Собрание сочинений в 3 томах. Том 3 - Валентин Овечкин

Очерк хороший, честно и умно написанная вещь. Автор подбирается к нужным темам — о рядовых деревенских коммунистах. Похоже, что очерк с натуры (хотя адрес и не указан) или очень близок к натуре. Поскольку нет обобщений, то немножко не хватает очерку глубины, яркой и резкой обрисовки характеров. Кое-где надо бы это все закрепить домыслом, душу людей раскрыть (Ветренко, Хапрова, колхозных коммунистов). Очерк вызывает любопытство ко всем этим людям, а узнаешь о них все же мало. В начале не нужны, по-моему, эти семейно-биографические сведения о Хапрове: вторая жена, детей где-то бросил и т. п. Это дальше никак не развивается, а сообщенные мимоходом, эти сведения бросают на Хапрова только тень.

Мне думается, очерк подходит для альманаха.

Привет!

19/IX 1955

В. П. Рожину

Уважаемый Василий Петрович!

Прочитал Ваши путевые записки «На Алтайской земле». По-моему, записки дельные, это серьезная, вдумчивая работа, выполненная в хорошей литературной форме. Работа как бы специальная, написанная экономистом-аграрником, но в такой живой форме, что читается с большим интересом, нежели очерки о целине некоторых писателей-профессионалов.

Разделяю Ваше возмущение некрасивой историей с этими записками в редакции журнала «Знамя». «Соотношение света и тени» в записках вполне нормальное, как и в жизни; боязнь, что они могут «напугать» людей, едущих на целину, неосновательна. Напугать они могут лишь слабонервных, а в слабонервных целина и не нуждается.

Рукопись Ваша, думается, не потеряла и сейчас своей актуальности. Вопросы проблемного характера, поднятые в ней, ничуть не устарели. Конечно, если есть у Вас возможность немного дополнить ее свежим материалом, с учетом итогов последнего года, это было бы неплохо. Но если даже и нет у Вас такого нового материала — все равно стоит ее напечатать. Проверьте только судьбы людей, упоминающихся в Ваших записках, — ведь в них даны настоящие имена. А может быть, некоторых персонажей следует назвать вымышленными именами?

Вряд ли стоит Вам продолжать Вашу «тяжбу» со «Знаменем». Я думаю, Вам нужно обратиться в альманах «Год 38-й». Сходите с рукописью и этим письмом в редакцию альманаха (Цветной бульвар, 30) к заместителю редактора тов. Буковскому Константину Ивановичу.

О результатах разговоров в альманахе сообщите мне потом.

С приветом.

14/XI 1955

А. Г. Меркулову

Дорогой Андрей!

Прочитал все и не торопясь, много думал над прочитанным. И прямо скажу — сборник не получился. Сборника нет, есть отдельные рассказы, некоторые удачные, другие похуже. И мне кажется, надо с этого и начинать — с печатания в журналах отдельных рассказов. Да это и есть самый естественный путь издания сборников — составлять их из уже напечатанных в периодике вещей. Если бы у Вас была целостная книга, если бы один рассказ без другого жить не мог — тогда другое дело. Но такой книги не получилось. Страшный разнобой и по тематике, и по жанру, стилю, будто не одним автором написано. Есть вещи, которые и для рассказа слишком растянуты, невыносимо длинны («Олеандры», «Серебро»), и тут же есть такие, которые даже для репортажа слишком коротки («Шофер», «О чем думают…», «Погасить цистерну»). Есть искусственно притянутые к «героической» теме — «Только спутники», например. Все, что говорится в этом юмористическом рассказе о Курской дуге, о могилах воинов, режет ухо, а подгонка в конце под цикл о героях («Надо показать и других героев») — белые нитки.

Напрасно Вы стараетесь придать целостность книге тем, что разделяете ее не на рассказы, а на главы. Нет, это не главы одной повести, это отдельные вещи, так я их и принимаю. И буду говорить как об отдельных рассказах (или очерках, или репортажных заметках).

Начинаем с названий и подзаголовков.

Общий подзаголовок книги претенциозен, и так же претенциозны подзаголовки рассказов и некоторые названия. Нехорошо, слишком красиво — «Звезды сгорают молча». Красивость в смерти ищете, будь она проклята! «Она не искала славы прежде всего» — длинно и не сразу понятно, к чему относится это «прежде всего». Короче бы надо: «Она не искала славы». И зачем Вы в названиях семи рассказов повторяете это: «о том, что бывает в нашей жизни»? Это уже не только претенциозно, но и назойливо претенциозно. Кстати, я заметил, что такими витиеватыми заголовками с подзаголовками Вы украшаете чаще всего неудавшиеся вещи. Значит, сами чувствуете, что с рассказом что-то неладно, и пытаетесь поправить дело пышным заголовком.

