ПАПА-БУДДА - Энн Донован

— Еще Джимми не пришел, — сказала мама. — Где же его носит?

— Он сказал, что придет, — ответила я.

— Да этот и на собственные похороны опоздает, — сказала тетя Агнес.

— Подождем еще пару минут.

— Как раз пропустим по маленькой, — сказал дядя Пол.

Тут в дверь позвонили, и я пошла открывать.

— Пап, ты еле успел.

И тут у него за спиной я увидела Хэмми, Элли и Сэмми.

— Ой, здрасьте. Спасибо, что пришли на панихиду.

Папа пропустил лам вперед. Из гостиной как раз вышли старичок и мама, и в прихожей вдруг стало не протолкнуться.

— А, Лиз, привет.

Мама зашипела, как газировка:

— Какого черта ты их притащил?

Она сказала негромко, и ламы вряд ли услышали - они кланялись и улыбались, протягивая ей белые шарфы .

— Я же говорил, что они придут, — помнишь тот наш разговор про разные обряды и про тибетский путь мертвых?

— О чем ты?

— Разве не помнишь? Когда будет лучше — сейчас, или после розария?

— Что будет лучше?

— Им помолиться заупокой.

— Джимми, моя мама лежит в гробу вон там за дверью.

— Ну, ламы-то потому и пришли.

— И если бы не она, и не будь здесь столько народу, я бы тебя самого в этот гроб уложила.

— Лиз…

— Джимми, это полный финиш. Предел всему. Будь любезен, уведи своих ребят, и катитесь из маминого дома ко всем чертям.

— Лиз…

— Что такое? Он тебя обижает?

Дядя Пол протиснулся в прихожую.

— Пол…

— На хрена ты их припер? Это че за Харе Кришны?

— Это ламы, святые отцы.

— Слушай, Джимми, у меня мать умерла. Умерла – ты это понимаешь?

Дядя Пол стоял прямо перед папой.

— Пол, я тебя понимаю. - Папа положил руку на плечо дяди Пола.

— Убери свои чертовы руки, — дядя Пол сбросил руку.

— Прости, дружище, я только… — Папа повернулся к маме. — Лиз, я хотел как лучше. Просто у них в Тибете есть особые обряды, чтобы душа перешла из одной жизни в другую… И я подумал, твоей маме это поможет. Я думал, мы все обсудили… я так подумал.

— Ты подумал. Ты подумал! Ты никогда не думаешь, Джимми, вот в чем беда. Мозгами не шевелишь, языком только мелешь!

Тетя Триша положила одну руку маме на плечо, другую - папе.

— Эй, сейчас не время и не место. Думаю, Джимми, тебе лучше уйти.

— Да, катись ко всем чертям. — Дядя Пол стоял, качаясь, в дверях гостиной. — Проваливай, иначе… ты… у меня…

Он подошел к папе, который почти на шесть дюймов его выше, потом наклонился, и его стошнило прямо папе на ботинки. Выпрямившись, он продолжил, как ни в чем не бывало:

— … свалишь у меня.

Пока все это творилось, о ламах будто забыли. Я решила, что они ушли, но потом заметила, что дверь в комнату бабушки закрыта, а оттуда доносятся странные звуки. Я проскользнула в спальню. Они сидели, скрестив ноги, у гроба на полу - и пели. Наверно, так можно сказать, но звуки были чудные, гортанные. Ничего подобного я не слыхала - может, капельку что-то похожее было по телеку на фестивале «Мод» . Глаза у них были закрыты, они словно перенеслись куда-то в иной мир. Я хотела сказать им, чтоб они ушли, пока все окончательно не перессорились, но просто не смогла. Все стояла и слушала. Не знаю, о чем они пели, но меня это совершенно захватило.

Я обожаю петь, и, как правило, не задумываюсь, просто пою и все, но иногда мне кажется, что мой голос будто приходит откуда-то, и это не я пою. Помню одну репетицию - в классе кроме меня и учительницы музыки никого не было. Я закрыла глаза, и ощутила, что звучит все тело – будто я была музыкальным инструментом, и на нем кто-то играл. Свой голос я слышала будто издалека. Когда я допела, в классе повисла тишина. Учительница ничего не сказала, так молча и сидела. И вот теперь, слушая, как поют ламы, я ощутила то же. Они были как инструменты, и музыка текла через них. И эти звуки, которые сначала показались мне резкими и нестройными, стали самыми прекрасными звуками на свете. Я села и закрыла глаза.

Не знаю, сколько мы так сидели. Казалось, несколько часов, хотя на самом деле всего несколько минут, потому что все закончилось, когда вошла тетя Триша и сказала:

— Извините, но вам, наверно, придется уйти. Сейчас будет розарий.

Ламы поклонились и ушли.

