Coi Bono? Повесть о трагедии Гуш Катиф - Михаил Ландбург
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не знаю.
– Знаешь.
– Почему ты так думаешь?
– По твоему лицу видно.
– Сильно глупый вид?
Рита кивнула.
– Такой вид у моего лица не всегда, – заверил Виктор.
– Продолжай, – попросила Рита, – улыбайся!
– Даже в это утро?..
Рита помолчала.
– Всё равно – улыбайся! – сказала она потом.
– Ладно, – мрачно проговорил Виктор. – В Кфар-Даром я познакомлю тебя с моим дядей полковников. Он немного чудак…Ты не голодна?
– Совсем чуть-чуть.
– Мы вместе позавтракаем, и ты увидишь, какой он чудак…
– Я не завтракать еду, а работать, – напомнила Рита.
Виктор покачал головой. По дороге бегали машины. «Все машины – туда!..» – подумал Виктор.
– Что делают, когда на душе паршиво? – вдруг спросил он.
– Молятся, – ответила Рита, – или громко ругаются.
Виктор искоса взглянул на девушку и немного посвистел.
– Что? – спросила Рита.
– Поселенцы, которые взберутся на крышу синагоги, будут, я думаю, молиться.
– Наверно…
– И громко ругаться.
– Наверно… А ты?
Виктор потрогал нагрудный карман рубахи – губная гармошка была на месте.
– Я буду там, где они.
– На крыше синагоги?
– Там, где они, – повторил Виктор.
– Ты не обязан…
– Мой дядя считает так же.
– Наверно, он боится за тебя.
– Я думаю, что он просто лжёт… И себе, и другим…
– Зачем ему?
– Так НАДО… – уверен он. – ОЧЕНЬ НАДО…
– Разве можно быть в чём-то уверенным?
Слова Риты привели Виктора в замешательство. Он посмотрел туда, где небо касалось поверхности холмов, а потом вдруг перевёл долгий, пытливый взгляд на Риту.
– Не смотри на меня так, – попросила девушка. – Разве ты не понимаешь, что я имела в виду?
– Конечно, понимаю! Ты имела в виду неожиданные проколы в колёсах…
Рита рассмеялась.
– Сегодня о проколах не будем…
– О них не будем… Тьфу-тьфу-тьфу! Сегодня я должен быть уверен хотя бы в самом себе.
Сбросив с руля руку, Рита включила приёмник. Заканчивалась беседа с изучающими иудаизм японскими студентами, а потом сообщили: «Выступая в воскресенье на пресс-конференции в Иерусалиме, госсекретарь США Кондолиза Райс особо подчеркнула, что процесс эвакуации израильских войск и поселенцев из сектора Газа «должен пройти мирно и без насилия».
Рита убавила звук.
– Ты бывал солдатом? – спросила она.
– Не довелось. Почему ты спрашиваешь?
– Мой брат служит.
– Надеюсь, сегодня с твоим братом встретиться не придётся…
– Надеюсь, что сегодня – нет… – Рита приёмник выключила. – На крыше синагоги страшно не будет?
Виктор подумал: «Только бы крыша не прогнулась!»
– Увидишь… А через пару дней, когда в газете появится твоя статья, тогда увидят все…
Мимо проехали три полицейские машины.
– Я напишу правду, – сказала Рита.
Виктор улыбнулся. «Удивительно, – подумал он, – как просто звучат слова «я напишу правду».
– О чём задумался? – спросила Рита.
– О тебе.
– Обо мне?
– О твоей работе в газете…В древности государственная ложь не считалась пороком, а, наоборот, признаком деятельного и изощрённого ума. Кому могло придти в голову осуждать изощрённый ум? Помнишь, рассказы про королевских придворных, про их ужимки и лукавства, да и про самих королей? Сегодня науку фальшивить и предавать целые народы называют дипломатией, а королей – президентами…
– Я буду внимательно наблюдать и напишу правду.
Виктор подумал о родителях, о профессоре Левине и о новом еврее Барухе. Вспомнился вчерашний телефонный разговор с полковником, а потом вдруг вспомнилась работа Эриха Фромма «Иметь и быть», где великий учёный утверждал, что человек, нередко испытывая боязнь перед правдой, предпочитает обманываться. Подхваченная пилюля иллюзии придаёт человеку смысл и надежду.
– Всё заметить, как и всё ощутить, невозможно… – сказал Виктор. – Мы, израильтяне, ужасные неврастеники: легко впадая в отчаянье, обливаясь слезами и оглушая себя воплями, мы подолгу суетимся и мечемся из стороны в сторону, а потом вдруг тихо смиряемся, чтобы, так же внезапно выпрямившись, упрямо, со всего размаха вновь броситься на поиски Земли Обетованной…Как видишь, двух тысячелетнее скитание евреев ещё не закончилось.…Тебе приходилось бывать на похоронах?
– Два года назад я хоронила бабушку… А что?
