Поход кимвров - Йоханнес Йенсен

– Эхо-то умерло!

Норне-Гест молча, удивленно смотрел на старца.

– Да, эхо умерло, – с робкой грустью объяснил Толе. Он не слыхал больше никаких голосов ни среди холмов, ни в лесу. Никакого отклика. Духи страны умерли.

Это было последнее свидание Норне-Геста с Толе. Из Ютландии скальд отплыл морем и пропал надолго.

НОВЫЙ ВЗГЛЯД

Он опять сменил дорожный посох на весло, сделал себе челн на берегу Лимфьорда, пустился в путь по Балтийскому морю и затерялся на реках материка, пробираясь к югу, в старые культурные страны Средиземного моря.

Когда реки превратились в горные ручьи, он вышел на берег и углубился в старые знакомые хвойные леса, в горы, откуда неподалеку одна от другой брали свое начало большие реки Европы; он остался совсем один, слился со старыми елями, с их тенями, ущемленными глубоко между гранитными глыбами, с временем, отмечаемым здесь лишь падением хвои с ветвей да протяжным шумом темных еловых вершин.

В горах стали ходить легенды о великом лесном духе, которого якобы видели некоторые люди, дровосеки и пастухи; они рассказывали о нем всякие страсти, хотя он ничем их не обидел.

Однажды разбойники напали на старого одинокого странника в пустынном месте в горах: они метнули в него копья, но он в тот же миг исчез из глаз, и вместо него они пронзили облако, которое обдало их градом. Когда же снова прояснилось, они увидели странника уже вдали, выходящим из разорванного облака; ступив на землю, он продолжал свой путь, они же завыли волками и растерзали друг друга. Это был Норне-Гест.

Но когда легенды о нем распространились, его самого там уже не было; он выдолбил себе челн из ели у истоков Дуная и поплыл по течению, став уже для всех встречавших его самым обыкновенным старым рыбаком, одиноко плывущим в своей колоде, достаточно вместительной для одного такого сухощавого пловца, но не больше; он держался особняком, как многие старые рыболовы, которые, пресытясь обществом людей на земле, предпочитают оставаться на воде, где так просторно, а рыбы так молчаливы.

Так он плыл по течению, питаясь речной рыбой и сомами, толстые усатые морды которых были ему давно знакомы, и запивая еду вкусной речной водой. Течение вначале было быстрое и бурное в крутых берегах, затем река, принимая притоки, становилась шире, спокойнее; достигнув же равнины, она совсем успокаивалась и текла не спеша, полноводная и мощная, озабоченная многими делами, заглядывая туда и сюда, как человек. Гест как-то сроднился с рекой, плывя по ней, встречая и провожая взглядом суда из разных стран, наблюдая жизнь, все ближе подступавшую к берегам реки, животных, приходивших к ней напиться на восходе солнца и закате месяца, и женщин, вечно полощущих белье, склоняющих у воды свои колена и погружающих руки по локоть в водяные струи здесь, как и везде…

И кого же наконец узрел он однажды у речного водопоя? Кто эти длинноногие всадники, такие рослые в сравнении с быстрыми светлогривыми лошадками? Да кто же, как не заблудившиеся в мире кимвры!

Да, это они жили здесь, на южном берегу Дуная, куда незадолго до этого их привело медленное продвижение на юг, – они шли не быстрее, чем могли двигаться пасущиеся стада.

За это время они превратились в огромные полчища, во много раз превосходящие число вышедших из Ютландии; они наводняли целые области, через которые проходили; глазом было не окинуть их стана, разбитого на малые становища, с повозками, шатрами, скотом и дымом очагов; с виду настоящая, давно населенная земля с многими деревнями, которые, однако, завтра же могли сняться с места и скрыться за горизонтом, или же огромный укрепленный город со многими, многими тысячами жителей, которые отгородились от разбойных дорог крепкой оградой из повозок и земляных насыпей. Так нашел кимвров Норне-Гест. Пока легкие передовые отряды обследовали страну, главная масса пережидала здесь, готовая и к миру, и к войне с новыми народами, через владения которых собиралась пройти.

Кимвры уже не одни совершали свой поход, к ним пристало много молодых народностей с севера, тоже пожелавших найти себе новые жилища и участвовать в походе заодно с кимврами на равных с ними условиях, но вообще державшихся каждая сама по себе. Впрочем, все они могли сойти за один народ – рослые, светловолосые забияки, различающиеся лишь несколько иной манерой носить волосы да тому подобными мелкими приметами, а также наречиями, позволяющими им, однако, вполне понимать друг друга; понятия были у всех одни и те же и взгляды одинаковые; весь мир был для них открыт, и в одном они были единодушны – в намерении как можно скорее завоевать его.

Диковинный, ошеломляющий своим размахом город! Норне-Геста там сразу узнали и радостно приняли. Но доступ к Бойерику был теперь гораздо сложнее прежнего; один военачальник за другим сдавал Геста с рук на руки следующему, главнее себя: и здесь сами собой образовались разные ступени власти; наконец, в самом центре круга старец встретился с Бойериком. Вождь восседал на возвышении в разукрашенном шатре и был в доспехах, за исключением шлема. С холодно-усталым видом, молча, встретил он чужака, но когда узнал Геста, улыбнулся, как мальчик, – между ними вспыхнуло солнце воспоминаний. Бойерика можно было узнать сразу, хотя прошедшие годы избороздили его молодое лицо морщинами, словно карту, отмечая пройденный им путь по разным странам.

Обменялись новостями; Гест передал привет от Толе. Но Бойерик слушал рассеянно, перебивал рассказы расспросами, осведомлялся о разных вещах, о которых, он полагал, должен был знать странствующий скальд. Нетрудно было заметить, что деловые планы ни на минуту не выходят у него из головы. Бывал ли Гест в Риме? Да, не теперь, но прежде…

И Бойерик принялся расспрашивать о расположении города, об укреплениях, о течении Тибра, об окрестных возвышенностях, о вещах, относительно которых даже весьма зоркий скальд должен был признаться, что не обратил на них должного внимания; но Бойерик каким-то чутьем извлекал нужные сведения из ответов Геста, какими бы они ни были.

Он поразительно многому научился за эти годы на чужбине, зная вообще не меньше Геста о южных странах, а в некоторых отношениях даже больше, но из всего он выбирал особый, чисто деловой материал, который откладывал у себя в голове, не выдавая, для чего это делает. Не обнаружил он и удивления перед новыми мирами, открывавшимися ему; он просто впитывал их в себя и становился от этого другим. Но, закончив беседу, когда она уже не могла больше дать ему ничего нового, и провожая Геста к выходу из шатра, он снова улыбнулся своей детской улыбкой, мелькнувшей, как проблеск редко показывавшегося на небе солнца родины кимвров. Старик вынес впечатление, что молодой буйный дух Бойерика уступил место зрелому разуму, который, что бы там ни случилось, стремился к необычайным целям.