СССР: вернуться в детство 6 - Владимир Олегович Войлошников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он слегка запнулся:
— Почему «Павлом»?
— Да я табличку на двери увидел. Интересно, думаю: «эЛ Пэ» — это ж практически как Берия.
Особист усмехнулся:
— Нет, папу моего зовут Панкратом. А меня — Леонтием.
— Леонтий Панкратович, значит?
— Верно.
— Редкое имя!
В дверь коротко стукнули и вошёл Сергеич:
— Что случилось?
— Скажите мне сперва, Сергей Сергеич, у Леонтия Панкратовича полный доступ и информация обо мне?
— За исключением пункта первого.
«Пункт первый» — это, собственно, инфа о моём попаданчестве. Ясно. Хотя, по-моему, нерационально. Если у него есть всё остальное, включая историю моего путешествия в Пиндосию, то дяденька начнёт факты складывать, мозаику составлять… И чего-нибудь оригинальное придумает. Лучше бы уж ему правду сказали.
Ладно, эту тему позже поднимем.
— Итак, товарищи майоры, наш прекрасный план готовится накрыться огромным медным тазом ввиду препятствия непреодолимой силы.
— Что за препятствие? — прищурился Сергеич.
— Утверждённая программа кружка авиамоделирования. С двумя печатями!
13. Н — НАХОДЧИВОСТЬ!
ЦЕЛЫХ ДВА ОСОБИСТА
Всё то же 5 октября, понедельник
ИВВАИУ
Вовка
Гэбэшники переглянулись, а потом уставились на меня:
— С нашей стороны что требуется?
— Что, можно список выкатывать? — чёт выражения лиц к шуткам совсем не располагают. Тут, скорее «наша служба и опасна, и трудна» в квадрате.
— Давайте список, — Берия… тьфу, Олёшин подвинул к себе чистый листок.
— Итак, в качестве стартового утверждения пометим, что меня обеспечили легендой для форсирования вопроса перевооружения армии в свете грядущих военных конфликтов. Так?
— Так, — согласились оба.
— Для чего я целый предстоящий год буду изучать модельки, подводящие учащихся к пониманию функционирования старых моделей вооружения?
— Э-э-э… — подвис Олёшин, явно попав не в свою стихию. — А на базе этих моделей развить впоследствии что-то…
— Хорошо, я задам вам вопрос, который вы можете поставить перед преподавателем, отмахивающимся от меня, как от назойливой мошк и: зачем нам ещё одна модель сверхзвукового самолета, причем летать она будет на малом дозвуке? Мы же занимаемся профанацией самой идеи авиамоделирования!
— Так. Ну-ка ещё раз! — потребовал Олёшин. Я повторил, невольно развивая тему и увлекаясь:
— Вот смотрите. По плану мы делаем авиамодели используя стандартные авиамодельные двигатели, типа «Талка-7» и тому подобное. Скорость моделей — максимум… ну-у сто двадцать километров в час… А, скорее, сто десять.
— Та-ак.
— В режиме сверхзвука аэродинамика модели совсем другая. Запирание потоком крыла, аэродинамический фокус, волновое сопротивление, да много ещё чего. Целый учебный год мы — учащиеся — будем делать модели, копирующие внешность сверхзвуковых самолетов. А летать, заметьте, они будут еле-еле сотню. Ну идиотизм же! Для реализации цели, поставленной нашим руководством — я имею в виду нас с Сергеем Сергеевичем — крайне необходимо сделать упор на модели, сочетающие в себе привычные формы дозвуковых самолетов, или, если будет угодно, планеров. С максимальным аэродинамическим качеством. Допустим, пятьдесят. С возможностью нести заряд батарей и минимальный набор необходимой аппаратуры. Ваша задача: максимально быстро обеспечить поступление новых входящих инструкций для кружка авиамоделирования… да хоть в виде экспериментального задания. Чтобы наш инструктор не разглагольствовал о том, что нафиг ему не сдались такие модели, а над техническим решением думал. А зачем — вот, важная бумага пришла, с печатями. Родине нужны!
— М-хм, — Олёшин на полном серьёзе конспектировал мою пламенную речь. — Ещё пожелания?
— Ещё, — сразу не полез за словом в карман я, — намекнуть важному полковнику, чтобы он прислушался к некоему генеральскому внучку́, а не спрашивал меня: «Учащийся Петров, вам что, больше других надо?» Да можно не морщиться. Плевать мне, что он там про меня воображать будет — выскочка, мажор, да хоть горшком пусть называет — мне результат важен. Сил нет хренью маяться!
— Ещё что-то или всё?
— Пока всё.
— Очень хорошо. Идите, Владимир, мы с Сергеем Сергеевичем решим вопрос.
И они решили! Не сказать, что таки излишне стремительно — всё же, необходимые согласования между инстанциями и прочее. А пока…
СТРЕЛКИ
Вечером в гладилке состоялся мастер-класс по созданию идеальных стрелок. Сперва хотели исключительно своим отделением выпендриться, но любопытствующие парни с других отделений подтянулись и призвали нас не жидиться, поделиться технологией и материальным обеспечением.
— Мелкий, — спросил меня Лёха, — дать им клея?
Я фыркнул:
— Вот ещё за клей меня жаба не душила! Дай им, конечно. Там надо-то. Только жирно не мажьте, мужики, а то испортите брюки, я вас предупредил! Васин вас потом мехом внутрь вывернет.
Все столы с утюгами были поочерёдно заняты. Наведение образцового марафета происходило под глуховато доносящийся через вентиляционную трубу голос прапора Коломцева, устроившего своим РЭОшникам очередной разнос. Коломцев, как обычно, жёг глаголом:
— Дневальный! Почему беспорядок везде валяется? Развели вас тут донельзя! У нас военная армия⁈ Или какая⁈ Как стоите, товарищ курсант, я приказываю! Молчать, я вас спрашиваю! Вам что, на ночь глядя показать строевую подготовку⁈
— А наш-то Васин — прямо образец адекватности, — прокомментировал нескончаемый концерт Левитан.
— Повезло, — согласился Батон. — Жалко, он не каждое воскресенье с нами дежурит.
— Кстати, парни! — вспомнил я. — Мне тут родня предложила в гости дальнобойщиков из отделения позвать.
— Чё, прям всех? — не поверил Маяк. — Даже если маманя Третьяка согласится Нафаню пригласить, нас же четыре здоровых лба!
— А у нас дом большой за городом. Несколько спален запасных. Вы бы видели, сколько у нас иногда летом народу бывало, человек по тридцать за раз!
— Ух ты, как у нас! — восхитился Назим. — Большая родня, большой стол, шашлыки…
— Ну, ты губу раскатал! — осадил его Батон.
— Шашлыки не обещаю — неизвестно ещё, какая погода будет. А вот пирожки наша баба Рая стряпает — пальчики откусишь.
— Я подписываюсь! — хлопнул по гладильной доске Маяк. — Лишь бы Гробовченко разрешил.
Разговаривать с капитаном Гробовченко послали Лёву — как самого из всех нас интеллигента. Дневальный ненавязчиво курсировал под дверью офицерской, подавая заинтересованным лицам невербальные сигналы о течении переговоров. По знакам выходило, что Лёва — сама убедительность, а капитан как будто бы выражает сомнения.
Наконец
