Крэнфорд (Без указания переводчика) - Элизабет Гаскелл

— Ни за кого особено, душенька, сказала она, торопливо перебивая себя, какъ-будто боялась, что слишкомъ высказалась: — это, знаете, старая исторія. Женщины всегда говорятъ: «когда я выйду замужъ», а мужчины: «если я женюсь».

То была шутка, сказанная нѣсколько-грустнымъ тономъ и, я сомнѣваюсь, улыбнулся ли кто-нибудь изъ насъ; но я не могла видѣть лица миссъ Мэтти при трепетавшемъ свѣтѣ камина. Черезъ нѣсколько времени она продолжала:

— Впрочемъ, я не всю правду вамъ сказала. Это такъ давно было, и никто никогда не зналъ, какъ много я тогда думала о замужствѣ, развѣ только отгадывала матушка. Но я могу сказать, что было время, когда я не думала, что останусь на всю жизнь миссъ Мэтти Дженкинсъ; даже теперь, еслибъ я встрѣтилась съ кѣмъ-нибудь, кто пожелалъ бы на мнѣ жениться (а какъ говоритъ миссъ Поль, предосторожности никогда не мѣшаютъ), я бы не могла за него выйдти, надѣюсь, что онъ не слишкомъ принялъ бы это къ сердцу, но я не могла бы за него выйдти, и ни за кого, кромѣ одного, за котораго я нѣкогда надѣялась выйдти; но онъ умеръ и исчезъ, и никогда не зналъ, какимъ образомъ случилось, что я сказала «нѣтъ», когда я думала столько разъ… впрочемъ, какая нужда до того, что я думала. Господь все устроиваетъ къ-лучшему, и я очень-счастлива, душенька. Ни у кого нѣтъ такихъ добрыхъ друзей, какъ у меня, продолжала она, взявъ меня за руку.

Еслибъ я ничего не знала о мистерѣ Голбрукѣ, я могла бы сказать что-нибудь на это; но я знала и не могла придумать ничего, что показалось бы естественнымъ, и такимъ-образомъ мы обѣ молчали нѣсколько времени.

— Батюшка пріучилъ насъ, начала она: — вести дневникъ въ два столбца на одной сторонѣ; мы должны были писать утромъ, что мы предполагали должно было случиться въ наступающій день, а вечеромъ записывали на другой сторонѣ, что дѣйствительно случилось. Нѣкоторымъ людямъ было бы грустно разсказать свою жизнь (при этихъ словахъ слеза упала на мою руку); я не хочу сказать, чтобъ моя жизнь была грустна, только она была такъ непохожа на то, чего я ожидала. Я помню, въ одинъ зимній вечеръ, сидѣли мы съ Деборой обѣ въ спальнѣ у камина — помню какъ-будто это случилось вчера — сидѣли и строили планы о нашей будущей жизни; обѣ строили мы планы, хотя говорила только она одна. Она говорила, что желала бы выйдти за пастора и писать за него проповѣди; а вы знаете, душенька, она никогда не была замужемъ и, сколько я знаю, она во всю свою жизнь никогда не говорила съ холостымъ пасторомъ. Я не была честолюбива и не могла писать проповѣди, но думаю, что могла бы управлять домомъ (матушка называла меня своей правой рукой); я всегда такъ любила дѣтей, что самыя застѣнчивыя малютки протягивали ко мнѣ свои ручонки. Когда я была молоденькая, я проводила половину времени, няньчась съ дѣтьми въ сосѣднихъ избушкахъ, но я не знаю, какъ это случилось, только я стала печальна и серьёзна, а это произошло года два спустя, и малютки стали отъ меня отвертываться. Поэтому я боюсь, что отвыкла отъ нихъ, хотя люблю дѣтей попрежнему и сердце мое какъ-то странно затоскуетъ, когда я увижу мать съ ребенкомъ на рукахъ. Вотъ, душенька (внезапно вспыхнувшее пламя въ каминѣ показало мнѣ, что глаза ея были полны слезъ и пристально устремлены какъ-будто на то, что могло бы случиться), знаете ли, я иногда вижу во снѣ, что у меня есть ребенокъ, всегда тотъ же самый — дѣвочка лѣтъ двухъ, никогда не старше, хотя я вижу ее во снѣ ужь нѣсколько лѣтъ. Я никогда не вижу, что она говоритъ и что она дѣлаетъ; она очень-спокойна и тиха, но приходитъ ко мнѣ, когда ей очень-грустно или очень-весело, и я просыпаюсь, чувствуя, какъ ея ручонки обвиваютъ мою шею. Только въ прошлую ночь, можетъ-быть, потому, что я заснула, думая объ этомъ мячикѣ для Фебы, моя маленькая любимица явилась ко мнѣ во снѣ и подставила свой ротикъ, чтобъ я его поцаловала, точно такъ, какъ, я видѣла, дѣлаютъ настоящія малютки съ настоящими матерями, когда идутъ ложиться спать. Но все это глупости, душенька! только не пугайтесь предостереженій миссъ Поль о замужствѣ. Я полагаю, что оно можетъ быть очень-счастливымъ состояніемъ; небольшое легковѣріе пріятно услаждаетъ жизнь и лучше всегдашнихъ сомнѣній, подозрѣній и непріятностей во всемъ.

