Белый квадрат. Захват судьбы - Олег Рой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 8
Хлеб, соль и вино
В ту ночь Виктор Афанасьевич спал тревожно. Может быть, ночная гроза, случившаяся после жаркого весеннего дня, и напоенный электричеством влажный воздух не способствовали безмятежному сну, кто знает? Проснулся Виктор Афанасьевич от ощущения прохладного прикосновения ко лбу и не сразу сообразил, что происходит. Оказывается, это Варя, легонько присев сбоку к нему на постель, коснулась его горячего, покрытого испариной лба холодной ладошкой.
– Кажись, у вас жар, – в беспокойстве прошептала она в сумраке подступающего рассвета. – Вам бы температуру смерить…
– Вот еще, – недовольным и хриплым со сна голосом пробурчал Спиридонов, моргая и протирая глаза, – да у меня и градусника-то нет. А ты как здесь?
– Из коридора услышала, как вы вскрикнули, – виновато ответила Варя, и он почувствовал смущение в ее голосе. – У вас и вправду жар, может, сбегаю в лазарет? Я мигом…
– Чай, не сыпняк и не чахотка, – отмахнулся от ее предложения Спиридонов. – А вот чайку горяченького я бы выпил. – Раскинув в стороны руки, он потянулся. – Не сообразишь?
– Конечно, сейчас… – оживилась Варя. Она встала, и Спиридонов заметил в неясной мгле, что она в давешней ночной сорочке, лишь плечи укутаны в серый истертый платок, сейчас он был на ее плечах просто темным. А еще, пока она говорила в тесной близости от него, он заметил, что Варя дрожит.
– Стой! – остановил он ее, и Варя, уже в дверях, замерла. – Ты сама-то здорова?
– Да здорова, здорова я, – сконфуженно зачастила она. – А то, что дрожь берет, так это от страха. С детства боюсь темноты и ночной грозы. Только вы уж не сказывайте никому, засмеют…
– Эх ты!.. – со вздохом проворчал Спиридонов, откидывая одеяло и вставая с кровати, Варя на этот момент отвернулась. – Нашла чего бояться, трусишка! Пошли тогда уж вместе чай-то готовить…
И они вдвоем ступили в темный коридор, а оттуда прошли на полутемную кухню. Пока он искал на стене выключатель (Спиридонов так редко заходил в кухню, что успевал забыть, с какой он стороны от двери), Варя успела запустить примус и уже набирала в чайник воды.
– Как же ты ночью в коридор-то выходишь? – спросил Спиридонов, когда чайник был поставлен на примус. – Там же и днем-то темно.
– Как-как… вот так… – негромко ответила Варя и замолчала, не договорив.
– Так, может, тебе и правда в общежитии своем ночевать? – простодушно спросил Спиридонов. – Там свет горит круглосуточно.
– Виктор Афанасьевич, – откликнулась Варя с тоской, – что ж вы меня от себя все экивоками гоните, будто мне без вас где-то лучше будет? Коли я вам мешаю тут по ночам, то я уйду, не сомневайтесь… Но так тогда и скажите: хочу-де ночевать один, придешь утром готовить и убираться.
– Ну ты так круто-то не бери… – дружески возразил ей Спиридонов. – И давай условимся: никуда я тебя не гоню. Но все-таки я никак в толк не возьму, отчего ты так не хочешь привыкать к общежитию? Там, как ни крути, веселее! Обижают тебя там, что ли? Если да, только скажи…
– Да кто ж меня там обидит? – наконец-то улыбнулась Варя. – Все знают, у кого я горничной… простите, помощником. В общежитии каждый чих далеко разносится.
– Вот как… – задумчиво протянул Спиридонов.
Варя, стоя в круге света у стола с примусом, обернула к нему лицо:
– Виктор Афанасьевич, – тихо проговорила она, и в чертах ее проступила мольба. Свет от лампочки падал на нее так, что плечи, укрытые стареньким серым платком, смотрелись как сложенные крылья нездешней птицы с шелковым поблескивающим оперением. Он даже на секунду залюбовался этим внезапным видением. – Вы уж меня простите, – говорила дальше Варя, и он помотал головой, освобождаясь от наваждения, – но мне бы дзюудзюуцуу вашему обучиться…
Название борьбы Варя произнесла неверно, но вмиг посуровел Спиридонов не от того. А Варя торопливо продолжила:
– У нас об этом каждый мальчишка мечтает! На тех, кто с вами-то занимается, смотрят ровно как на богов каких… Да набор у вас ограничен, а лишь киньте клич – все запишутся, и парни, и девчата. Я хоть и девчонка, а и то хочу… очень!
– Занятия самообороной – дело не женское, – сухо произнес Спиридонов. – Да и здорового мужика заломить силенок у вас не хватит, а станете болевой прием проводить – только разозлите его. Лучшая защита для женщины – это мужчина.
– Да где ж его взять-то, того мужчину, – вздохнула Варя, пошевелив плечами-крыльями, отчего они тут же превратились в щуплые косточки беззащитной девчонки.
