Грозовой сумрак - Елена Самойлова

За спиной у меня на границе Алой реки вдруг раненым зверем взвыл невесть откуда взявшийся снежный вихрь, на миг принявший очертания припавшего к земле волка, который пропал так же быстро, как и появился.

Здесь не твое время и место, король Самайна. Впрочем, как и в мире людей. Вряд ли ты сумеешь меня остановить…

Мир людей показался мне неправдоподобно мрачным и тихим. С низкого, затянутого серой пеленой облаков неба накрапывал мелкий дождь, и, несмотря на то что летний Сезон был в разгаре, ветер был по-осеннему холодным и промозглым. Ильен, в мире людей обратившаяся в крупную светло-серую волчицу, негромко чихнула, встряхнулась, как обычная собака, и посмотрела на меня.

- Ты нас точно правильно вывела, сестрица? - Голос зимней был приглушен, наполнен низкими рычащими нотами, но слова она тем не менее выговаривала четко и внятно. Главное, не забывать о том, что у людей говорящая волчица вызовет обоснованное удивление и скорей всего страх.

- Я не могла вывести неправильно, только если сам Холм не сбил меня с дороги, - отозвалась я, пряча каштановые косы, перевитые цветными лентами, под капюшон темно-красного плаща.

- Значит, мир людей уже успело накрыть тенью Сумерек. - Ильен недовольно фыркнула, стряхивая крупную каплю воды, упавшую ей на нос откуда-то с веток деревьев, и углубилась в мокрые заросли папоротника.

- А мысль о том, что у кого-то из летних сейчас дурное настроение и потому идет дождь, тебе в голову не пришла? - поинтересовалась я, подбирая подол длинного платья и следуя за зимней сестрой в густой пролесок. Ильен ничего не ответила, и я ускорила шаг, пытаясь успеть за легконогой волчицей и не потерять ее из виду.

Хорошо ей - бегать по лесу в звериной шкуре много легче, нежели в человеческом облике. По крайней мере не нужно беспокоиться о моментально промокших тонких туфлях, об отяжелевшем подоле, который так и норовит зацепиться за каждую низко растущую ветку, за каждый куст. Не раз и не два мне приходилось высвобождать одежду из цепких объятий лесной ежевики или дикого шиповника, невольно задумываясь о том, как легко было скользить сквозь расступающийся лес в ночь Бельтайна или же когда над землями людей властвовала осень.

Сейчас я мало чем отличаюсь от человека - сил во мне осталось ровно столько, чтобы сотворить с помощью Ильен зеркальный переход куда-нибудь поближе к Вортигерну, чтобы моя зимняя сестра могла взять след Кармайкла. А потом… честно говоря, страшно представить, что я делала бы без Ильен, которая гораздо лучше меня знает человеческие привычки и наклонности, несмотря на то что большую часть года бродит по земле в облике дикого зверя.

Тропинка вильнула, углубляясь в непривычно тихий и безмолвный лес. Даже шелест дождя здесь приглушался, становясь призрачным, каким-то неестественно-тихим и потусторонним, будто бы мы с Ильен так и не выбрались в земли людей, по ошибке попав во владения одного из летних ши-дани с дурным характером.

- Ты слышишь, Фиорэ? - Моя зимняя сестра остановилась посреди тропинки, оглядываясь в мою сторону. Я лишь покачала головой - покинув Холм, я утратила способность слышать сердцебиение любого живого существа в моих владениях, в отличие от Ильен, сохранившей большую часть своих звериных инстинктов.

- Нет, ничего.

- О том и речь. Тишина такая, что мне кажется, будто бы лес вымер, стал неживым, но при этом каким-то чуждым, неправильным. Таким, каким он быть не должен.

Звонкий, как весенняя капель, девичий смех раздался в притихшем лесу, разрезая густую тишину, словно лезвие остро отточенного ножа. Я вздрогнула, Ильен еле слышно зарычала, вздыбив шерсть на загривке и припадая к земле, а смех все звенел туго натянутой струной со всех сторон, зыбким эхом отражаясь от стволов деревьев. Безрадостный, бездушный звук, пугающий своей неестественностью.

- Это не весенние, - прорычала моя зимняя сестра, оглядываясь но сторонам. - Весенниц я бы почуяла раньше, чем они подобрались так близко.

- И не дриады, потому что духи леса не имеют собственного голоса.

Я ощутила теплый, солнечный привкус позднего осеннего меда на кончике языка, невесть откуда взявшийся в воздухе запах прелой листвы, жареных каштанов и яблочного вина. Словно далекая осень протянула мне руки из западного Холма, коснулась моих волос студеным ветром, обладающим именем и душой, окутала плечи прохладным туманным плащом, согрела озябшие пальцы жаром ночного костра, в котором сгорают беды ушедшего дня.

И я потянулась к этому кусочку моей осени, к этой янтарной драгоценности, к золотому солнечному лучику посреди стремительно спускавшихся на притихший лес сумерек - и пальцы мои коснулись гладкой поверхности ножа, что лежал в моей сумке. Я потянула его за длинную, тонкую рукоять с вплавленным в оголовье золотистым камнем, похожим на семечко с остреньким кончиком, - и в отполированном до зеркального блеска красноватом лезвии отразилась вначале клубящаяся у меня за спиной темно-серая туманная дымка, а затем и чуждое вытянутое лицо с черными провалами глаз, обрамленное тонкими хрупкими веточками вместо волос.

Взгляд сумеречной твари, пойманный в «зеркале» дареного ножа, вдруг прояснился, и древесная нимфа посмотрела на меня уже более заинтересованно. Любимая игра в гляделки, устоять перед которой этот вид нечисти не может. С тех пор, как раскрывшиеся Сумерки выпустили в мир людей этих хищных призраков, прячущихся от солнечного света в древесных стволах, камнях или под водой, они не желают отказывать себе в удовольствии поиграть с жертвой, которая каким-то образом ухитрилась заметить их подлинную сущность. Иллюзии прекрасных обнаженных дев, что танцуют на тенистых лесных полянах или же ведут призрачный хоровод на поверхности прудов и заводей, притягивают неосторожных людей туда, где скрываются нимфы, - и тогда от человека к утру не остается и следа. «Затанцуют» до смерти призрачные девы, затянут в свой круг, наполненный безумным голодом и странной жестокостью.

В людских легендах до сих пор есть история-предупреждение о том, что нельзя в лунные ночи появляться у маленьких озер, на поверхности которых покачиваются розоватые лилии, или заходить в лес, куда не проникает солнечный луч. Потому что мало кто из смертных, не имея при себе холодного железа, устоит перед соблазнительными обнаженными нимфами, что ведут хоровод подальше от человеческих глаз. Заберут с собой прекрасные лесные девы, затанцуют-залюбят до смерти, да так, что следов не найдешь - словно провалился человек сквозь землю, не оставив после себя ничего - ни потерянного украшения, ни клочка одежды.

Все правда. Почти. Но люди, как всегда, закрывают глаза на тени Сумерек, заменяя красивыми речевыми оборотами неприглядную действительность.