Белая гардения - Белинда Александра

Снова неожиданно зазвонил телефон. Я сняла трубку. Это была Амелия.

— Позови Дмитрия! — произнесла она в своей обычной приказной манере, однако это внезапное вторжение меня не рассердило, а озадачило. Ее голос звучал как-то напряженно, будто она задыхалась.

Дмитрий как раз шел ко мне с недовольным заспанным ли-I (ом, натягивая на ходу пижамную куртку. Я передала ему трубку.

— В чем дело? — спросил он хриплым голосом.

Было слышно, что Амелия начала что-то быстро говорить, но слов разобрать я не смогла и подумала, что она, наверное, организовала завтрак в отеле «Китай» или что-то в этом роде, чтобы не дать нам с Дмитрием спокойно насладиться первым утром семейной жизни. Мне захотелось затопить камин, и я огляделась вокруг в поисках спичечного коробка. Спички лежали на книжной полке. Я уже готова была чиркнуть спичкой, когди случайно бросила взгляд в сторону Дмитрия. Его лицо стало белым как мел.

— Успокойся, — говорил он в трубку. — Никуда не уходи, он, возможно, позвонит.

Дмитрий положил трубку и посмотрел на меня.

— Вчера ночью Сергей сам уехал на машине и не вернулся.

Я почувствовала боль, словно сотни иголок вдруг вонзились мне в ладони и ступни. В любое другое время я бы не стала так волноваться, решив, что Сергей после вчерашнего праздника отсыпается где-нибудь в клубе, но сейчас обстановка изменилась, В Шанхае было опаснее, чем когда бы то ни было. Гражданская война привела к тому, что город наводнили шпионы коммунистов. За последние несколько недель произошло восемь убийств китайских и иностранных предпринимателей. Страшно было представить, что Сергей мог попасть в руки коммунистов.

Мы с Дмитрием перерыли чемоданы, которые собирали слуги. Но там была лишь летняя одежда да пара легких курток. Мы накинули их, но как только вышли на улицу, холодный, пронизывающий до костей ветер ударил в лица, незащищенные пальцы и мои голые ноги. Я едва сдерживала дрожь, и Дмитрий обнял меня за плечи.

— Сергей никогда не любил водить машину, — сказал он. — Не понимаю, почему он не разбудил слугу, чтобы его отвезли туда, куда ему надо было попасть. Если у него хватило ума выехать за границы Французской концессии…

Я обняла Дмитрия за талию, не желая даже думать о том, в какую беду мог попасть Сергей.

— Кто звонил вчера ночью? — спросила я. — Амелия?

Дмитрий вздрогнул.

— Нет, это была не она.

Я почувствовала, что меня начинает трясти. Страх черным облаком опустился на нас, и мы шли в полном молчании. На глаза накатывались слезы. Первый день после свадьбы должен был стать самым счастливым днем в моей жизни, но вместо этого оказался полон печали.

— Будет тебе, Аня, — наконец сказал Дмитрий, ускоряя шаг. — Наверное, он заснул где-нибудь в клубе. И все эти мысли о трагедии совершенно напрасны.

Парадная дверь была заперта, но мы обнаружили, что открыт боковой вход. Дмитрий провел ладонью по косяку, следов взлома не было. Мы с улыбкой переглянулись.

— Я знал, что мы найдем его здесь, — спокойно произнес Дмитрий. — Амелия по телефону говорила, что звонила в клуб с самого утра, но никто не брал трубку. Если Сергей выпил вчера лишнего или покурил перед сном опиум, он мог и не услышать пшика.

В вестибюле до сих пор стоял умопомрачительный запах роз. Я прижалась лицом к покрытым росой лепесткам, упиваясь ароматом, который пробуждал приятные воспоминания.

— Сергей! — громко позвал Дмитрий.

Ответа не последовало. Я выбежала в зал и пошла рядом с Дмитрием по периметру танцевальной площадки. Наши шаги разносились эхом по огромному помещению. Мне было очень грустно, и я не могла понять почему. В офисе не оказалось никого. Там все было на своих обычных местах, кроме телефона. Он валялся на полу. Корпус аппарата треснул, а шнур был закручен вокруг ножки стула.

Мы обыскали ресторан, заглянули под каждый столик, поискали за стойкой бара. Затем прошли в кухню и туалеты, даже вылезли по узкой лесенке на крышу, но никаких следов Сергея не обнаружили.

— Что дальше? — спросила я Дмитрия. — По крайней мере, теперь мы знаем, что это Сергей звонил нам.

Дмитрий в задумчивости почесал подбородок.

— Я хочу, чтобы ты пошла домой и ждала меня там, — сказал он.

Я смотрела, как Дмитрий спускается по каменным ступеням и останавливает рикшу. Я знала, куда он собирается ехать. В самые злачные районы концессии, где меня когда-то ограбили, лишив ожерелья матери. Если он не найдет Сергея там, то отправится в район, который называется Западная Шахматная Доска, где смрад опиума никогда не выветривается из узких переулков, где за фальшивыми фасадами магазинов торговцы наркотиками выставляют на продажу свой товар.

