1939: последние недели мира. Как была развязана империалистами вторая мировая война. - Игорь Овсяный

Еще большее значение для Гитлера имела вторая часть сообщения: французское правительство информировало англичан, что его войска не начнут наступательных действий против Германии до тех пор, пока британские экспедиционные силы не будут полностью готовы для участия в операциях на территории Франции. Таким образом, Гитлеру предоставлялась возможность спокойно разделаться с Польшей. Как известно, последующий ход событий полностью подтвердил это.

Характер информации и тот факт, что поступила она из Лондона, заставляют снова вспомнить о «танцующем фавне». Не его ли это почерк – «косвенными» средствами влиять на развитие событий в угодном для британских правящих кругов направлении? Похоже, что указанные сведения были намеренно подброшены гитлеровцам английскими спецслужбами. Такова оборотная сторона пресловутых «гарантий», официально и торжественно предоставленных Польше.

Это объясняет, почему Гитлер, инструктируя своих генералов, держался столь самоуверенно. В заключение он сказал следующее: возможно, Англия заявит резкий протест, отзовет своего посла или даже наложит полное эмбарго на торговлю, «но, безусловно, не предпримет вооруженного вмешательства в конфликт».

Опасаясь войны на два фронта, генералы с нетерпением ждали, что скажет «фюрер» об англо-франко-советских переговорах о пакте взаимной помощи. Здесь выявляется новый факт, существенно дополняющий представление о том, почему Гитлер уже в середине августа, расценивая обстановку как исключительно благоприятную, принял решение о вторжении в Польшу. Согласно официальным английским источникам, летом 1939 г. германская разведка имела своего агента в Форин оффисе. В результате с самого начала переговоров СССР с Англией и Францией гитлеровцы были, как отмечает западногерманский исследователь Г. Буххайт, «полностью и незамедлительно» осведомлены относительно их содержания[51].

Можно себе представить, с какой жадностью и интересом, с какой радостью гитлеровская верхушка читала в перехваченных разведкой документах следующие строки из письма Стрэнга, посланного из Москвы Галифаксу 20 июля 1939 г.:

«Русские… вряд ли вступили бы в переговоры вообще, если бы они не считали, что трехстороннее соглашение им выгодно… Если мы не доверяем им, то в такой же мере они не доверяют нам… Их недоверие и подозрения в отношении нас не уменьшились в результате переговоров, так же как, по моему мнению, не увеличилось их уважение к нам. Тот факт, что мы выдвигали одну трудность за другой по вопросам, которые они считают несущественными, создало впечатление, что мы, возможно, серьезно не стремимся к соглашению…»

Учитывая трагический опыт 1938 г., когда Франция, связанная договором о взаимопомощи с Чехословакией, ничего не сделала для ее спасения от германо-фашистской агрессии, Советское правительство с самого начала поставило условие: политический договор должен дополняться военной конвенцией, причем они вступят в силу одновременно и будут составлять единое целое. Целесообразность и необходимость этого требования очевидна каждому непредвзято мыслящему человеку, Иначе полагал Галифакс.

«Несмотря на то что Советское правительство придает началу военных переговоров принципиальное значение, – сообщал он английскому послу в Москве Сидсу 21 июля 1939 г., – я пошел бы на немедленное начало военных переговоров только в крайнем случае… Мне это не нравится, и я готов согласиться с этим предложением, лишь если угроза разрыва переговоров… будет представляться неизбежной… Этот компромисс позволит избежать окончательного прекращения переговоров и создаст впечатление в других местах о практическом сотрудничестве между Россией, Францией и нами». Риббентроп, несомненно, злорадно улыбался, читая эти размышления по поводу «других мест».

Как выгодный политический маневр расценивал согласие западных держав на ведение военных переговоров с СССР и английский посол в Москве Сидс. Отметив, что «переговоры можно было бы с успехом растянуть на ближайшие несколько опасных месяцев», он писал в телеграмме Галифаксу 24 июля 1939 г.: «Практически с точки зрения общественности и в международном плане мы таким путем (не взяв на себя никаких обязательств) выиграем больше, чем получили бы в результате в общем-то академической декларации, к которой мы стремились весной этого года».

Итак, политическое руководство рейха имело возможность убедиться, что его оценки были верны. Начав весной 1939 г. переговоры с Советским Союзом, западные державы стремились лишь к «академической декларации» и не собирались брать на себя «никаких обязательств»! Приведем еще одну телеграмму, которая поступила в Лондон от посла в Москве накануне описываемого совещания в «Бергхофе», 13 августа, в 9.30 утра. Таким образом, не исключено, что ее содержание тоже стало известно Гитлеру. В этой депеше, напоминая содержавшееся в инструкции английской военной миссии указание вести переговоры как можно медленнее впредь до подписания политического соглашения и отмечая, что советская сторона, очевидно, не пойдет на договоренность по политическим вопросам, пока не будет достигнут определенный успех в военных переговорах, Сидс писал:

«В этих условиях я полагаю, что военные переговоры, по-видимому, не дадут других результатов, кроме того, что снова вызовут у русских опасение, что мы не относимся к делу серьезно и не стремимся к заключению конкретного и точного соглашения…

Я был бы признателен за скорейшую, по возможности, информацию, желает ли правительство его величества достичь какого-либо прогресса в военных переговорах, помимо расплывчатых общих заявлений…» Все признаки говорят о том, добавлял посол, что «советские военные представители, ведущие переговоры, действительно стремятся к достижению соглашения».

Документы необычайно красноречивы и не нуждаются в пояснениях. В данном случае важно другое. Того, о чем в них говорилось, Советское правительство еще не знало. Коварные планы тщательно маскировались фразами о желании сотрудничать. Все это советской дипломатии еще предстояло разгадать.

Но Гитлер, созывая своих генералов 14 августа, уже точно знал: западные державы не заинтересованы в заключении боевого союза с СССР. Поэтому он и считал сложившуюся обстановку «исключительно счастливой».

– Россия, – заявил он, – не связана какими-либо обязательствами в отношении Запада. И ни в малейшей степени не намерена таскать для других каштаны из огня.

Касаясь советско-германских отношений, «фюрер» был вынужден ограничиться констатацией, что удалось установить «слабые контакты» по экономическим вопросам и предполагается посылка в Москву представителя для ведения переговоров.

Так выглядела ситуация, когда Гитлер принял решение о вторжении в Польшу и назначил дату – 26 августа.

Практические последствия совещания в «Бергхофе» бельгийский буржуазный автор Д. Кимхе описывает следующим образом:

«Гальдер начал осуществление принятых в Оберзальцберге решений уже утром 15 августа. После беседы с фон Вайцзекером он приступил к подготовке и рассылке всеобъемлющих приказов, вытекающих из решений в Оберзальцберге. Он стал по очереди вызывать командующих, чтобы передать им указания лично, принял меры для перевода ставки командования сухопутных сил в штаб-квартиру военного времени, приказал вывести все гражданские рабочие подразделения из выдвинутых районов на западе и осуществил еще сотни других мероприятий, которые должны были своевременно привести вооруженные силы в состояние полной боевой готовности для нанесения удара по Польше 26 августа».

Итак, вторая мировая война должна была начаться 26 августа. И эта дата была установлена задолго до того, как у Гитлера появились даже малейшие реальные основания надеяться на заключение пакта о ненападении с СССР.

Таковы неоспоримые факты. Буржуазные авторы, как правило, выворачивают их наизнанку. Тем хуже для фактов? Нет, тем хуже для миллионов и миллионов людей на Западе, которых оболванивают клеветническими измышлениями в отношении Советского Союза.

Жалкий спектакль, господа офицеры!

Поздно вечером 9 августа 1939 г. пакетбот «Сити оф Эксетер» с английской и французской военными миссиями на борту медленно двигался по водам Финского залива, покрывая последние километры долгого пути от берегов Великобритании до Ленинграда. Двадцать пять генералов и офицеров, облаченных в белые смокинги, стоя у перил, всматривались в очертания огромного города, погруженного в прозрачные сумерки. Профессиональные военные, они должны были, сойдя на берег, превратиться в артистов, исполнителей лицемерного и позорного спектакля. Их роли были детально расписаны в секретных инструкциях, врученных в Лондоне и Париже: что говорить, о чем молчать, каких вопросов избегать, как изощренно лгать, честно глядя в глаза собеседнику. Вместе с инструкциями они везли тяжелый груз предубеждений и вражды к Стране Советов. Не потому ли «Сити оф Эксетер» полз со скоростью улитки, как бы являя миру, что Англия и Франция с большой неохотой пошли на военные переговоры и не придают им серьезного значения. Ряд буржуазных авторов не могут не признать: подобная затяжка с прибытием военных миссий в Москву, в результате чего переговоры начались только через 17 дней после того, как западные державы дали согласие на их проведение, по существу была оскорбительна для Советского Союза.