Истребители танков - Владимир Зюськин

Над Днепром постоянно висели вражеские самолеты, не давая переправиться на захваченный плацдарм основным нашим силам. Сколько в тот день мы отразили атак — сбились со счета. Перед траншеей валялись трупы фашистов, в траншее — трупы моих товарищей. К вечеру мы остались вдвоем с Нерушевым, который был ранен, но вел огонь из автомата. И тут на нас пошли три танка. Один из них — «тигр». Как я расправился с ними, помню смутно. Действовал словно во сне. Так же плохо помню атаку немецкой пехоты, которая последовала сразу после того, как танки были остановлены.

Наступила ночь. Из всех переправившихся нас осталось 18 человек. Собрались мы в одном месте, перевязали друг другу раны и стали готовиться к новым боям: подносить боеприпасы, распределять позиции. А тем временем, пользуясь тем, что «пятачок» — наш, к нам переправилось подкрепление.

На следующий день немцы, атакуя в лоб, пытались справа и слева по берегу зайти к нам в тыл. Чтоб не допустить этого, часть наших сил вынуждена была отступить к самому Днепру. И в этот день мы выстояли.

Последующие бои, когда уже много наших переправились на отбитый плацдарм, тоже были тяжелыми: уж очень сильно укрепились немцы, и очень много их было…»

Минные поля, доты и дзоты, ряды траншей и рвов, обнесенных колючей проволокой, — все эти укрепления на левом, высоком, берегу внушили гитлеровцам веру в неприступность обороны на Днепре. Здесь они собирались отсидеться, считая, что атаки будут разбиваться, как волны об утес. А потом, когда советские войска измотаются, понесут большие потери, фашисты рассчитывали вновь пойти по нашей стране победным валом.

Но огненный вал катился в другую сторону — с востока на запад, — и повернуть его было уже невозможно.

В ночь на 28 сентября 1844-й полк получил задачу переправиться на западный берег Днепра. К этому времени уже были наведены понтонные мосты. По ним под непрерывным огнем противника шли автомобили с прицепленными пушками. В небе так же непрерывно гудели вражеские бомбардировщики. Одна из бомб ухнула рядом с понтоном, где в это время находилась автомашина А. Я. Лукьяненко. Автомобиль повредило, а шофера лишь обдало водой. Было немало тех, кому повезло меньше…

Целиком полк переправился 1 октября. Бойцы до рассвета спешили установить орудия и замаскировать их. Не прошло и полдня, как под огнем противника бойцам пятой батареи пришлось на себе везти пушки в укрытие, где стояли автомобили. Такой приказ был вызван тем, что вдоль берега Днепра — с севера на юг — фашисты бросили в атаку танки и пехоту.

Прицепив пушки к машинам, батарея направилась в заданный район. На пути показался небольшой хуторок. Оттуда послышался шум моторов. Остановились. Разведчики во главе с лейтенантом Хитровым, в их числе был и Н. Толокольников, вошли в хутор и увидели, как в него втягивается колонна немецких танков. Тут же созрело решение: отцепить одно орудие, чтобы создать у врагов замешательство. Так и сделали.

Не ожидавшие нападения немцы вдруг услышали орудийный выстрел и увидели, что один из их танков загорелся. Пока они приходили в себя, пятая батарея уехала к Днепру, где до самого вечера вместе с другими батареями обстреливала наступающую колонну немецких танков.

Фашисты не добились успеха. Они понесли большие потери, но и наши артиллеристы не досчитались многих. В числе раненых был командир батареи. Его место занял командир взвода управления лейтенант А. И. Хитров.

В эту же ночь батарею направили в глубину плацдарма. Оборону заняли километрах в пяти-шести от берега. Одно орудие — первое — установили в лесополосе, остальные — в кукурузе, где стояли также пушки четвертой батареи.

«Впереди нашей огневой позиции находилось кукурузное поле — метров за триста, далее метров восемьсот — озимое поле, а за ним снова кукуруза — передний край противника, — вспоминает бывший разведчик Толокольников. — Оттуда всю ночь слышался шум танковых моторов. Каждую минуту мы ждали атаки, потому вели у орудий усиленное дежурство.

Ежедневно с наступлением утра появлялись вражеские самолеты и бомбили нашу позицию, переправу. «Хейнкели» налетали стаями — до семидесяти самолетов. Разбросают бомбы, а потом обстреливают из пулеметов. Эти налеты изрядно проредили нашу батарею.

Как-то проснулся я октябрьским утром: туман — словно молоко. Тишина. И вдруг — грохот артобстрела. Минут через пятнадцать — двадцать залпы прекратились, и сразу послышался шум моторов. Из рассеивающегося тумана на расстоянии менее полукилометра показались вражеские танки. Наша малочисленная пехота отступила в район расположения артиллерии.

Танки шли на батарею не спеша, уверенно, а под их прикрытием — солдаты. Наши орудия молчали. И только когда танки вышли на открытое поле, пушки начали бить прямой наводкой. Впереди идущие бронированные машины загорелись. Немцы замешкались, расстроили свои боевые порядки.

По всему фронту — до самого Днепра — била наша артиллерия. Вражеская пехота причинить нам большого вреда не смогла, но сильно пакостила немецкая авиация: бомбы и пули сыпались с самолетов непрерывно. Шум моторов, грохот орудий. Сильный, до удушья, запах гари.

Один из танков был расстрелян в упор — в ста метрах от орудия. Другой внезапно вынырнул перед самой батареей. Несколько снарядов, ударившись о его лобовую броню, отлетели рикошетом. Танк, стреляя, прошел через батарею в тыл. Там и остановили его гранатами».

Всего на поле боя остались семь фашистских танков, пять из них были подбиты из первого орудия, командовал которым старший сержант Н. В. Колесников.

1846-й полк, как и 1848-й, переправлялся на западный берег через остров Глинск-Бородаевский. По песчаному острову машины не шли — буксовали. Саперы рубили деревья, сооружая настил. Василий Нежурин, получив задание наломать веток для маскировки машин, тоже лазил по кустам, деревьям.

С острова переправлялись на машинах вброд — через мелкий залив. Постепенно весь полк сконцентрировался у подножия прибрежных днепровских круч. Получив задания, командиры повели свои батареи на указанные рубежи.

Третья батарея поднялась наверх и оказалась в зеленой деревушке с названием Бородаевские хутора.

«Пока командир выбирал позиции, мы шутили, пели, как было всегда в часы отдыха, — вспоминает Нежурин. — Я зачем-то полез в карман, и сразу стало не до шуток: пропал бумажник, где хранились все мои документы. Расстроенный, доложил об этом командиру орудия и старшине. Они приказали мне найти документы, и я тут же отправился на поиски.