Еслибъ я расположена была пугаться замужства, то, конечно, не по милости миссъ Поль, а вслѣдствіе участи бѣднаго синьйора Брунони и его жены; а все-таки поощрительно было видѣть, какъ, несмотря на всѣ свои заботы и печаль, они думали другъ о другѣ, а не о себѣ; и какъ сильны были ихъ радости, если они касались котораго-нибудь изъ супруговъ или маленькой Фебы!

Синьйора разсказала мнѣ однажды очень-много о ихъ прежней жизни. Этому подалъ поводъ мой вопросъ: справедливъ ли разсказъ миссъ Поль о близнецахъ. Но синьйора, или (какъ мы узнали, она предпочитала, чтобъ ее называли мистриссъ Броунъ), сказала, что это совершенно-справедливо, что ея деверя многіе принимали за ея мужа, что весьма было имъ полезно въ ихъ занятіяхъ.

— Хотя, продолжала она:- я не могу понять, какъ могутъ принимать Томаса за настоящаго синьйора Брунони, но онъ говоритъ, его принимаютъ за синьйора, и я полагаю, надо ему вѣрить. Я не говорю, чтобъ онъ не былъ добрый человѣкъ; я не знаю, какъ мы бы расплатились по счету въ Восходящемъ Солнцѣ, еслибъ онъ не прислалъ денегъ; но люди вѣрно мало понимаютъ въ искусствѣ, если могутъ принимать его за моего мужа. Вотъ, напримѣръ, миссъ, въ штукѣ съ шарикомъ, когда мужъ мой широко растопыритъ пальцы и повертываетъ мизинцемъ съ такимъ граціознымъ видомъ, Томасъ сжимаетъ руку кулакомъ, какъ-будто у него въ ней спрятано много шариковъ. Кромѣ-того, онъ никогда не бывалъ въ Индіи и не понимаетъ, какъ надо надѣвать тюрбаны.

— А вы развѣ были въ Индіи? спросила я, нѣсколько-удивленная.

