Кровавый шабаш - Алексей Атеев

ИСТОРИЧЕСКИЕ ФАКТИКИ

Пашка уговорил Женю поехать к его деду, бывшему учителю истории.

Машина притормозила у небольшого домика, почти скрытого доцветающими яблонями.

Калитка отворилась, и к машине подошла благообразная старушка, вытирая на ходу руки о фартук.

— Ой, Пашенька! Да не один, с барышней.

Во дворе Женя чуть не столкнулась с пожилым кругленьким человеком в очках. Человек был облачен в старомодную полосатую пижаму и растоптанные тапочки.

— Вот, знакомьтесь, — сказал Пашка. — Женя Белова, а это дедушка мой.

— Евгений Кузьмич, ваш тезка, — церемонно произнес человек в очках.

— Анна Степановна, — представилась старушка.

Через несколько минут Женю усадили за стол, который постепенно заполнялся разнообразной едой.

— Ну куда столько? — недовольно произнес Пашка. — Картошки достаточно, огурцы можешь оставить, а остальное уноси.

— Ничего, Пашенька, кушайте на здоровье. Старушка уселась рядом и с умилением смотрела на внука. Женя чувствовала себя не в своей тарелке и уже жалела, что согласилась заехать сюда.

— И ты, Женечка, кушай. Сейчас пирог принесу. — Старушка соскочила со стула и прытко побежала куда-то.

— Далеко ездили? — полюбопытствовал Евгений Кузьмич.

— На Богачевское, — пробормотал Пашка, пережевывая кусок мяса.

— На кладбище? — удивился старик. — Чего вы там забыли?

— Вот она, — указал на Женю Пашка, наконец прожевав мясо, — работает в милиции, занимается раскрытием преступлений. Приехала туда по делу, а я за компанию.

— Она в милиции? — удивился дед. — Молода больно.

— Я пока учусь, — пояснила Женя. — В юридическом, а в милиции на практике.

— Понятно-понятно. А почему именно в милиции?

— Это у них наследственное, — сказал Пашка. — Отец был милиционером, и дочка туда же.

— А как ваша фамилия? — не унимался старичок.

— Белова.

— Якова Ильича дочка? Знавал вашего батюшку. Хороший был человек. Прямой.

Появилась вновь старушка, неся на противне пирог.

— Сегодня утром стряпала, — сообщила она, — с рыбой пирожок-то. Угощайтесь.

— А скажи, дед, Богачевское кладбище действительно такое старое, как говорят? — поинтересовался Пашка, доедая картошку.

— Да уж старее его в Тихореченске и нет. Я думаю, при основании города заложено, правда, документальных подтверждений не имеется. Первые записи о захоронениях датируются концом восемнадцатого века — где-то последним десятилетием правления Екатерины. Более ранние документы, видимо, сгорели при пожаре.

— При пожаре чего? — спросил Пашка.

— При кладбище существовала церковь Спаса на крови, вот она и сгорела. Потом ее вновь отстроили, а уже в наше время разрушили, можно сказать, до основания.

— А почему оно Богачевским называется?

— Существуют две версии происхождения названия. По одной — якобы там хоронили только богатых людей. Это, конечно, ерунда. По другой — церковь Спаса на крови построил купец Богачев в память об избавлении от напасти. Как будто он со своим компаньоном возвращался с обозом из Москвы и недалеко от Тихореченска на него напали разбойники. Товарища убили, а он сам, хоть и раненый, спасся. Тройка у него больно добрая была. Вот он на санях и унесся. Приехал прямо к городничему, доложил ему: так, мол, и сяк. Тот быстренько драгун послал, и все добро купца у разбойников отбили. Богачев на радостях церковь и заложил, а также в память об убиенном товарище. Потому и Спас на крови. Впрочем, это, похоже, легенда.

— А что еще известно об этом кладбище?

— Да зачем вам?

Паша и Женя рассказали о том, что творится на кладбище.

— Н-да, дела, — произнес Пашкин дед, снял очки и стал протирать толстенные линзы. — Про Богачевское много чего рассказывали, но только всему верить нельзя. Слухи, сплетни… Существует такое предание, будто в эпоху императора Павла в Тихореченск был сослан какой-то иностранец — не то итальянец, не то француз. Он имел отношение к Мальтийскому ордену, который в ту пору пустил корни в России. Этот иностранец выстроил возле кладбища дом — уж для какой цели, не знаю. И будто бы в том доме занимался магией и волшебством. После кончины Павла иностранец уехал скорее всего к себе на родину. Дом некоторое время оставался без хозяина. И стали поговаривать, как будто ночами видели в его окнах разноцветные блуждающие огоньки, какие-то тени… Одним словом, бабьи домыслы.

— А разве можно было строить жилье на кладбище? — спросила Женя.

— Дело в том, — пояснил старик, — что в ту пору кладбище находилось значительно дальше, чем сейчас, и церковь стояла дальше. Это уже лет через семьдесят оно продвинулось и разрослось вширь. Потом этот дом вновь стал обитаем. Но, кто бы в нем ни жил, с ним всегда случались разные странные вещи. С ума люди сходили, вешались, тяжело заболевали. Словом, прослыл дом проклятым. Перед самой революцией он сгорел. А перед тем в нем застрелился некий француз. Факт совершенно точный, поскольку я сам читал об этом происшествии заметку в газете тех времен.

— А как фамилия француза? — спросила Женя.

— Фамилия его Фурнье.

— Фурнье?!

— Именно. Он владел местной кондитерской фабрикой. Причина самоубийства — как будто финансовые затруднения. Времена тогда были непростые, в стране свирепствовал кризис. Короче говоря, обанкротился французик, вот нервы и не выдержали. Слышал я, правда, и другие версии, как у вас в милиции говорят.

— Где стоял сгоревший дом? — спросил Пашка.

— Там, где теперь находится сторожка смотрителя. От дома остался только камин с трубой, потом к нему пристроили домик кладбищенского сторожа. Под домом имелись большие подвалы. Наверное, они до сих пор существуют.

— А вот вы упоминали о других версиях? — не отставала Женя.

— Да какие версии! Скорее всего просто пустые бредни. Перед самой войной — я тогда мальчишкой был — болтали, что в подвалах дома якобы спрятан клад еще тем, давним колдуном, мол, клад стерегут мертвецы, ну и тому подобное.

Уже после войны, году в сорок восьмом, я познакомился с одним занятным типом. Я тогда в техникуме учительском обучался. И имелся у нас завхоз, как сейчас фамилию помню — Ни-китайский. Человек пожилой уже. У техникума имелось собственное картофельное поле, урожай с которого предназначался для преподавателей и столовой. Короче говоря, в середине сентября человек десять ребят из тех, кто покрепче, в том числе и меня, отправили копать картошку. Возглавил бригаду этот самый Ни-китайский. Работы там было дня на два. А погода стояла теплая, прямо лето. Ну, отработали мы день, а домой возвращаться не особенно хочется. Далеко. Решили переночевать прямо в поле. Развели костер, напекли картошки. Ночь, звезды высыпали… Лежим мы у костра, разговариваем о всякой всячине и, конечно, начали толковать о разных таинственных вещах. Дошел разговор и до дома на Богачевском кладбище.