О! Как ты дерзок, Автандил! - Александр Иванович Куприянов

Наконец природа ответила человеку. В глубинах океана появились рыбы, сами излучающие свет. Но что они могли поделать с всесильными людьми, которые держали в руках варварские трезубцы, включали рубильники прожекторов с красными – сумасшедшими – фонарями?

Кажется, не зря люди часами смотрят на пламя костра – наверное, они изобретают новые способы применения огня против зверей и рыб.

И женщина, и рыбак-подросток, и подошедший к ним на перекат мужчина вели себя хладнокровно, Тайма не напугала их своими прыжками и ударами. Она не смогла порвать леску, как ни пыталась, и даже Тайм, вернувшийся в Большой каньон, ничего уже не мог поделать.

Тайм не боялся света и пересекал лучи фонарей, указывая Тайме путь спасения и увлекая подругу под бревна залома. Но она, ослепленная и оглушенная болью, уже не воспринимала его сигналов. Она их уже не слышала.

Да, совершенно точно – не слышала.

Большинство людей уверены, что рыбы ничего не слышат и не издают звуков. Незнание людей продиктовало им поговорку «немой, как рыба». Но ихтиологи, которые с тетрадками в руках сиживали на перекатах Большого каньона, установили, что рыбы могут издавать звуки с помощью жаберных крышек, плавательного пузыря или движениями плавников. Самая «говорливая» из рыб – черноморская ставрида. Ихтиологи даже записали ее речь на магнитную пленку. Они же открыли «значительные звучания у рыб в брачный период».

Зомбирование рыб светом и закипание сайры у борта сейнера под воздействием красных фонарей вполне объяснимы с точки зрения физиологии рыб. У них нет наружного уха, но рыбы слышат и видят в воде, у них развит головной мозг и особенно велики обонятельные доли. Они способны воспринимать ультразвуки. И у рыб есть органы боковой линии. Сейсмосенсорные каналы – вот как они называются, шнуры, которые тянутся вдоль корпуса рыбы и заканчиваются на голове. Любые самые незначительные колебания воды рыба воспринимает за многие километры.

Тайм пришел на помощь своей подруге, но он уже ничем не мог ей помочь.

10

Димичел, вернувшийся из лагеря с карабином в руках, изловчился и прикладом ударил рыбу по голове. Но оступился и приклад только скользнул по темной спине.

Подтяни его так, сказал Димичел Ивану, чтобы голова хоть на сантиметр поднялась над водой, тогда мне будет удобней стрелять. И я не промахнусь.

Не он, а – она, сказала Катрин.

Неважно, сказал Димичел.

Важно, возразила Катрин.

Я уже тяну изо всех сил, сказал Иван.

Димичел выстрелил. В тишине выстрел прозвучал негромко, во всяком случае, его нельзя было сравнить с той канонадой, которую устроила пойманная самка тайменя, когда она выпрыгивала из реки и била хвостом по воде.

От неожиданного рывка и оттого что сопротивление тяжелой рыбы резко ослабло, Иван качнулся и упал в реку. Неопытный рыбак, он просто поскользнулся на мокром камне скалы, не рассчитав упора ног и силу инерции, полученной от мгновенно ослабевшей массы тайменя.

Убитая рыба всплыла у кромки каменной плиты. Из ее простреленной головы потянулась волокнистая полоса крови, она растекалась по течению.

Иван умел плавать, и упал он почти у самого берега, но течение здесь было настолько сильным, что встать на ноги ему никак не удавалось, и другое течение – течение второй протоки, огибающей косу, сразу подхватило его и понесло на стрелку, к скале. Холодная, почти ледяная, вода постепенно проникала сквозь куртку, свитер и брюки и стальным обручем сдавливала тело. Иван вскрикнул. Так всегда бывает с человеком, неожиданно упавшим в горную реку. Ему сильно мешали резиновые сапоги-болотники с высоким, по самые бедра, голенищами. Они очень быстро наполняются водой и не дают человеку встать на дно.

Ивана несло под залом. Димичел скинул сапоги и куртку. Катрин закричала и вцепилась рукам в его свитер.

Вы погибнете оба, кричала Катрин, залом обрушится, и вас придавит бревнами, и вы погибнете!

Обернувшись, на ходу, Димичел коротко, но сильно ударил Катрин ладонью по лицу. Чтобы не истерила по-бабьи.

Катрин упала на косу, но тут же вскочила на ноги, а Димичел уже плыл к сыну. Катрин отмотала со своего самодельного прожектора большой фонарь и направила его луч так, чтобы помочь Димичелу сориентироваться на реке.

Димичел пытался перехватить сына до залома и выгрести в омут у скалы или попасть в ту самую струю реки, которая с грозным рокотом билась о прижим и устремлялась в просвет между бревнами и гранитом скалы. Расстояние между скалой и заломом было не больше двух или трех метров. Попасть в узкий рукав и выплыть на плес, широко растекающийся после поворота. Вот что нужно было для спасения.

Иван и сам, поняв опасность, таящуюся в отполированных бревнах и острых корягах, перегородивших реку, старался грести в улово. Но холодная вода перехватывала дыхание, наполненные водой сапоги тянули ко дну, он попытался сбросить их и тут же ушел с головой в реку. Когда он вынырнул, крайняя расческа залома была от него в нескольких метрах. Но и отец был уже рядом.

Расческами на реке называли деревья, стволы которых – с обломками-зубьями самых крепких веток и сучьев – колеблются над рекой, ритмично то поднимаясь, то опускаясь по течению. Комель таких деревьев, как правило, или намертво зажат в самом заломе, или застрял в грунте берега – деревья падали, подмытые весенним паводком. Попадать под расческу не следует никому – ни человеку, случайно упавшему в реку, ни отважным сплавщикам, на резиновых плотах проходящим пороги горных рек.

Один из зубьев расчески – острый сук ветки длиной примерно метра полтора-два – зацепил Ивана за куртку. Река подмяла его под дерево. Ему никак не удавалось обхватить не очень толстый ствол – уже почти вершину, чтобы повиснуть над рекой.

Напором воды с него, наконец, сорвало сапоги. Ивану тут же удалось подтянуться к стволу, но он по-прежнему висел на суку. Иван что-то кричал, но клокотание воды заглушало его крик. Подоспевший вовремя Димичел рассчитанно выпрыгнул из воды и всем телом обрушился на сук. Под тяжестью двух тел сук наконец обломился, отец и сын с головой ушли под воду, но Димичел изловчился и схватил сына за полу куртки, и увлек его в тот единственный и спасительный проход между скалой и заломом.

Катрин уже пробиралась по шатким стволам, которые покачивались и ходили ходуном под ее ногами. Она плакала и молилась. Она просила Бога об одном: чтобы залом не обрушился, накрывая собой ее любимого и его сына.

Катрин не знала, зачем она полезла в хаос осклизлых бревен, но интуитивно она взяла с собой большой фонарь. Она примотала фонарь к кисти левой руки, чтобы не потерять его.

Когда она добралась почти до скалы, то направила луч