Теряя веру Как я утратил веру, делая репортажи о религиозной жизни - Уильям Лобделл

...Священники, совершавшие сексуальные преступления, либо оставались на своих местах, либо «переправлялись» в новые, ничего не подозревающие приходы. Эта практика увеличила число изнасилованных и совращенных детей на несколько порядков. Очевидно, что атмосфера сострадания к пострадавшим детям и незамедлительные меры пресечения преступлений позволили бы значительно снизить причиненный ущерб.

Ведущий следователь штата Филадельфия, многолетний помощник окружного прокурора по имени Уилл Спейд, позднее признался в интервью «Нэшнл Католик Репортер», что беседы с десятками жертв поразили его так, как ни одно другое расследование в его работе.

— Какой-то бесконечный конвейер, — рассказывал он. — Фабрика боли. День за днем — все новые и новые искалеченные люди.

— Бывало, — продолжал он, — после особенно тяжелого дня я возвращался домой, ложился на кушетку, клал голову жене на колени и плакал — просто плакал навзрыд.

Я журналист, я писал об этом — и ко мне тоже толпой шли пострадавшие. Почти каждый день новая жертва рассказывала мне свою историю; и каждая история разрывала мне сердце. Отец четырех сыновей, я живо представлял себе, какое страшное, беспросветное горе обрушилось бы на нашу семью, если бы священник, которому мы доверились, изнасиловал кого-нибудь из наших мальчишек. Приходили ко мне и оправдания епископов — на официальных церковных бланках, полные уверток и прямой лжи. И то, и другое преследовало меня и не давало мне покоя. Я проработал в журналистике больше двадцати лет: сталкивался с убийствами, изнасилованиями и другими жестокими преступлениями, с трагедиями и бессмысленными смертями. Но это... невинность детей, чистая вера их родителей, извращенность священников, порочность епископов... нет, это было для меня уж слишком!

Единственным, что помогало мне заглушить голоса жертв, стал алкоголь. Со времени своего «нового рождения в вере» я не злоупотреблял спиртным и редко выпивал больше бутылки пива в неделю: но теперь обнаружил, что, возвращаясь с работы, первым делом иду к бару и  наливаю себе одну за другой несколько стопок чего-нибудь покрепче. Я с нетерпением ждал конца вечера, когда — обычно после того, как дети лягут спать, — порция текилы или рома согреет меня изнутри и притупит мои чувства. Потребность в таком «самолечении» меня беспокоила: так и спиться недолго. К тому же я не чувствовал за собой права страдать. Кто я такой? — просто слушатель чужих историй. То ли дело настоящие жертвы! Свою боль, как и способ ее исцеления, я держал в тайне от всех, кроме жены. С ней я делился всем, что узнавал за день. Впоследствии оказалось, что это спасло наш брак. Мы с ней шли одним и тем же духовным путем — куда бы он нас ни привел.

А путь этот, как выяснилось позже, вел к скептицизму. Нам еще предстояло обнаружить глубокую связь между верой в церковь и верой в Бога. Католическая церковь являет собой крайний пример преклонения перед религиозным институтом, поэтому ей и удавалось скрывать преступления на протяжении многих десятилетий. Католики-миряне не имеют права сомневаться в своих «отцах». Их вера в священников очень похожа на веру в Бога — и там, и там требуется перешагивать через сомнения и не задаваться неудобными вопросами. Вот почему атеистов и агностиков часто называют «свободомыслящими».

Едва ли мы с Грир смогли бы и дальше счастливо жить в браке, если бы один из нас оставался благочестивым верующим, а другой утратил веру. Такая разница во взглядах слишком велика, чтобы можно было перебросить через нее мост или просто ее не замечать.

Я свою боль хранил в себе, но многие пострадавшие делились ею с миром. Разразившийся скандал помог им наконец обрести голос. То, что много лет таилось под спудом, хлынуло наружу. 21 марта 2002 года я писал об этом:

После долгих лет очернения, замалчивания, отмахивания, просто игнорирования - борцы с сексуальным насилием священников наконец достигли своей земли обетованной. Неведомой страны, где католические епископы просят у них прощения, полиция, суд и власти к ним прислушиваются, дружественная армия журналистов сражается на их стороне.

А еще - и это, быть может, важнее всего для их истерзанных душ - люди наконец им верят.

- Не думал, что доживу до этого дня! - говорит Дэвид Клохесси, генеральный директор Сент-Луисской Сети Взаимопомощи Пострадавших от Насилия Священников (СВПНС), одной из двух крупнейших подобных групп в США, включающей в себя 3500 человек. - Так долго мы кричали во весь голос - и нас никто не слышал!

Секс-скандал создал плодородную почву для журналистики. Остросюжетная драма, разворачивающаяся на наших глазах — секретные документы, обманы, трагедии, судебные иски, герои, злодеи и многомиллионные компенсации, — давала мне обширный материал для статей, известность которых выходила уже за пределы нашего округа. Я чувствовал себя словно телерепортер, который, привязанный к пальме, ведет репортаж об урагане. К марту другие журналисты «Таймс», обычно не проявлявшие к религиозной тематике никакого интереса, начали проситься ко мне в команду — почуяли запах добычи!

До моего присоединения к Католической церкви оставалось несколько недель. Скандал по-прежнему казался мне необходимым злом: без него не произошло бы очищение, в котором, как видно, церковь очень нуждалась. Я надеялся, что общественное негодование заставит американских епископов ввести реформы, которые защитят детей прихожан и вернут Церковь к изначальной святости, и втайне гордился тем, что в это преображение внесут свой скромный вклад и мои репортажи. Ничего антикатолического в этом процессе я не видел. Ведь в результате Церковь исправится и снова начнет ставить заповеди Иисуса превыше корпоративных принципов!

Я вспоминал историю Церкви. И прежде случалось, что католичество сходило с пути, завещанного Иисусом, но всякий раз его возвращал на узкий и прямой путь какой-нибудь реформатор, бросавший вызов истеблишменту, многими ненавидимый при жизни, но после смерти почитаемый как святой. Историкам хорошо известна испорченность Церкви времен Возрождения, когда папы и их подчиненные имели детей и вообще вели самую непотребную жизнь. Но у сексуального насилия еще более долгая история. Еще в IV веке н. э. святой Василий Кесарийский, не в силах терпеть развращенность клира, составил детальную систему наказаний для монахов своего монастыря, растлевавших мальчиков. Преступников бичевали, шесть месяцев держали в цепях — и после этого им никогда не дозволялось оставаться наедине с детьми и юношами. В XI веке святой Петр Дамиан, бенедиктинский монах, написал трактат под названием «Книга Гоморры», который около 1050 года презентовал папе Льву IX: в нем он просил папу принять неотложные меры для прекращения сексуальных преступлений священников, в том числе растления малолетних.

«Если [Католическая церковь] не вмешается так скоро, как только возможно, — писал святой Петр Дамиан, — нет сомнений, что это разнузданное шествие порока уже не удастся остановить».

В ответном письме папа хвалил Дамиана за обращение к этой теме и указывал: необходимо лишать священнического сана всех клириков, которые долгое время (или недолго, но со многими) «оскверняли себя какой-либо из двух мерзостей, тобою описанных, или же — о чем ужасно и слышать, и говорить — опускались до анального соития».

Кроме того, Лев IX предупреждал: «Кто не борется с пороком, но смотрит на него сквозь пальцы, о том справедливо будет сказать, что сам он становится причиною собственной гибели, как и тот, кто умирает во грехе».

Некоторые, в том числе и многие священники, называли журналистов, пишущих на эту тему, врагами веры и церкви. Но другие католики — как правило, люди глубокой и строгой веры — хвалили наши публикации и требовали, чтобы мы шли до конца. Они не боялись, что обнародование тысяч преступлений, совершенных в стенах церкви, погубит католичество. Они верили, что это его очистит.

***

Сомнение. Все чаще оно овладевало мною. Близился день моего обращения, и чем ближе, тем яснее я ощущал это новое чувство. К Богу оно (как я тогда думал) не имело ни малейшего отношения; однако я начал колебаться. Стоит ли мне присоединяться к церкви именно сейчас? Не будет ли это пощечиной жертвам священников, доверявшим мне сво истории? Мало кому я говорил о том, что собираюсь стать католиком. Жертвы ничего бы об этом не узнали. Но я-то знал! И где-то в глубине души ощущал, что поступаю неправильно.

Однако я твердо верил, что церковные институты выйдут из скандала очищенными и обновленными, и не забывал совет одного друга: «Смотри на Того, что на кресте, а не на тех, что в алтаре!» Церковь — Божья, а не человеческая. Учитывая человеческую греховность, совершенной она не станет никогда. Но недостатки церкви не мешают верующим католикам вместе молиться, принимать Причастие и вести духовную жизнь — значит, не должны помешать и мне.