нужно было, выдавая себя за человека, действующего по велению Святого Духа… при этом предупреждал, чтобы не говорили Феофану, облекая это в софизмы: «Феофан – простец, и не поймет этих таинств, осудит их, тем самым осудит Святого Духа и совершит смертный грех».

И это тоже кем-то было тотчас сообщено Феофану – и потрясло его, вызвало новый всплеск неистового негодования и ужаса. Епископ понял, что погубил души Вишняковой и других несчастных женщин, которых отправлял к Распутину… И Феофан требует от Гермогена немедля выступить против прежнего «брата Григория», которого отныне именует только «Распутиным». Он составляет новое послание царю и умоляет Тютчеву передать письмо. «Я ответила, что ввиду того, что при дворе известно мое отвращение к Распутину, я не считаю возможным принять подобное поручение», – показала Тютчева.

После ее отказа Феофан, видимо, и задумал отчаянное: дождаться приезда Семьи в Крым и во время проповеди прилюдно обличить «волка в овечьей шкуре».

Между тем, согласно показаниям Тютчевой, «Вишнякова отправилась к царице… Но царица сказала, что не верит сплетням… и запретила говорить об этом».

В тот же день к Тютчевой пришел скороход (должность из средневековой сказки сохранялась при царском дворе) и «передал приказание Государя явиться в кабинет в 6.30 вечера».

В «Том Деле» Тютчева излагает свою вечернюю беседу с Николаем:

«– Вы догадываетесь, зачем я вас вызвал… Что происходит в детской?

Я рассказала.

– Так вы тоже не верите в святость Распутина? Я ответила отрицательно».

И царь, этот скрытный человек, не выдержал. Он всегда прерывал выпады собеседников против Распутина, сухо говорил, что отношения с мужиком – его личное дело. Но в разговоре с Тютчевой у него впервые вырвалось:

«– А что вы скажете, если я вам скажу, что все эти годы я прожил только благодаря его молитвам?..

И он стал говорить, что не верит слухам, что к чистому всегда липнет нечистое, и он не понимает, что сделалось вдруг с Феофаном, который так всегда любил Распутина. При этом он указал на письмо Феофана на его столе. (Так что письма все-таки доходили до царя. – Э.Р.)

– Вы, Ваше Величество, слишком чисты душой и не замечаете, какая грязь окружает вас…

Я сказала, что меня берет страх, что такой человек может быть близок к княжнам.

– Разве я враг своим детям? – возразил Государь…

Он просил меня в разговоре никогда не упоминать имя Распутина. Для этого я попросила Государя устроить так, чтобы Распутин никогда не появлялся на детской половине. До этого царица говорила мне, что после шести я свободна, будто намекая, что мое посещение детей после этого часа нежелательно. После разговора с Государем я бывала в детской во всякое время. Но отчуждение между мною и Семьей росло…»

Загадка Мэри

Самое удивительное в показаниях Тютчевой то, что она так и не посмела рассказать царю об истории с Вишняковой. Не посмела оскорбить его слух грязными сплетнями? Или… может быть, никакой истории вообще не было, одни «неопределенные шепоты»? Рассказы об изнасиловании Вишняковой есть во многих мемуарах – но сколько в них можно прочесть легенд, связанных с Распутиным!

Нынешние создатели мифа о «святом Григории» объявили историю об изнасиловании попросту вымыслом. Но в «Том Деле» оказались показания Вишняковой. Так что «нянька Мэри» сможет все рассказать сама…

В 1917 году Мэри показала: «Я, Мария Ивановна Вишнякова, православная, живу в Зимнем дворце… комендантский подъезд…» И далее она поведала свою биографию – весьма, на наш взгляд, таинственную, напоминающую типичную историю незаконной дочери знатного отца.

Ребенком она была отдана на воспитание в крестьянскую семью, потом на чьи-то деньги обучалась на курсах детских нянь. Выучившись, безвестная «воспитанница крестьянской семьи» тотчас взята в семью герцога Лейхтенбергского, а оттуда столь же быстро приглашена няней к «царям» как раз перед рождением великой княжны Татьяны. Одна за другой рождались и вырастали царские дочери – и наконец она стала нянькой наследника. Вся жизнь Вишняковой прошла во дворце, и даже после скандала с Распутиным, когда Аликс уволит ее, из дворца няньку почему-то прогнать не посмеют.

Во время истории с Распутиным ей было 36 лет. Как и положено няньке царских детей, у этой красивой, холеной белокурой женщины не было никакой личной жизни. Она оставалась старой девой.

На допросе Мэри оставалась верна своим бывшим хозяевам:

«Государь и Государыня были примерные супруги по любви к друг другу и детям… Весь день она (царица. – Э.Р.) проводила в кругу своих детей, не позволяя без себя ни кормить их, ни купать. До 3–4 месяцев сама кормила детей грудью, хотя и совместно с кормилицей, у царицы не хватало молока… Государыня сама обучала своих детей английскому и русскому, при содействии нянь и княжны Орбелиани, и молитвам…»

Затем Мэри приступает к своей истории: «Как-то весной 1910 года Государыня предложила мне поехать в Тобольскую губернию в Верхотурский монастырь на 3 недели, для того, чтобы в мае вернуться к поездке в шхеры (на яхте. – Э.Р.). Я с удовольствием согласилась, так как люблю монастыри. В поездке должна была принять участие некая Зинаида Манштедт, которую я встречала в Царском Селе у своих знакомых, и она мне очень понравилась… В поездке, по словам Государыни, должны были принять участие Распутин и Лохтина… По приезде на Николаевский вокзал я встретила всех своих спутников… В Верхотурском монастыре мы пробыли два или три дня, а затем направились в гости к Распутину в село Покровское. У Распутина дом двухэтажный, большой, обставленный довольно хорошо, как у чиновника средней руки… В нижнем этаже живет жена Распутина со своими приживалками, в верхнем поселились мы по разным комнатам. Несколько дней Распутин вел себя прилично по отношению ко мне… а затем как-то ночью Распутин явился ко мне, стал меня целовать и, доведя до истерики, лишил меня девственности… В дороге Распутин ко мне не приставал. Но, проснувшись случайно, я увидела, что он лежит в одном белье с Зиной Манштедт. Возвратившись в Петроград, я обо всем доложила Государыне… а также рассказала при личном свидании епископу Феофану. Государыня на мои слова внимания не обратила и сказала, что все, что делает Распутин, свято. С этого времени я Распутина не встречала, а в 1913 году была уволена от должности няни. Причем мне было поставлено на вид, что я бываю у преосвященного Феофана…»