— О, да! и оставались тамъ нѣсколько лѣтъ. Сэмъ былъ сержантомъ въ 31-мъ полку; и когда полкъ послали въ Индію, мнѣ тоже достался жребій [12] и я была такъ рада; разлука съ моимъ мужемъ была бы для меня медленной смертью. Но, право, миссъ, еслибъ я знала все, не лучше ли мнѣ было умереть на мѣстѣ, нежели претерпѣть все, что я вынесла съ-тѣхъ-поръ. Конечно, я успокоивала Сэма и была съ нимъ; но, миссъ, я лишилась шестерыхъ дѣтей, сказала она, смотря на меня тѣмъ же страннымъ взоромъ, который я примѣчала только въ глазахъ матерей, у которыхъ дѣти умерли; она взглянула съ какимъ-то дикимъ выраженіемъ глазъ, какъ бы отъискивая то, чего они никогда не могутъ найдти. — Да! шестеро умерли въ этой ужасной Индіи. Я думала, что не буду въ-состояніи никогда больше любить дѣтей; а когда рождался новый ребенокъ, я не только любила его, но въ немъ и всѣхъ умершихъ прежде его братьевъ и сестеръ. Передъ рожденіемъ Фебы я сказала мужу: «Сэмъ, когда родится ребенокъ и я буду здорова, я оставлю тебя; это жестоко подрѣжетъ мое сердце; но вѣдь если и это дитя тоже умретъ — я помѣшаюсь. Помѣшательство есть уже во мнѣ и теперь; когда же ты отпустишь меня въ Калькутту съ ребенкомъ на рукахъ, я пойду пѣшкомъ, стану копить и экономничать и просить только, чтобъ получить проѣздъ въ Англію, гдѣ нашъ ребенокъ будетъ живъ.» Господь да благословитъ его! Онъ позволилъ мнѣ идти, откладывалъ жалованье, а я сберегала каждую копейку, которую получала за стирку, или за что-нибудь другое. Когда родилась Феба и здоровье мое поправилось, я отправилась. Путь былъ уединенный, чрезъ густые лѣса, темные отъ огромныхъ деревьевъ, вдоль по рѣкѣ (но я выросла близь Авона въ Варвикшайрѣ, и мнѣ въ этомъ шумномъ теченіи было что-то знакомое), отъ мѣста до мѣста, отъ деревни до деревни шла я одна, съ ребенкомъ на рукахъ. Туземцы были очень-ласковы. Мы не могли понимать друга друга, но они видѣли ребенка у моей груди, подходили ко мнѣ, приносили рису и молока, а иногда цвѣтовъ; у меня есть еще сухіе цвѣты. Наутро я такъ устала! Они хотѣли, чтобъ я осталась съ ними; это я поняла, старались испугать меня густымъ лѣсомъ, который, точно, казался очень-теменъ и страшенъ; но мнѣ чудилось, будто смерть гонится за мною и хочетъ отпять у меня ребенка; что я должна идти, идти… Я думала: Господь заботится о матеряхъ съ-тѣхъ-поръ, какъ созданъ міръ. Онъ позаботится и обо мнѣ. Я простилась съ ними и пустилась снова въ путь. Одинъ разъ, когда дѣвочка моя захворала и намъ обѣимъ нужно было отдохнуть, онъ привелъ меня къ мѣсту, гдѣ я нашла добраго англичанина, проживавшаго между туземцевъ.

— И вы наконецъ дошли благополучно до Калькутты?

— Да-съ, благополучно. О! когда я узнала, что мнѣ остается только два дня пути, я поблагодарила Бога за Его великое милосердіе. И поступила служанкой къ больной дамѣ, которая очень полюбила мою малютку на кораблѣ. Черезъ два года Сэмъ получилъ отставку и воротился къ намъ. Тутъ онъ вздумалъ заняться чѣмъ-нибудь, но онъ не зналъ ничего; только какъ-то давно, давно выучился онъ штукамъ у индійскаго фокусника; вотъ онъ и началъ давать представленія. Пошло такъ хорошо, что онъ просилъ Томаса помочь ему, пригласилъ его, какъ помощника, знаете, а не какъ другаго фокусника, хотя Томасъ теперь занимается этимъ самъ. Но для насъ сходство между близнецами было большой подмогой, и много штукъ славно сошли съ рукъ. А Томасъ, братъ добрый, только не такъ хорошъ, какъ мой мужъ, и я не знаю, какъ могутъ принимать его за синьйора Брунони.