Скажу сначала свое мнение о вещах, которые, по-моему, не удались.

«Звезды сгорают молча». Рядом с рассказом «Всегда в полете» — резкое падение вниз, совсем не тот уровень. Репортаж? Но и репортаж может быть художественным, а это просто не художественно написано. Декларативно, неубедительно. И в самом образе что-то неверное, надуманное. Звезды-то вообще сгорают молча. А девушки, может быть, и кричали, когда их самолеты загорелись, но разве с земли услышишь их крик? «Культом смерти» отдает от этого рассказа. Нехорошо. Интересно, что Вы сами почувствовали, что рассказ не получился, и закончили его с некоторым раздражением. Но раздражение обернулось против читателя: «И это факт… И пусть то, что сделала Галя, попробует сделать человек, который считает, что все в жизни нетрудно и что главное — это слова и справки, которые должны быть в полном порядке», и т. д. В этих строчках прорвалась злость на читателя (который останется недоволен рассказом), и это — от сознания своей авторской слабости. Но читатель все же скажет, хоть Вы и злитесь, и будет прав: «Факт-то факт, и не такие факты были, знаем, но надо же написать об этом факте так, чтоб взяло за душу. Я же взял в руки художественное произведение, а не сводку Совинформбюро».

Дальше, «Сказка о счастье». Эта вещь целиком состоит из авторских рассуждений (самое слабое Ваше место!) и довольно бледно изложенной истории этой счастливой пары, которую совсем не видишь, даже имен их не узнаешь. Как-то скомкали Вы тут эту тему о счастье (тему, вообще-то говоря, дьявольски трудную, но раз уж взялся за гуж…). Показалось мне сначала, что в «Родриго» Вы разовьете эту тему и от авторских рассуждений и косвенного показа людей перейдете к прямому показу, в действии, в сценах, — и тут этого нет. Сплошные отписки: «Когда знаешь, что люди живут хорошо, то этим уже все сказано». «В газетах писали, что он все время работает очень хорошо». И в конце опять с раздражением нападаете на читателя: «И если это все еще непонятно, то надо поехать на Волгу и посмотреть на плотину и подумать: факт это или не факт и из чего сложился подвиг». Вот здорово! Да для кого Вы это пишете — для туристов-богачей, имеющих возможность в любую минуту поехать куда им вздумается, или для народа? Значит, о чем бы писатель ни написал, читателю надо еще самому съездить на место и посмотреть на «факты» для убедительности своими глазами? А отпуск и командировка за чей счет? За счет издательства?

Нет, так нельзя отделываться от читателей: фактов, мол, кругом куча, поезжайте, смотрите и убеждайтесь в героизме нашего народа. Тем и отличается писатель от «простых смертных», что у него особое видение фактов, видение и умение рассказать о них — убедительно и без «вещественных доказательств».

«Капитан большого корабля» — очень средне написанный очерк. И в нем сказывается противоречие между Вашей декларацией — заявкой на героическую тему, данной в предисловии, и стилистическими, языковыми и прочими средствами разрешения этой темы. Вы подчеркиваете, что героизм проявляется в будничных простых делах наших людей, сами же для описания этих простых дел зачастую прибегаете к пафосным и вычурным выражениям и словам. Необходимой по замыслу книги простоты и строгости в языке в некоторых вещах, в частности в этом очерке, у Вас нет.

«Шофер» — лучше уже хотя бы потому, что это откровенный репортаж. Но вот беда — отдельно эта вещь не живет, ее можно напечатать только в подборке с другими однородными очерками или заметками, как их назвать.

«Там, где цветут олеандры». Северцев рассуждает о Пронине, но читателю совершенно неясен Пронин, потому что он не видел его в действии, не слышал его слов, возмутивших Северцева, и вообще натура его совсем не раскрыта — почему он пьет, почему к женщинам цинично относится, — может быть, в жизни у него были какие-то для этого основания. Да и в чем его цинизм-то проявляется? Ведь не сказано об этом. Тут Вы не по-горьковски относитесь к порокам людей, Вас совершенно не интересуют причины. Простите, но в этом рассказе что-то отдает чистоплюйством, брезгливостью к прыщику на носу ближнего. И пьянство как-то по-гладковски осуждаете. Что сделало Пронина таким?.. Но трудно говорить о Пронине, потому что я не знаю, каков он, я, повторяю, не вижу его как живого человека, он был нужен Вам только как повод для авторских рассуждений. Нет в рассказе и конца.