Любовь и корона - Елена Езерская

— Бедный Иван Иванович! Это окончательно разобьет ему сердце, — горестно прошептала Анна.

— А что с его сердцем? — бравируя, поинтересовался Владимир.

— У дядюшки был сердечный приступ, и он так плох…

— Во-первых, не смей называть отца дядюшкой, — с откровенной злостью прервал ее Корф. — А, во-вторых, почему ты сразу не сказала?

— Но вы же не дали мне и рта раскрыть…

— Эй, полегче! — вступился Репнин за Анну, которая под страшным взглядом Корфа напоминала райскую птичку в когтях хищника.

— И вы оставили его одного? Да о чем вы думали? — не мог успокоиться Владимир.

— Иван Иванович настоял, чтобы я отправилась на прослушивание. Но я больше приехала за тем, чтобы разыскать вас и умолять повиниться перед государем. Вы должны жить, вы нужны своему отцу, и немедленно — ваше поместье в опасности!

— С чего бы это? — удивился Корф.

— Княгиня Долгорукая затеяла отобрать у вашего отца имение в Двугорском. Она утверждает, что барон не выплатил покойному князю Долгорукому давний долг.

— Это немыслимо! — вскричал Владимир. — Есть расписка…

— Ее украли. И сегодня у барона Корфа встреча с доверенным лицом княгини Долгорукой — господином Забалуевым, предводителем местного дворянства…

— Сегодня?! — Владимир усмирил гнев и нахмурился. — Если этот мерзавец Забалуев поддерживает княгиню, то вполне может статься, что ее дерзкий план удастся. Придется срочно ехать к отцу!.. Анна, поедете со мной! Прослушивание надо отменить.

— Владимир, — остановил его Репнин. — Не стоит увозить Анну, не дождавшись прослушивания. Твой отец мечтал об этом дне, так не надрывай ему сердце больше, чем оно может выдержать. А я, в свою очередь, почту за честь позаботиться об Анне здесь! Так как все равно живу у тебя…

— Я благодарен тебе за предложение, но боюсь, — в голосе Корфа послышалась насмешка, — это повредит репутации Анны. Ведь ты — мужчина холостой и нам не родственник!

— Я постараюсь ничем не навредить ей…

— Не я придумал правила приличия, Миша, — ожесточился Корф.

— Надеюсь, ты не собираешься вызвать меня на дуэль? — невинным тоном спросил Репнин.

— Пожалуй, один я доберусь до имения быстрее, чем в коляске с Анной, — после продолжительной паузы сказал побелевший Корф. Он с большим усилием сдержался, чтобы не сорваться — эта дрянь снова встала между ним и близким ему человеком. Сначала отец, теперь Репнин! — Хорошо, пусть так и будет, но сначала я все же хотел дать Анне кое-какие рекомендации. Пройдемте со мной, сударыня!

Владимир решительно вышел из залы, и Анна, бросив умоляющий взгляд на Репнина, последовала за ним.

— Закройте за собой дверь! — раздраженно прикрикнул Владимир, войдя в кабинет отца. — И подойдите ближе!

— Благодарю вас за разрешение остаться в Петербурге, — промолвила Анна, приближаясь по приказу Корфа.

— Вот что… — Владимир схватил Анну за локоть и сильно сжал пальцы, с удовольствием наблюдая, как по лицу девушки пробежала судорога боли. — Я вас предупредил! Держитесь от Репнина подальше!

— Вы это уже говорили… — прошептала Анна, пытаясь освободить разом онемевшую руку.

— Если я только узнаю, что вы перешли границу дозволенного, я выполню свое обещание. И тогда все узнают, что ты — крепостная!

— Несмотря на обещание, которое вы дали отцу? — слабо сопротивляясь, спросила Анна.

— Я не боюсь гнева отца!

— Господи! — взмолилась Анна. — Да за что же вы меня так ненавидите?!

— Не льстите себе! — рассмеялся Корф. — Я не испытываю к вам ненависти — это чувство благородное. Мое отношение к вам совершенно нормально, так и должно относиться к крепостной.

— Но к остальным крепостным вы относитесь лучше, чем ко мне!

— Они знают свое место и выполняют свои обязанности! А ты — с твоим безукоризненным французским, твоим музицированием, твоим нелепым рвением стать актрисой — мне противна!

— Дать мне образование было волей вашего батюшки! — в голосе Анны послышались слезы. — И видеть меня на сцене — тоже его желание. Иван Иванович вырастил меня, как родную дочь, и я ему бесконечно благодарна…

— Брось! — грубо прервал ее Владимир, отталкивая Анну от себя. — При чем тут благодарность! Ты просто заигралась в дворянскую жизнь. Все эти платья, украшения, поездки в Петербург избаловали тебя, и ты забыла, где твое настоящее место, отведенное тебе по рождению. И уж совсем отвратительно, что ты пытаешься заманить в свои сети Репнина!

— Уверена, что отношение поручика ко мне — лишь предлог. Ваша ненависть — более древнего свойства.

И я хочу знать, почему вам доставляет такое удовольствие унижать меня? — отчаяние придало Анне уверенность в себе, и она смело посмотрела прямо в лицо Владимиру.

— Ты мне — не ровня, и я не обязан любезничать с тобой!

— Я хочу знать, в чем моя вина, — настаивала Анна. — Меня измучил этот вопрос! Скажите, Владимир, чем я вас обидела? Словом ли, делом, и я попрошу у вас прощения.

— Что мне до твоих извинений! — Корф вдруг почувствовал усталость и бессмысленность этого разговора. — Ты прекрасно знаешь, за что я тебя ненавижу. У тебя всегда было все, чего ты совершенно не заслуживала! И поэтому будь счастлива, что ты до сей поры жила жизнью, которой недостойна.

А теперь уходи, я должен сделать еще несколько распоряжений. И перестань заигрывать с Мишей! Ты сделаешь его несчастным.

— Это вы несчастны, — твердым тоном сказала Анна. — Ненависть не оставляет в вашей жизни места для радости. Мне искренне жаль вас, Владимир…

— Подите прочь, — Корф отвернулся к окну.

Он стоял так до тех пор, пока не услышал, как прошелестел, удаляясь, подол ее платья и захлопнулась дверь в кабинет.

Тем временем, ожидая завершения их разговора, Репнин вышел во двор.

У крыльца конюх Корфов Никита готовил лошадь Владимира к отъезду.

Репнин хотел погладить лошадь, но Никита остановил его:

— Вы, барин, осторожнее, лошадка норовистая. Она только ко мне прислушивается да Владимира Ивановича боится. А так может и лягнуть.

— Это у нее, судя по всему, семейное, корфовское, — рассмеялся Репнин.

— Не скажите, старый барон — человек деликатный и добрый. Из-за того, думаю, и сердцем слаб. Хорошо, что хотя бы Анна заботится о хозяине… — Никита осекся и быстро отвернулся, «вспомнив», что не перепроверил подпругу лошади.

— Хозяине? — не понял Репнин. — Ты, верно, хотел сказать — о своем опекуне?

— Готова уже лошадь-то, — Никита старался не смотреть в глаза Репнину. — Пойду доложу барину.

— Постой! — догнал Михаил собравшегося уйти конюха. — Что ты имел в виду? Анна — свободная девушка, а хозяева бывают только у слуг да у крепостных! Ты, верно, оговорился?