Знаменитые авантюристы - Роман Белоусов

Наемные граб-стритовские поденщики на потребу невзыскательному потребителю создавали бездумное развлекательное чтиво, заполняя книжный рынок поделками типа «Шестипенсовых острот», «Забавных историй», «Универсального весельчака», «Набитого дурака» и т. п. То, что Джонатан Свифт называл «хламом с Граб-стрит», опасаясь, как бы ненароком не приписали ему участия в «мелочной торговле умом» на этом рынке литературного мусора. Рожденные здесь пустопорожние писания в подавляющем большинстве были далеки от злобы дня, более того, сознательно избегали остроты и предназначались исключительно для дешевого увеселения. Современность выглядела в них безликой и оскопленной. Бездарных словоскребов и бумагомарак с Граб-стрит, литературных клеветников, авторов заранее оплаченных пасквилей высмеивали, о них прямо заявляли, что тут «поэты творят не ради славы, а из-за денег». Обитавших здесь стихотворцев и журналистов, по свидетельству современников, отличала одна характерная особенность — невероятная склонность к брани. Виски для них служили Иппокреной — источником вдохновения. Впрочем, оправдывая свое пристрастие к алкоголю, они утверждали, что проще и безопаснее пить вино, чем пользоваться водой, которая поступала прямо из Темзы по водопроводу, построенному в 1695 году и снабжавшему лишь центр и западную часть города.

Вблизи этой улицы родился и Даниель Дефо — на Фор-стрит, у северо-восточной границы Сити, в районе Смитфилд, где когда-то сжигали еретиков. Мальчишкой он добирался отсюда до Мурфилдса по улочкам-морщинам, избороздившим чело порочного города, менее чем за пять минут. Лондон был тогда не так уж велик, хотя в нем проживало шестьсот тысяч человек, и даже ребенок мог без особого труда пешком пересечь его и достичь окраин. Мимо церкви Св. Варфоломея, Скотопригонного рынка, по Ньюгейт-стрит и Сноу-хилл, мимо знаменитой тюрьмы, перейдя Олдергейт-стрит, Даниель оказывался на Ламбетроуд у Бедлама — дома для умалишенных. Под сумасшедший дом был приспособлен в 1547 году Вифлеемский монастырь после изгнания монахов из страны и конфискации их имущества, а в 1575 году он был переведен в новое здание в районе Мурфилдса. Посещение Бедлама, расположенного в приходе Сент-Джайлса, в ту пору рассматривалось как развлечение, одинаково доступное и взрослым и детям. Даже знатные дамы не стеснялись здесь появляться в дни, когда Бедлам был открыт для обозрения, и с откровенным любопытством разглядывали несчастных в специальные «окна для гостей».

Забредал маленький Даниель и во двор тюрьмы Брайдуелл, где в подземных погребах бывшего старинного замка содержали политических заключенных и вероотступников. А наверху, во дворе, окруженном высоким деревянным забором, публично пороли малолетних воришек. Крики их разносились окрест, оставляя зрителей абсолютно равнодушными к судьбе несчастных мальчишек. Экзекуция продолжалась до тех пор, пока судья, восседавший тут же за столом, держал молоток в воздухе. Чтобы заработать несколько ударов плетью, достаточно было стащить всего-навсего носовой платок или какую-нибудь другую мелочь вроде оловянной ложки.

У Граб-стрит и прилегавших к ней улочек были свои легенды, свои кумиры и тайны. Так, в начале XVII века тут венчался будущий лорд-протектор и диктатор Оливер Кромвель, в конце столетия здесь обитал великий автор «Потерянного рая» слепой Джон Мильтон (теперь улица носит его имя), а несколько позже в этом районе орудовал тоже «великий» Джонатан Уайлд.

Встреча у ворот тюрьмы

Всякий раз, когда Дефо проходил по Сноу-хилл, он невольно подымал голову и устремлял взгляд на фронтон арки над воротами Ньюгейтской тюрьмы. Там красовалась фигура Справедливости с повязкой на глазах. Одна рука, с весами, у нее была отломана, в другой, уцелевшей, она держала меч. Большей насмешки над обитателями тюрьмы нельзя было и придумать.

Слепая женщина с мечом вполне соответствовала английскому судопроизводству того времени. Законники предпочитали быстрее приговорить к жестокой каре, а не утруждать себя справедливым дознанием. «Только попади в лапы этих судейских париков из Олд-Бейли!» — говорил Дефо, не раз встречавшийся с законом и лично познавший его «беспристрастность».

Еще большей издевкой над заключенными выглядела у ворот тюрьмы статуя Ричарда Виттингтона, как бы приветствующая вновь прибывших и напоминающая о том, какое значение придавал ей знаменитый лорд — мэр столицы, рьяно пекущийся о порядке и восстановивший этот оплот закона в 1422 году, хотя эта самая большая тюрьма в Лондоне была известна еще в 1188 году, а может быть, и раньше. Не раз ее разрушали, много раз она сгорала, но ее вновь восстанавливали ради блага заблудших. Особенно величественный вид тюрьма эта приобрела после Великого пожара 1666 года, когда весь Лондон отстраивался заново. В последний раз, уже окончательно, тюрьму снесли в 1902 году.

Про эту главную тюрьму Англии говорили, что она плодит больше воров и мошенников, чем все притоны и разбойничьи вертепы страны. И действительно, тюрьма представляла улей, где роились преступники. Здесь замышлялись кражи и ограбления, сюда свободно являлись посланцы преступного мира, приносили монеты и слитки металла: фальшивомонетчики и здесь не сидели без дела. Воры-карманники тоже не теряли времени даром — тренировались в своем ремесле и давали уроки новичкам. Проститутки обучали грязному ремеслу молодых девушек, учили, как украсть часы или бумажник у зазевавшегося ротозея.

Для большинства из них дорога отсюда была одна — на «роковую перекладину». В этом смысле «Ньюгейтская обитель» служила своего рода пересыльным пунктом между судом и виселицей. В лучшем случае — ссылкой на каторгу.

Как мы знаем, за памфлет против преследования инакомыслящих Дефо ненадолго угодил в каземат. Но и этого срока оказалось достаточно, чтобы изнутри познакомиться с нравами и законами преступного мира. Позже он не раз посетит Ньюгейтскую тюрьму и суд в Олд-Бейли, но уже в ином качестве — как журналист, собирающий материал для своих очерков о нравах английской столицы.

Однажды Дефо вышел из ворот Ньюгейтской тюрьмы, где побывал по журналистским делам, и лицом к лицу столкнулся с Джонатаном Уайлдом. Хорошо одетый, в руках трость с серебряным набалдашником — для пущего авторитета, — с надменным и самоуверенным взглядом холодных, жестоких глаз, он производил впечатление важного джентльмена. Как обычно, он шествовал в сопровождении телохранителей.

Взгляды их встретились. Великий мошенник, укрыватель воров и в то же время доносчик и будущий великий писатель, а тогда известный журналист, чье злое и меткое перо бичевало общественные пороки и тех, кто способствовал их процветанию. Джонатан Уайлд был одним из них, поэтому Дефо давно испытывал к нему и его аферам особый интерес. Наблюдая и изучая не один год мир порока, он вникал в обстоятельства, породившие Уайлда и ему подобных. Особенно помогла ему в этом служба у Джона Эплби, владельца «Ориджинел уикли джорнэл» — еженедельного издания, специализирующегося на описании «признаний» и предсмертных исповедей преступников и других материалов об их деяниях.