Синдикат - Дина Рубина

“Усики клопов красоты необыкновенной; смотря въ микроскопъ, можно смъло утверждать, что оне служатъ имъ не только для украшенiя головы, но даже для осязанiя, оне ощупываютъ ими дорогу, нътъ ли чего препятствующаго имъ въ своемъ странствованiи, или обо что могли бы они замараться, или въ чемъ нибудь утонуть”.

Глава двенадцатая

...А также гроб наложенным платежом...

С утра в моем кабинете появился озадаченный Яша Сокол с какой-то бумагой в руках.

– Слушай, – сказал он, – тут ко мне по ошибке попало письмо из Посольства. Тебе адресовано.

И сходу стал читать: некий мой однофамилец, гражданин Израиля, затеял пьяную драку и свалился в Ниагарский водопад...

– Что-что?! – перебила я, отрываясь от компьютера. Это были минуты, когда, после двухдневной отлучки, я разбирала завалы электронной почты:

воззвания политических национальных блоков;

приглашения на открытия-банкеты-отчеты еврейских организаций;

просьбы о благотворительной помощи на восстановление церкви в селе Устющево Калининградского района;

целый каскад файлов от Галины Шмак с истерической припиской, что все это надо прочитать до вечера;

льстиво-игривое послание от Эсфирь Диамант с приглашением явиться на ее концерт в зале “Родина”;

требовательно-заискивающее предложение от Клары Тихонькой оказать финансовую поддержку семинару “Катастрофа: наши уроки”;

десятка полтора требований из Иерусалима;

Приказ по департаменту Кадровой политики об увольнении Анат Крачковски и немедленном ее возвращении в Иерусалим;

Приказ по департаменту Кадровой политики о восстановлении Анат Крачковски в должности и продлении ее деятельности на три месяца, в связи с отсутствием достойной замены;

Сообщение из департамента Розыска потерянных колен о принадлежности Хайрутдинова Олега Равилевича (61 года рождения, профессия – судовой механик) к потерянному колену Звулуна (“Звулун у брега морей будет жить и у пристани корабельной, и предел его до Цидона”);

рассылка материалов “Народного университета” Пожарского;

рассылка Национальной Русской партии Украины;

рассылка Чеченского Союза борьбы с оккупацией и – прочая, прочая, прочая... не говоря уже о письмах друзей и близких... – то есть пребывала в самом раздраженном состоянии духа.

– ...Ты сам-то трезв? Какой Ниагарский водопад, где он его разыскал?

– Понятия не имею, вот, пишут черным по белому: свалился в Ниагарский водопад и в данный момент лежит в безнадежной коме в госпитале, в Монреале, подключенный к приборам.

– Так... ну?!

– Ну и тебя предупреждают, что если ты его не заберешь, его отключат от приборов и разберут на запчасти...

– Как отключат?!! – вскрикнула я, – Господи, этого мне еще не хватало! Кто он, этот мудила, где его родственники?!

– О! Вопрос по существу. Сообщается, что в городе Стерлитамаке проживают его родители 20-го года рождения, – папа Фима и мама Фаня. И ты должна...

Я машинально щелкнула “мышкой”. На экране компьютера открылось новое сообщение:

“Тема: Только для русских и православных! Новый сайт! Православие в Николаеве!

Приглашаем посетить “Общественную приемную епархии”! – для обличения ереси “ПАПИЗМА”, де-факто существующей внутри нашей многострадальной Православной Церкви ...”

...Я отвела взгляд от экрана моего многострадального компьютера, выхватила из Яшиных рук письмо и понеслась к Петюне. Тот сидел за столом и явно много страдал от похмельной изжоги. Я хлопнула бумажкой по столу. Он поморщился и стал читать...

– Этот каскадер... он что – ваш родственник?

– Да нет же, нет!

– Так что вы так волнуетесь?

– Но его же отключат от приборов, разберут на части!

– Ну и хер с ним, – сказал честный Петюня. – Слушайте. У меня тут настоящие неприятности по двум проектам... Клещатик отказывается проплатить летний лагерь в “Пантелеево” под тем предлогом, что ребятишки устроили там погром, подожгли бассейн.

– Что подожгли?!

– Бассейн, бассейн...

(К тому времени я уже познакомилась с легендарным “Пантелеево”, давно пребывающим в жалком состоянии тотальной разрухи. Когда-то “Пантелеево” было нормальным пионерлагерем одного солидного ведомства, но давно уже стало добычей некоего хвата, который через фирму “Глобал-цивилизейшн” сдавал свою халабуду Синдикату для образцово-кошерных тусовок.)

