Любовники - Джастин Валенти

– Послушай, дорогая, – всполошился Пол, – мы с отцом не верим ни единому ее слову!

– Конечно, – поддержал ее Эл. – Она наверняка что-то переврала, что-то напутала…

– Гилфорд Силверсмит, – тихо прошептала Николь, – заплатил мне тысячу долларов за мою скульптуру «Печаль». Он стал моим первым коллекционером, помимо, естественно, Эдварда, который осмелился купить мою работу.

Эл посмотрел на Николь, и она прочитала в его глазах некоторое сомнение.

– Понимаешь, Энни могла забыть какие-то детали той давней поры.

– Эл, – грустно проронила Николь, – мне очень жаль, что ты невольно оказался между мной и Энн…

– Ничего страшного, – успокоил ее Лурье. – В любом случае я не намерен больше выполнять роль мальчика на побегушках и потакать всем ее прихотям. Я расскажу ей то, что увидел собственными глазами, и пусть катится ко всем чертям!

– Пол, а тебе мать рассказала эту жуткую историю? – озабоченно спросила Николь, когда Эл покинул их студию.

Пол слегка замялся.

– Да, но я с самого начала знал, что все это чушь собачья, и потому не захотел расстраивать тебя…

– Пол, это черт знает что! Мне уже почти сорок лет, и мне надоело, что меня принимают за маленькую девочку! Я хочу знать правду, какой бы горькой она ни была. Самое ужасное, когда ничего не знаешь и тычешься как слепой котенок. Обещай, что такое больше не повторится!

– Хорошо, обещаю. Я все равно рано или поздно рассказал бы тебе об этом.

На следующий день в восемь часов утра Николь открыла своим ключом дверь квартиры Эдварда и ворвалась в его спальню.

– Эдвард, я хочу знать, что произошло между тобой и Гилфордом Силверсмитом. Почему меня до сих пор не покидает ощущение, что он купил мою статуэтку под названием «Печаль» за тысячу долларов? Так это или нет? Энн Лурье считает, что я отдала ему свою работу в качестве взятки!

Глава 7

Бернард Лэсситер сидел в тесном офисе «Тайме», редактируя конец своей недавно написанной статьи о неизвестном широкой публике шестнадцатилетнем филиппинском виолончелисте. Вот уже в течение двух лет он занимается исключительно провинциальными исполнителями, публикуя довольно интересные критические статьи и обзоры об их исполнительском искусстве. Именно поэтому весь его стол был всегда завален горой писем и телеграмм, а телефон просто не умолкал, отвлекая от работы. Все хотели узнать, что и как он напишет о выступлении того или иного дебютанта, а самые наглые даже предпринимали попытки повлиять на его мнение, что он ненавидел больше всего.

Вот и сегодня утром ему доставили конверт с письмом некоей Энн Лурье, которая всеми силами пыталась убедить его в уникальном таланте своего сына. Дескать, сын у нее просто гениален, этакий непревзойденный флейтист современности, лауреат множества почетных премий и наград и все такое прочее. Короче говоря, самое обычное письмо, которых он получал великое множество, но на которые практически никогда не откликался.

Лэсситер брезгливо отшвырнул от себя письмо Энн Лурье и поморщился. Где был бы сейчас этот Пол Лурье, если бы его настырная мамаша не пробивала сыночку все эти премии и награды и не проталкивала его сквозь плотные и весьма небезопасные джунгли музыкального мира? Похоже, эта мадам и дальше будет размахивать своим острым мачете, прорубая сыну дорогу к известности и всеобщему признанию.

В десять часов телефон Лэсситера снова начал трезвонить как сумасшедший, действуя ему на нервы и порождая невольное желание вышвырнуть его из окна.

– Алло? Это Бернард Лэсситер? Вас беспокоит Энн Лурье. Надеюсь, вы получили мое письмо и уже прочитали его. Я близкая подруга Минны Харпер, которая, как вам, вероятно, известно, является членом правления Нью-Йоркского симфонического камерного…

– Да, миссис Лурье, – нетерпеливо перебил ее Лэсситер, – я действительно получил ваше письмо и даже прочитал его, но боюсь, ничем не могу помочь вашему сыну. Не в моих правилах брать интервью у музыканта до его дебюта.

С этими словами он отодвинул трубку от уха и стал просматривать свою последнюю статью, совершенно не слушая истерические вопли этой сердобольной мамаши, черт бы ее побрал. Пусть орет сколько ей вздумается.

– Хм… хм… хм… – хмыкал он в трубку время от времени, пока вдруг до его уха не донеслось знакомое имя. – Генриэтта Кадин? – удивленно переспросил он.

– Да, конечно, это моя мать, – послышалось в трубке. – Мой сын Пол не только унаследовал ее дарование, но и воспитывался с раннего детства при ее непосредственном участии. Если б вы знали, сколько сил она положила на то, чтобы привить мальчику любовь к музыке и выработать у него редкое чувство композиции!

Лэсситер призадумался. Родственные отношения этого молодого музыканта с некогда прославленной пианисткой были единственным интересным моментом во всей этой истории. Конечно, ничего сенсационного, но при желании получился бы весьма недурной материал. Лэсситер быстро пролистал свой настольный календарь, пытаюсь отыскать свободное время.

– Знаете, единственный день, когда мы можем встретиться, – среда на этой неделе. После обеда, разумеется.

– Чудесно, – не раздумывая согласилась Энн. – Приходите к обеду. Знаете, мы до сих пор живем в доме моей матери. Здесь же находится ее знаменитое пианино, библиотека и все, что она мне оставила.

Лэсситер положил трубку и недовольно поморщился. Как же ему надоели все эти блатные дела! Остается только надеяться, что у этих Лурье недурно готовят, иначе вечер можно считать потерянным.

Положив трубку, Энн облегченно вздохнула впервые за последние несколько недель. Она уже все продумала и даже позаботилась о меню изысканного обеда, который в основном будет состоять из итальянских блюд и итальянского вина. Все-таки жизнь идет своим чередом, и она не должна успокаиваться. Помимо столь важного для нее интервью с Лэсситером, уже есть договоренность с некоторыми журналистами и критиками, которые, в чем она нисколько не сомневалась, обеспечат ее сыну надежное информационное освещение премьеры. Кроме того, предполагается широкая наступательная реклама по радио и телевидению, что еще важнее.

Открыв записную книжку, Энн с головой ушла в свои пометки. Она должна во что бы то ни стало загрузить Пола всяческими обедами, ужинами, встречами, интервью и репетициями – пусть у него не останется ни единой свободной минуты, чтобы удовлетворять похотливые желания этой сучки. Николь даже понятия не имеет о том, что значит жить с профессиональным музыкантом и композитором. Еще пару месяцев безденежной жизни – и она на коленях приползет к своему Эдварду и будет молить его о пощаде.