Магнетрон - Георгий Бабат

Среди гор бумаги, как драгоценные камни среди пустой породы, сверкали изобретения, которые меняли лицо техники, были поворотными пунктами в истории ее развития.

«Кто мог бы знать наперед, — думал Веснин, — что вот этот немногословный патент профессора А. А. Чернышева на катод, „отличающийся тем, что его поверхность, испускающая электроны, изолирована от подогревателя“, послужит основой для создания современных радиоламп переменного тока, разнообразных типов газотронов, тиратронов?»

«Время — вот самый неумолимый, но и самый беспристрастный судья, — записал Веснин. — Многие изобретения, в свое время не оцененные, не использованные, казалось бы, ненужные, забытые, вновь обсуждаются, годы спустя порождают громадное количество аналогичных, повторных предложений».

С интересом изучал Веснин многочисленные патенты технического директора завода — Константина Ивановича Студенецкого, авторские свидетельства Дымова и еще многих своих знакомых работников лаборатории и цехов завода. С некоторым трепетом он читал описания изобретений академика Мочалова, восхищался остроумием предложений академика Волкова.

По мере того как изыскания его продвигались, росла его уверенность в правильности выбора темы для работы, в своих силах. То, что он предлагал, не было еще никем предложено. Видимо, его вариант магнетронного генератора был чем-то новым, оригинальным.

Возможно, Веснин не пребывал бы в этой уверенности, которая, в конце концов, помогла ему преодолеть множество препятствий, если бы в числе других патентов и авторских свидетельств он изучил и авторское свидетельство на «Радиодистанциометрическую установку» Е. К. Горбачева. В этом свидетельстве подробно разбирался вопрос о применении коротких волн для измерения расстояний между кораблями и другими объектами. Здесь был затронут и вопрос о сантиметровых волнах. Авторское свидетельство Горбачева имело непосредственное отношение к той задаче, которую себе поставил Веснин. Но Веснин не видел этого авторского свидетельства. Оно не нашло себе места в папках подгруппы Г-12.

В заявке Горбачева говорилось главным образом о кораблевождении. И она попала в группу электронавигационных приборов. У Веснина и без того уже немного кружилась голова от обилия просмотренного в библиотеке Комподиза материала. Он приходил сюда после рабочего дня с завода, и ему казалось, что, отвлекаясь чем-нибудь, не имеющим прямого отношения к группе Г-12, он лишь теряет время.

В эти же дни и Муравейский кое-что сделал для осуществления идеи о новом генераторе сантиметровых волн. В цехе ширпотреба, с которым он постоянно имел внеплановый контакт, Михаил Григорьевич заказал большую длинную полку с многочисленными гнездами оригинальной конструкции. Полка была укреплена на стене над рабочим местом Веснина.

— Это — для потомства, — сказал Муравейский Веснину. — Для музея имени нас. Проще говоря, сюда, в эти гнезда, вы будете постепенно ставить, один за одним, всё более совершенные генераторы. И когда нас будут венчать лаврами, эта полка наглядно разъяснит каждому, почему мы достойны бессмертия.

Веснин рассмеялся. Полка бессмертия ему понравилась.

В прошлые века, производя физические исследования, ученые довольствовались простым наблюдением или несложными опытами. В XVI веке Галилей доказал, что скорость свободно падающего тела не зависит от его массы, сбросив с вершины башни два чугунных ядра разного веса. Ньютон — в XVII веке — написал свой трактат по оптике, имея для опытов лишь несколько простых призм и линз.

С развитием науки и техники усложнились и методы и аппаратура физических опытов.

В начале XIX века академик Василий Петров открыл электрическую дугу и химические действия электрического тока, построив для своих исследований прибор из 4200 цинковых и медных кружков. По тому времени это была огромная наипаче батарея, как о ней писал сам Петров.

В наши дни аппаратура, построенная для одного лишь единственного опыта, иногда занимает пространство, на котором мог бы разместиться небольшой город с магазинами, школами, яслями, клубами, кинотеатрами. При исследовании атомного ядра, например, такой один-единственный опыт подготовляют в течение длительного времени десятки организаций, сотни людей самых разнообразных специальностей.

Работа в области сантиметровых волн, какой занимался Веснин, не требовала такого исключительно сложного оборудования, таких усилий. Но все же практически построить и испытать магнетронный генератор в условиях заводской лаборатории было очень трудно. Оборудование цехов и лабораторий завода предназначалось для создания и исследования электровакуумных приборов иного типа, чем магнетрон.

