Замуж за «аристократа» - Маша Царева

На показе мод у стилиста своя специфика работы. Если модель, которую снимают для журнала, должна выглядеть особенной, то манекенщицы, рекламирующие одежду на подиуме, в идеале должны выглядеть однояйцевыми близнецами. Потому что журнальная модель – это персона, личность. А подиумная – нечто вроде одушевленной вешалки, которая ни в коем случае не должна отвлекать внимание зрителей от одежды.

Прима показа Лиза оказалась прехорошенькой блондинкой с кротким, каким-то овечьим взглядом и нежным тихим голосом. Чем-то она неуловимо напоминала легендарную принцессу Диану – та же пепельная челка до бровей, та же мягкая улыбка. Вечер был жарким, и большинство манекенщиц оделись так, словно они собирались принять участие в конкурсе «Мисс Мокрая Майка» на центральном городском пляже. Обтягивающие вечерние топики, полупрозрачные мини-юбки. Лиза же предпочла длинные льняные брюки свободного покроя и приталенную белую блузу от Ямамото. Она выглядела одновременно нарядно и интеллигентно, и Шура отчего-то сразу прониклась к ней доверием…

– Мне можно поменьше румян класть? – вежливо попросила Лиза. – Мне не идет, когда много косметики на лице.

В тот момент, когда Шура докрашивала ей ресницы, у девушки зазвонил мобильный телефон. Она поднесла дорогую телефонную трубку к миниатюрному розовому уху, помолчала пару минут, затем заворковала своим нежным полудетским голоском:

– Честно говоря, Тань, меня от него саму уже тошнит. Прикинь, у него даже колени волосатые, мрак! Я перед сном стараюсь его напоить, чтобы можно было отделаться легким минетом.

Шура чуть щеточку из рук не выронила. Было как-то неестественно слышать, как Лиза произносит такое своим голоском-колокольчиком. Нет, Шура не была ханжой. Вот если бы Дианка, томная прожженная Дианка, сказала бы такое своим прокуренным басом, она бы ничуть не удивилась – рассмеялась бы даже. Но Лиза эта… Как матерящаяся Мадонна, честное слово.

А ничуть не смутившаяся Лиза тем временем продолжала:

– Я тут вчера в кабаке познакомилась с одним. Приличный вроде. По крайней мере, ботинки у него от «Гуччи». Не знаю, может, и получится. По крайней мере, мы напились. У меня сегодня такое похмелье было, не представляешь. А хочешь, Таньк, заезжай ко мне сегодня, потренькаем. У меня текила есть. Нет, напиваться не будем. Ну все, жду!

«Интересно, как она умудряется выглядеть такой свежей, если ведет такой образ жизни?» – подумала Шура. У Лизы была гладкая розовая кожа, сочные губы, блестящие глаза без красных прожилок.

– Сколько тебе лет? – подозрительно спросила Шура у девчонки.

– Мне? Тринадцать, – невозмутимо ответила манекенщица, – скоро уже четырнадцать будет. А что?

Был в ее словах некий вызов. Наверное, Лиза рассчитывала, что Шура начнет читать ей мораль, возмущаться, спорить. Но Шура промолчала. «К шестнадцати гадам сопьется, – сочувственно подумала она. – Конечно, если ей не повезет и она не выскочит замуж за бритоголового «бизнесмена». Потому что нормальному человеку порочная Лиза вряд ли может понравиться».

«Звездочка» отошла от Шуры, на ходу прикуривая длинную коричневую сигарету, ее место заняла другая модель – та самая улыбчивая девушка, что брила подмышки.

К Шуре постоянно подбегал постановщик – нервный молодой человек с тоненькими, как у Джона Гальяно, усиками. Он покрикивал на Шуру, торопил ее:

– Через десять минут начинаем, а у вас еще четыре девушки, – плаксиво заметил он.

– Я не виновата, – пожала плечами Шура. – Мне сказали явиться к шести, я так и пришла. Конечно, можно работать быстрее, но тогда у них будут не лица, а карнавальные маски. В конце концов, задержите на пару минут показ.

– Какая наглость, – у постановщика даже голос сел от возмущения. – Гости собрались, они уже ждут. Тодоровский пришел, и Хаматова, и даже Кончаловский. С минуты на минуту ожидаем чету Михалковых. Все из-за вас!

Показ мод начали вовремя. Первая манекенщица уже вышла на подиум – размашисто покачивая бедрами, она быстро шла по языку, время от времени останавливаясь, чтобы фотографам было удобнее ее снимать. А Шура все еще возилась с лицом последней девчонки.

Наконец она закончила и могла немного передохнуть. Гримерка внезапно опустела. Все, кроме манекенщиц, постановщика и йоркширского терьера, предпочли смотреть показ из зала. Шура тоже выглянула в зал. Она пристально вглядывалась в лица моделей, любуясь собственной работой. «Пожалуй, блеска на губах маловато», – решила она и ринулась обратно за кулисы. Пусть первые «вешалки» уже прошли, она еще успевает поправить губы других.

Вслед за ней за кулисы просочилась и съемочная группа какой-то светской передачи, состоящая из апатичного толстого оператора и нагловатой остроносой журналистки, такой тощей, словно она страдала анорексией. Телевизионщики караулили Алису Уварову, известную манекенщицу, которая недавно вернулась из Лондона, где выиграла какой-то местный конкурс красоты.

Алиса как раз возвращалась с подиума, и журналистка с победным криком: «Вот она!» – ринулась наперерез красавице. Так получилось, что на пути у нее оказалась Шура. Недолго думая, репортерша оттолкнула ее, пребольно заехав ей в бок остреньким костлявым локтем – и откуда у нее, такой тощей, столько сил?!

– Смотри куда идешь, у нас же камера, – фыркнула она, смерив Шуру презрительным взглядом. – Ходит тут всякая шваль, под ногами путается…

– Сама шваль, – беззлобно парировала Шура.

Она понимала, что глупо обижаться на злобную репортершу, – скорее всего, у этой девицы изнурительная нервная работа. А личной жизни никакой – вот и злится. И все-таки ей стало как-то не по себе, тоскливо засосало под ложечкой. Какая-то никчемная тощая девка обозвала ее, Шуру, швалью. Она летела с микрофоном к звезде подиума, а нерасторопная Шура случайно оказалась на ее пути.

Эх, вот если бы она была звездой…

Шура покосилась на репортершу – девица снизу вверх восхищенно смотрела на Алиску и медоточиво улыбалась. Ну, конечно, к звездам все относятся иначе – даже желчные девицы. Когда Шура наконец прославится, эта самая тощая дрянь все еще будет работать на побегушках в мелкой, никому не известной телепередачке. И ей обязательно поручат взять интервью именно у Шуры. У известной на весь мир художницы. Вот тогда она и отыграется. Скажет побледневшей от унижения швабре: «Извините, но я не даю интервью… всякой швали!»

Задумавшись, Шура даже не заметила, как на подиум вышла последняя модель. Показ закончился вялыми аплодисментами и торжественным вынесением на подиум заранее купленного модельером громадного букета – букет этот выглядел настолько пафосно, словно был предназначен для могилы какого-нибудь политического лидера.