– Хороших парней, Варюшка, полно, – с назидательной уверенностью ответил ей Спиридонов. – С вашими-то… данными… на мужское невнимание грех жаловаться. Да и, если что, у вас я есть.
Варя зацепила Спиридонова долгим взглядом и быстро-быстро сказала:
– Да кабы вы всегда были, на кой ляд мне какой-то еще мужчина б сдался?
И отвернулась к примусу.
А Спиридонов поймал себя на странной какой-то растерянности, охватившей его. Что это она, о чем?
В чувство его привел холод в ступнях, и Спиридонов понял, что стоит босым на ледяном плиточном полу.
– Варюш, – вкрадчиво попросил он, – вы бы тапочки, что ли, надели, не ровен час – так и застудиться недолго…
Варя сняла закипающий чайник с примуса и послушно отошла в коридор обуть комнатные чувяки.
* * *Они пили чай с рафинадом, и Виктор Афанасьевич рассказывал Варе о чаепитиях у Дзержинского. Варя слушала, едва не разинув рот. Для нее это было чудом, ведь Спиридонов был знаком с настоящими небожителями – Дзержинским, Егоровым, Ворошиловым, Буденным (про цирковую историю Виктор Афанасьевич, сам не заметив как, тоже ей рассказал).
– А Сталина вы знаете? – спросила она с горящим взором.
Виктор Афанасьевич врать не стал:
– Нет, не довелось. С Орджоникидзе виделись, с Калининым несколько раз, с Молотовым… а с Кобой не довелось.
Спиридонов самую малость лукавил: сам со Сталиным он не встречался, но его охраной командовал один из первых его учеников. Власик. Он же впечатлил некогда в цирке Буденного, лихо разбросав троих атакующих его крупных первогодков из бывших краснофлотцев. Сталин потом несколько раз звонил Спиридонову по конкретным вопросам. Его разговор был лаконичен, только по делу, и Виктору Афанасьевичу это скорее импонировало.
– А Троцкого? – едва не заговорщическим шепотом спросила Варя. Спиридонов покачал головой. Ни с Троцким, ни с Зиновьевым, ни с Каменевым он не был знаком, как, впрочем, и с Лениным. Ленина он видел, только когда его хоронили (и, кстати, один из звонков Сталина касался охраны Мавзолея вождя).
– Да вы же… вы… – восхищенно и с придыханием роняла при каждом имени Варя, затрудняясь выразить словами свое благоговение. – Хотите еще чаю? – с неожиданным вдохновением вопросила она, и за этим вопросом Спиридонов уловил так взбудоражившую ее сумятицу чувств.
– Не откажусь, – с удовольствием кивнул он и улыбнулся ей, дивясь между тем, сколь это, оказывается, умиротворяющее занятие – вот так чаевничать с милой девушкой, которая не стесняется быть с ним искренней и открытой. – Вот что, Варюшка, вы сегодня купите что-нибудь в булочной. – Он был с ней то на «ты», то на «вы». «Ты» срывалось у него при разговоре о чем-то личном, а «вы» он предпочитал, когда просил ее о чем-то в круге ее официальных обязанностей. – Баранки еще продают?
– Продают, куда ж они денутся… – ответно разулыбалась Варя. – Пока Москва стоит, будут и баранки…
Она вдруг погрустнела, и это не укрылось от Спиридонова. Но спросить отчего, он не успел: Варя сама ему о том поведала.
– Вот вы рассказывали тут, как чай у Дзержинского пили вприглядку, – начала она. – А я вспомнила, как в голодное-то время чай мы пили… из лебеды… Чай, правда, одно название, сладко-горькая такая водица… допьешь и сидишь, травку жуешь, она малость сладкая делается, если зажевать хорошо. А хлеб мы пекли из коры, желудей да очистков картофельных…
– Ты не из Поволжья? – спросил Спиридонов. Сам он голода почти никогда не чувствовал, даже после усиленных тренировок. Странный феномен, но не уникальный – Ощепков раз говорил, что у него ровно то же.
Вспомнив Ощепкова, Спиридонов опять помрачнел, но Варя сначала этого не заметила:
– Из Пермского края я, – уточнила она. – Да ведь в начале-то двадцатых голод по всей стране был, а кое-где и потом задержался. Да что там, в прошлом-позапрошлом году весь юг голодал – все то же Поволжье, Степь, Южная Сибирь, Новороссия с Малороссией. Жуть какой недород был, даже здесь многие с голоду пухли, а уж на юге-то народ мер как мухи.
Спиридонов отстраненно кивнул.
А Варя все рассуждала:
– Это все троцкисты с их коллективизацией! Вот правда, заставь дурака Богу молиться – вся морда в крови. Хорошо хоть наш товарищ Сталин хвост им прищемил.
Спиридонов опять уныло кивнул, и Варя наконец заметила его уныние:
– Что это вы, Виктор Афанасьевич, загрустили? Куплю я вам баранок, самых лучших, с маком или с сезамом, как больше любите?