– Ну и учитывая, что мы должны Клещатику уже пятьсот тысяч долларов... словом, он не желает больше проплачивать семинары... Вдобавок с утра опять явились аудиторы из Налогового управления, – как обычно, на этой теме Петюня понизил голос, – и расселись в “инструктажной” ... и тут еще ко всему – вы, с этим... любителем водных процедур...

– Гурвиц!!! – завопила я, – вы понимаете, что несете?!

– Тихо! – Он округлил глаза. – Внизу работают аудиторы. – И показал большим пальцем вниз. Финальный жест римлянина в гладиаторских боях.

– Это же человек! – прошипела я.

– Ну, какой он человек, он бессознательное тело, тут же пишут...

– Но он еще не умер!

– Так умрет, – он миролюбиво ухмыльнулся... – Смотрите... Эти сукины дети в Посольстве хотят свалить с больной головы на здоровую... Это сами они в Ниагару свалились, причем всем дипсоставом... Вся возня с гробами наложенным платежом – их епархия... Даже не смейте думать забрать этого говнюка. Ишь, прицепились к фамилии! Это все интриги Козлова-Рамиреса, попомните мое слово, он подлейшая тварь! Так что пусть расхлебывают свою проблему сами...

...О межведомственных войнах – происходи они в Сингапуре, Германии времен Рейха, Советском Союзе или Израиле – написаны тома, поставлены сотни фильмов, рассказаны тысячи анекдотов. Но вражда между Синдикатом и нашим Посольством в России давно уже приобрела поистине эпический размах. И дело было не только в личных амбициях Посла и Генерального Синдика, в сферах влияния или в полномочиях. Гвоздь этой многолетней вражды сидел в гигантской разнице между нашими бюджетами. Мы были богаты. Мы были чертовски богаты. Мы были так богаты, что почти не считали денег, – за нас их считал Клещатик. Посольство же по традиции сидело на жесточайшей диете. В то же время дипломатический статус жег этим ребятам их тощие ягодицы, не позволяя спокойно взирать на античные масштабы нашей деятельности. Бедность, вздорность и гонор посольской братии напоминали мне хвастливого Портоса из “Трех мушкетеров”, вернее, его знаменитую перевязь, спереди роскошную. (Остальное, как известно, у него прикрывал сзади плащ, под который нельзя было заглядывать, дабы не увидеть на заднице заплат нищеты.)

Дипломаты требовали от нас беспрестанного воздаяния отечественному флагу, гимну и национальной гордости. (Мы же были вольными корсарами, – во всяком случае, бороздили просторы стран СНГ, не прикрывая темечка диппаспортами).

Традиция нашей совместной работы в России сложилась не сегодня: мы платили, они произносили речи. И вместе мы вытягивались под звуки государственного гимна – “Атиквы” – со скорбно-вдохновенными лицами...

Ни одно мало-мальски внушительное деяние Синдиката в России не обходилось без вступительной речи Посла – старого цицерона с выслугой лет, не умеющего вовремя остановиться... Сопровождал его обычно атташе по связям с cоциумом Фелиппе Козлов-Рамирес, вкрадчивый молодой человек со сложной родословной. Родиной его отца была Аргентина, и сын унаследовал ласково-маслянистый блеск латиноамериканских глаз, тонкие усики и манеру актера мыльной оперы на всякий случай заигрывать с любым собеседником. Мать приехала в Израиль из России после многолетней упорной борьбы за выезд, поэтому мальчик унаследовал стремление добиваться своего любыми, неважно какими, путями.

В Яшиных комиксах – а наши отношения с Посольством породили у Яши целую череду комиксов – Козлов-Рамирес представал в образе пришибленной гиены: очень похоже наклонял голову, одновременно укрывая ее и в то же время вытягивая шею, вынюхивая, – не завалялась ли под кустом какая-нибудь падаль... Более всего на свете он боялся гнева Посла, который, по слухам, швырял в подчиненных тяжелыми предметами...

– Так что мне делать?!

Петюня взглянул на меня, спросил проникновенно:

– Вы хотите моего совета?

– Ну конечно!

– Дайте бумажонку! – он брезгливо взял письмо, скомкал его и бросил под стол в корзину.

– Мы ничего не получали. – Он смотрел на меня безразличными глазами в розовых прожилках. Так ворона разглядывает прыгающих вокруг воробьев, не желая иметь с ними ничего общего.