– В таком случае ты знаешь, что, оставив позади себя ворота кладбища, вдруг появляется ощущение, будто лишился чувств; ни тоски, ни горя не осталось, совсем ничего…У меня такое ощущение сейчас.
– Прекрати! – сказала Рита. – Мы едем не на кладбище…
– Нет. Ещё нет…
– Прекрати! – повторила Рита.
– Прости!
– Думаешь, сказать правду у меня не получится?
– Думаю, что наоборот… Солгать о лжи гораздо труднее…
– Ты действительно так думаешь?
– Нет, конечно, но очень хочется, чтобы ты солгать не сумела…
Бледно-фиолетовая полоса между небом и песчаными холмами упорно сохраняла неподвижность; казалось, она задалась целью напомнить миру, что со дня его сотворения, ничто в нём не менялось и уже не изменится.
Виктор достал из кармана губную гармошку. Он играл что-то одновременно и грустное, и торжественное, а потом, вернув гармошку в карман, сказал:
– После победы, мы вернёмся в Беер-Шеву и наградим себя замечательным завтраком.
– Мы победим? – спросила Рита.
– Должны… В крошечном кафе бывший оперный певец подаст нам отличный кофе и шоколадные тортиками.
– А супы? – спросила Рита. – Я думаю, что мне ужасно захочется скушать полную тарелку горячего супа.
– Тарелка с супом – это будет непременно!
– А деньги?
– И это будет… На станции по переливанию крови мне должны вернуть кое-какую сумму…
– Ты сдаёшь кровь?
– Во мне её в излишке, так что за тарелку супа можешь не волноваться.
Справа от дороги показалась зелёная табличка с надписью «Кфар– Даром – 3 км.»
– Сегодня мы это сделаем!.. – торопливо прошептал Виктор. – У меня хорошее предчувствие…
– У тебя такой тон, словно не говоришь, а заклинаешь.
– Так оно и есть… А у тебя бывают предчувствия?
– Бывают, только они всегда почему-то смутные… – Рита посмотрела, как поднимается солнце.
– Я думаю о нашей победе, – сказал Виктор. – А ты? О чём думаешь ты?
– О тебе, – не отрывая взгляд от оранжевого круга, ответила Рита, – о тебе, о себе и о том, что ты будешь делать в моей жизни потом.
– А теперь? Что я делаю в твоей жизни теперь?
Рита взглянула на Виктора краем глаза и улыбнулась.
– Какое розовое утро! – сказала она.
– Это из-за солнца, – Виктор тоже улыбнулся.
На склонах дальних холмов показались ряды построек.
– Кфар-Даром! – сказал Виктор.
– Солнце – оно всегда? – спросила Рита.
– Зимой – редко. Не всё бывает всегда…
– А твои глаза?
– Круглый год.
– А твои плечи?
Виктор не ответил. Вглядываясь в постройки на склонах холмов, он ощутил странное возбуждение.
– Мне страшно! – вдруг сказала Рита.
– Это пройдёт.
– Ты так думаешь?
– Должно пройти…
– Я постараюсь написать хороший репортаж.
– Конечно, если только… – Виктор замолчал.
– Если что?
– Если только сумеешь объяснить, на чём мир держится…
Рита вдруг оживилась. Попросила:
– Пожалуйста, повтори, что ты сказал!
Виктор повторил:
– Репортаж удастся, если сумеешь объяснить своим читателям, на чём держится мир…
Сбросив с руля руки, Рита захлопала в ладоши.
– Господи, Виктор, какой же ты умница!
– Держи руль! – вскрикнул Виктор. – Ты убьёшь нас…
– Ни за что! «На чём держится мир?» – отличный заголовок…
– Опоздала… – сказал Виктор. – Под таким заголовком написана книга. Целая книга …
– Кем? – разочарованно спросила Рита.
– Хорошим писателем, – ответил Виктор, Ицхаком Мерасом.
– Ну, и на чём же?
– Что?
– На чём держится мир у хорошего писателя?
– По его мнению – на любви…
– Ну, да, – одобрила Рита, – раз так, то он и вправду хороший писатель… А у тебя?
– Что у меня?
– На чём держится мир, по-твоему?
– По-моему, на страданиях.
– Не на любви? – удивилась Рита.
– Любовь – сродни страданиям.
– Замечательная мысль…Возможно, с неё начну первое предложение своего репортажа…
– Почему бы нет? Только прежде тебе придётся уяснить самой себе, на чём держится мир.
– Вот как? – повернув руль, Рита съехала на обочину дороги. Машина встала. Не убирая ногу с педали тормоза, Рита наклонилась к Виктору и, сомкнув на его шее руки, прошептала:
– Уже уяснила! Уже…
Виктор закрыл глаза.
– Не закрывай! – попросила Рита.
Открыв глаза, Виктор взял руку девушки и прижался к ней губами.
– Что? – спросила Рита.
Виктор поднял голову.
– Что? – повторила Рита.
Виктор напомнил: «…и на голубых жилках твоей руки я прочту наше будущее, которого вчера ещё не было».