ЛИЗ

Утро в день похорон выдалось холодным и ясным, иней побелил ветровые стекла машин, и кругом – чистота, свет, словно Господь Бог устроил это все ради мамы. Ей бы это понравилось.

Ночью, после той истории с ламами, Джимми и Полом, спала я неважно. Мне снилась какая-то муть – за мной гонялись ламы в пурпурных облачениях, а я пыталась попасть к себе домой, но заблудилась и не могла найти дорогу. Утром я подошла к зеркалу и увидела глубокие морщины и темные круги под глазами – я постарела лет на десять.

Наверно, ничего нет ужаснее той минуты, когда входишь в церковь и видишь: вот, гроб, а в нем – твоя мама. Когда умер папа, я думала, ничего страшней быть не может. Может. Мне было всего пятнадцать, и тогда я поняла: так, как прежде было, никогда уже не будет. В детстве я была больше папиной дочкой, но когда выросла и обзавелась семьей, мы с мамой стали ближе друг другу. А когда она заболела, виделись почти каждый день. И вот, настал день ее похорон.

В церкви народу было битком. Вся семья собралась, все родственники – и мои, и Джимми, - и соседи, и прихожане. Половину гостей я видела впервые, но у мамы в «Клубе Глазго» было много друзей, и все приехали. Пришел и мистер Андерсон вместе с сыном, а накануне он прислал очень красивый венок. И Ниша была вместе мамой, и Шарлин – хотя они с Энн Мари в последнее время почти не общаются, все равно хорошо, что она пришла. Месса была прекрасная. Маме понравилось бы. Наверно, и понравилось, ведь каким-то образом она была вместе с нами.

По правде говоря, я не знаю, во что верю. В церковь я ходила из-за Энн Мари. Хотела, чтобы она верила во что-то - пусть я сама не уверена, что все это правда. Думаю, это лучше, чем ничего. За годы брака мы с Джимми пару раз на эту тему повздорили — он перестал ходить в церковь, когда был еще подростком, - но, в конце концов, он мне уступил. Он был не против, чтобы Энн Мари покрестили, но вовсе не горел желанием отдать ее в католическую школу. Однако, я хотела, чтобы у нее было миропомазание, первое причастие и все, что положено; а когда она пошла в обычную среднюю школу, не в католическую, я вовсе не возражала: она уже достаточно взрослая, может решить сама, что ей ближе. Я просто хотела, чтобы, если понадобится, она знала, где найти утешение.

А служба, и правда, утешает. Особенно музыка. Эти старые гимны. «Иисус Милосердный». «Salve Regina» - ее пела Энн Мари. Все молча слушали, только тетя Роза у меня за спиной сморкалась в платок. И в конце, когда священник окропил гроб святой водой, произнес последние слова и в процессии все направились к выходу, зазвучала «Звезда над морем» .

И тут меня накрыло. Горло перехватило, подступили слезы. Энн Мари взяла меня под руку, и мы пошли вслед за гробом. Его несли Пол, трезвый как стеклышко, Джимми, Джон, Алекс и два служащих из похоронного бюро. Когда умер папа, я завидовала Полу – ему разрешили нести гроб. Как-то несправедливо, что женщинам нельзя вот так провожать родных в последний путь.

Сквозь слезы я видела собравшихся в церкви – лица знакомые, незнакомые – и все пели. Вдруг на заднем ряду я увидела лам. Они будто с Марса свалились – бритоголовые, в пурпурных облачениях, - и тоже пели, глядя в листочки с текстами гимнов. На мгновение во мне шевельнулась злость, я ощутила какую-то горечь – по какому праву они пришли? Они с мамой даже не были знакомы. Но через миг я успокоилась. Они просто выражали сочувствие.

Казалось бы, похоронил человека – и все закончилось, а на самом деле, все только начинается. Мама умерла так внезапно, что мне казалось, с того вечера в пятницу до похорон в среду прошли годы. Похороны были той чертой, к которой все устремлялось: переговоры, подготовка, прием гостей; и когда все закончилось, я вымоталась окончательно. В среду я упала в постель в семь часов вечера и проспала до девяти утра следующего дня. Сама не поверила, что проспала так долго. Энн Мари без меня собралась и ушла в школу, я осталась дома одна.

Жаль, что она ушла. Я ей предлагала еще денек отдохнуть – мы бы выбрались куда-нибудь в город, пообедали вместе, постарались бы как-то вернуться в колею, - но она хотела в школу.

— Сегодня контрольная по математике.

— Для меня в твоем возрасте это был хороший повод прогулять. Но ты права, надо браться за ум, чем быстрей – тем лучше.

На работу я собиралась выйти на следующий день. Мистер Андерсон страшно меня выручил, сказал, что если нужно, могу не выходить всю неделю, но я подумала, что начинать с понедельника труднее. И потом, мне, наверно, придется взять отпуск еще на несколько дней, чтобы разобраться у мамы в квартире, так что дел на работе лучше не запускать.