Рядовой инженер Веснин обязан был выполнять плановые работы для завода, утвержденные на весь 1934 год. Магнетроном он занимался сверх всего остального. Он должен был сам, без ущерба для других работ, построить источник постоянного тока высокого напряжения, чтобы питать энергией магнетрон. Ему предстояло самому рассчитать и спроектировать электромагнит, чтобы создавать то магнитное поле, в котором должен был работать магнетрон.

— Если вы думаете, маэстро, что справка о первенстве — это все, чего мы можем достичь, — говорил Муравейский, — то нам с вами не по пути… Когда будет закончена и налажена наша вакуумная установка?

Прошла весна, шло лето, а до первого испытания магнетрона было еще очень далеко.

Вечером после работы

Опираясь на палку с плоским набалдашником, в лабораторию вошел секретарь партийного комитета завода Михаил Осипович Артюхов. Костя Мухартов стремительно рванулся в «аквариум» и вытащил оттуда удобное кресло Муравейского.

— Вот спасибо! — сказал Михаил Осипович садясь. — Признаюсь, сегодня утром мне казалось, что не уступлю на беговой дорожке братьям Знаменским.[2] Но вот к вечеру… Кстати, почему вы так поздно здесь? — спросил он Веснина.

— Мы с Костей один внеплановый опыт производим.

— Я вас, Владимир Сергеевич, еще не успел как следует повидать после вашей поездки в Севастополь. Хорошо! Молодцом съездили. — Артюхов улыбнулся… — Старые люди не зря говорили: печка нежит, дорога разуму учит. Я пришел сюда, чтобы порадовать вас: завод получил благодарность от командования корабля. Вы отлично справились.

Артюхов говорил об испытании тиратронов, о происшествии, которое для Веснина теперь, в свете его теперешних исканий, было мелочью. Молодой инженер был тронут вниманием Михаила Осиповича.

— Как это там у тебя все произошло? — неожиданно переходя на «ты», спросил Артюхов. — Верно, здорово волновался? Растерялся, должно быть, сначала, а потом взял себя в руки, сообразил, что к чему. Так оно всегда в жизни бывает.

Веснину захотелось рассказать Артюхову о командире БЧ-2 Рубеле, о магнетроне.

Впервые с тех пор, как Веснин занялся сантиметровыми волнами, его слушали так внимательно, терпеливо. Артюхов не был инженером, но о попытках создания лучей радиоволн он слыхал не впервые. Михаил Осипович всегда интересовался возможностями применения радиоволн в различных областях, а, следовательно, и различными перспективами будущих работ, какие могли предстоять заводу.

Артюхов не любил принимать необдуманных решений. Следовало ободрить молодого инженера, поддержать в нем страсть к исканию. Но Михаил Осипович не мог дать ответа по существу тут же, немедленно.

— Нет, право… — произнес он, — право, слушая вас, поневоле скажешь:

И жизнь     хорошаИ жить    хорошо!

Так, что ли, Костя?

— Я всю поэму наизусть знал, а теперь вот работаем с Владимиром Сергеевичем, так не до стихов.

— И вы тоже так думаете? — обернулся Артюхов к Веснину.

— Пожалуй, что так. Мне кажется, будет правильно, если я до тех пор, пока не сделаю магнетрон, не стану ничем посторонним отвлекаться. Надо техническую литературу читать, а не художественную… Возможно, это смешно…

— Смешно? Нисколько, — совершенно серьезно отозвался Артюхов. — Истории известны куда более интересные обеты, которые брали на себя люди далеко не глупые. Говорят, в свое время Изабелла, королева испанская, поклялась не менять белья до тех пор, пока ее войска не разобьют мавров. У меня в полку была лошадка серовато-желтой масти. Такую масть специалисты-лошадники называют «Изабель» — в честь цвета белья королевы. Что касается лошади, так скажу — масть завидная, красивая. Относительно же белья судите сами.

Артюхов приподнял край клеенчатой обшивки со стола Веснина. На желтой поверхности сосновых досок, в щелях, во вмятинах и впадинах тускло блестели мельчайшие свинцово-серые брызги. Артюхов постучал по столу суставом пальца, капельки ртути вздрогнули и покатились по доскам, словно живые. Стол, казалось, весь был пропитан ртутью.