По пути домой я шла мимо закусочных, уличных торговцев благовониями, мясных лавочек, для которых рабочий день только начинался. Дойдя до улицы, мощенной булыжником, я увидела, что она обезлюдела. Не было видно ни мальчика, ни его матери. Я поискала в сумочке ключ, но какой-то приятный запах защекотал мне ноздри и заставил замереть. Запах фиалок! Я подняла голову, посмотрела на цветочные ящики на окнах, но запах не мог доноситься оттуда.

И вдруг я заметила лимузин Сергея. Из узкого прохода между булочной и домом выглядывала часть капота с решеткой радиатора. Как мы с Дмитрием умудрились не заметить его, когда выходили из дому? Я бросилась через улицу к машине и увидела Сергея. Он сидел за рулем и смотрел на меня. Положив одну руку на руль, он улыбался. Я облегченно вздохнула.

— Мы так переживали! — воскликнула я, облокотившись на сверкающий капот. — Вы что, всю ночь здесь сидели?

Яркое небо отражалось в лобовом стекле, и с капота не было видно лица Сергея. Я наклонила голову, пытаясь рассмотреть его и понять, почему он не отвечает.

— Мне все утро лезут в голову мысли о коммунистах и убийствах, а вы, оказывается, тут прячетесь! — продолжала я.

Из машины не донеслось ни звука. Я оттолкнулась от капота и протиснулась между стеной дома и машиной. Когда я открыла дверь с пассажирской стороны, из машины вырвался отвратительный запах. Кровь отхлынула у меня от лица. Колени Сергея были заляпаны рвотой. Сам он сидел в неестественной позе.

Я прикоснулась к его лицу, но оно было холодным, кожа потеряла эластичность. Глаза остекленели. Верхняя губа сморщилась, обнажив зубы. Это была вовсе не улыбка.

— Нет! — закричала я. — Нет!

Схватив его руки, я стала трясти их, не в силах поверить в то, что видела своими собственными глазами. Когда он не ответил, я сжала руки еще сильнее, как будто надеялась, что, если трясти это мертвое тело достаточно долго и сильно, оно снова прекратится в Сергея. Одна его рука покоилась на колене. Сквозь пальцы был заметен какой-то блестящий предмет. Разжав их, я достала обручальное кольцо. Я вытерла слезы, они мешали разглядеть рисунок, выгравированный на нем. На простом кольце из белого золота по всей окружности были изображены летящие голуби. Позабыв про ужасный запах, я склонила голову на плечо Сергея и зарыдала. Могу поклясться, что в ту секунду я услышала его голос. Сергей обращался ко мне: «Положи его в гроб имеете со мной, — сказал он. — Я хочу к ней».

Через два дня все мы собрались в вестибюле клуба на похороны. Края лепестков свадебных роз стали коричневыми, как листья на улице. Цветы склонили головки, словно скорбели вместе с нами. Лилии пожухли и сморщились, как девы, постаревшие раньше времени. Слуги добавили в цветочные композиции гвоздику и корицу, чтобы запах стал одновременно острым и гнетущим, напоминая о том, что более суровая и невеселая пора уже на подходе. Еще они жгли ванильные палочки, надеясь, что их густой аромат поглотит запах, просачивавшийся из дубового гроба, украшенного резьбой.

Обнаружив Сергея в машине, я позвала слугу, чтобы он помог мне отнести его в дом. Потом приехал Дмитрий. Амелия Вызвала врача, и тот, осмотрев тело, пришел к выводу, что смерть наступила в результате сердечного приступа. Мы с Дмитрием обмыли тело Сергея так, как родители обмывают новорожденного, и положили его на стол в гостиной, собираясь завтра пригласить сотрудника похоронного бюро. Но вечером Амелия позвонила нам и попросила вернуться.

— Во всем доме стоит его запах. Это невыносимо.

Когда мы приехали, в доме от ужасного трупного запаха невозможно было дышать. Мы осмотрели тело и обнаружили покраснения на лице и шее, а также фиолетовые точки, которыми покрылись его руки. Тело Сергея разлагалось у нас на глазах, гнило намного быстрее, чем положено, будто стремилось как можно скорее исчезнуть из этого мира и превратиться в прах.

В день похорон осеннее ненастье обрушилось на нас подобно лезвию гильотины, оставив в прошлом чистое голубое летнее небо и окутав мир осенней серостью. Моросящий дождь заливал лица, а порывы ветра, набиравшего силу на севере и юге, налетали со страшной силой, пронизывая до костей. Мы хоронили Сергея на русском кладбище с православными крестами, вдыхая запах гниющих листьев и сырой земли. Я, пошатываясь, стояла на краю могилы и смотрела на гроб, в котором, как в материнском чреве, лежало его тело. Если Амелия испытывала ко мне неприязнь при жизни Сергея, то после его смерти она просто возненавидела меня. Она встала вплотную ко мне, так что наши плечи оказались прижатыми друг к другу, и, подталкивая меня локтем, будто надеясь, что я упаду в могилу вслед за Сергеем, прошипела: