Рота стрелка Шарпа - Бернард Корнуэлл

Никто не любит рукопашной, тем не менее Шарп и Харпер устремились вперед, рота – за ними. Британцы скалились, рубили лопатами, Харпер орудовал трофейным ружьем, как дубиной. Французы попятились, оступаясь на скользкой глине; дождь слепил им глаза, а безумцы все напирали. Шарп разил палашом, метя в лицо или горло. Французский сержант кинулся на него со штыком. Шарп отбил штык, сержант поскользнулся и упал; занесенный палаш падал ему на голову, как топор. Шарп попытался остановить удар, ведь сержант был беззащитен; палаш ушел в сторону и вонзился в мокрую землю бруствера.

Французы побежали к своему основному отряду, а британцы остались с десятком пленных. Французский сержант – его единственная нашивка была в крови – посмотрел на убитых товарищей, потом на палаш, едва не лишивший его жизни. Он видел, как высокий офицер отвел смертоносный удар. Сержант кивнул:

– Мерси, месье.

Харпер взглянул на пленных:

– Что с ними делать, сэр?

– Отпустить.

Брать пленных было не с руки. Британцы отняли у них оружие, обыскали на предмет вина или коньяка.

Впереди по-прежнему кипело сражение. Главный отряд французов пробился на позицию первой батареи; им оставалось пробежать по ней каких-то пятьдесят ярдов, но эти ярды обороняли британцы. Кучки солдат, частью вооруженные, частью просто с досками в руках, ринулись на французов, и в грязи завязался ожесточенный бой. Верховые офицеры скакали вдоль бруствера, пытаясь упорядочить сражение, но британским солдатам порядок был ни к чему. Они хотели отвлечься от скучной работы и нескончаемого ливня, подраться всласть. Больше всего это походило на уличную потасовку. Дыма не было, потому что ружья не желали стрелять; слышались звон металла о металл, стук дерева о металл, крики раненых и всхлипы умирающих. С того места, где Шарп и половина его роты пили коньяк вкруговую с пленными, казалось, будто борются сотни неповоротливых болотных чудищ.

Шарп указал французскому сержанту на город:

– Дуйте отсюда.

Француз ухмыльнулся, дружески козырнул и повел свой маленький отряд прочь. В двадцати ярдах от траншеи они остановились и подобрали шесть лопат. Харпер заорал:

– Несите назад!

Французский сержант показал ему кукиш и побежал к Бадахосу.

– Пусть их. – Шарп повернулся туда, где продолжался бой.

Стрелки рысцой двинулись вдоль бруствера; дождь хлестал по ним и по убитым в траншее. Склон был усыпан сломанными лопатами и ружьями. Французский офицер собрал нескольких человек с лопатами, и они пытались засыпать параллель. Шарп побежал быстрее; земля под ногами плыла. Его полроты растянулись, но Харпер был рядом, и их заметили. Теперь настал черед французов пустить в ход лопаты. Здоровенный солдат, тесня англичан, с размаху отбил удар Харпера, но Шарп палашом рассек черенок лопаты. Харпер задел француза штыком, но тот все напирал, и Шарп рубанул его по затылку. Верзила рухнул в грязь.

– Вперед!

Спину обожгло, и Шарп мгновенно обернулся – французский офицер только что сделал выпад.

– Ублюдок!

Шарп ринулся вперед, выставив палаш, француз – на него. Зазвенела сталь. Шарп повернул запястье, так что тяжелый палаш метнулся под правую руку французу, выставил правую ногу вперед, не обращая внимания на вражеский выпад, и нанес удар. Противник попытался отскочить, поскользнулся на залитой кровью глине, и Шарп почувствовал, как лезвие входит между ребер. Его солдаты бежали мимо, выставив трофейные штыки, теснили врага.

Вражеские трубы заиграли отступление. Через секунду французы уже бежали, унося раненых и захваченные лопаты. Они неслись прямиком к городу, словно спасаясь от кавалерийской атаки, и, чтобы не обходить по дамбе, забегали в озеро. Первые десять-двадцать ярдов они продвигались нормально, вода была чуть за колено, но вдруг дно начало уходить из-под ног. Офицеры кричали, приказывали выйти из воды, гнали солдат к дамбе. Вылазка закончилась.

Французская артиллерия открыла огонь, ядра зарывались в окрашенную кровью глину, британцы прыгали в порушенную параллель.

Харпер взглянул на окровавленный палаш:

– Как в старое времечко, сэр.

Шарп осмотрел свой небольшой отряд. Все его стрелки были здесь и весело ухмылялись, а также добрая часть роты. Он тоже ухмыльнулся, затем подобрал кусок мешковины и вытер лезвие.

– Вам стоит вернуться.

– Нам и здесь неплохо, сэр.

Шарп не понял, кто это сказал. Взглянул на Харпера:

– Отведите их, сержант.

– Есть, сэр. – Харпер широко улыбнулся. – И спасибо, сэр.

– Не за что.

Шарп остался один. По полю боя бродили группки солдат, подбирали раненых, сваливали в кучу убитых. Шарп прикинул: трупов побольше, чем в бреши Сьюдад-Родриго. Лопата, когда обрушиваешь ее на вражескую голову, – страшное оружие, а британцы истомились в траншеях и рвались в бой, в яростную свалку в грязи.

У ног Шарпа лежал убитый француз. Стрелок нагнулся, обшарил его карманы и патронную сумку. Ничего стоящего не обнаружилось. Сложенное вчетверо письмо, медная монетка, ружейная пуля – талисман, наверное. На шее, в запекшейся крови, – дешевый металлический крест. Француз начинал отращивать усы, чтобы выглядеть бывалым воякой, но волосики росли редко и просвечивали. Почти мальчишка. Оторвавшаяся подметка висела на нитке и судорожно дергалась на ветру. Это ли его подвело? Может быть, подметка оторвалась в бою, и, когда товарищи побежали, он захромал, и британский штык вонзился ему в шею? Чернила смывались с бумаги, стекали в грязь, однако Шарп разобрал последнее слово, написанное крупнее других: «Maman».

Он взглянул на город, который вновь ощетинился языками пламени, – пушки завели погребальную песнь, которая не смолкнет до конца осады. Там Тереза. Шарп смотрел на колокольню собора, приземистую, со сводчатыми проемами, и думал, как близко от его жены звонит колокол. Похоже, на соборе только один колокол, с резким голосом, чей звук замирает почти сразу, как пробьют час или четверть. Шарп вдруг задумался: поет ли Тереза ребенку? И как по-испански «мама»? Maman? Как во французском?

– Сэр! Сэр! – Это был прапорщик Мэтьюз, он моргал от дождя. – Сэр? Это вы, сэр? Капитан Шарп?

– Я. – Шарп не стал поправлять «капитан» на «лейтенант».

– Вам надо поспешить, сэр.

– Что случилось?

– Офицерский багаж, сэр. Его обчистили.

– Обчистили? – Шарп выбрался из траншеи.

– У полковника пропало серебро, сэр. У каждого что-нибудь да пропало, сэр.

Шарп выругался. Ему следовало стеречь багаж, а не кувыркаться в грязи. Он снова ругнулся и побежал.

Глава четырнадцатая

– Тысяча чертей! – Полковник Уиндем расхаживал взад-вперед по овечьему загончику и в ярости стегал хлыстом сваленные грудой тюки. Когда он наклонился взглянуть на развороченный багаж, из загнутых полей шляпы водопадом хлынула вода. – Тысяча чертей!

– Когда это случилось? –