Клетка для сломленной (СИ) - Сибирская Тата

Подругу мою Иру, ко мне он запретил пускать, конечно, по моей просьбе. Мне хватило брата, который увидел меня в таком состоянии, пусть хоть она увидит меня уже такой, как прежде. Судя по тому, что однажды он появился в палате с расцарапанным лицом и руками, ей эта идея не очень понравилась.

Последние дни в клинике проходят уже не столько в лечении, сколько в ожидании выписки.

И вот через некоторое время я выйду из стен этой клиники с четким планом — что бы в жизни ни произошло не возвращаться больше сюда. Солгу, если скажу, что мне не страшно. Два месяца, проведенные в этом заведении, меня изменили, не знаю, что именно стало по-другому, но чувствую, что больше не будет, так как раньше. Не имею ни малейшего представления, что делать и как вообще строить свою жизнь. У меня всегда был, пусть и не большой, но план — на день, на семестр, на жизнь, а сейчас ничего. Знаю только, через 30 минут я выйду и… собственно все.

Накидываю на плечи свитер принесенный братом, когда дверь открывается и на пороге появляется он сам.

— Готова? — Улыбается во все свои тридцать два.

— Да. — Немного нервно отвечаю.

— Тогда валим нафиг отсюда, — заговорщицки шепчет и, схватив за руку, идет напролом, как танк.

Все дела с выпиской брат уладил заранее, поэтому еще 10 минут и вот я уже вдыхаю выхлопные газы этого города, но, как ни странно, дышится легче, хоть и не долго. В следующее мгновение меня в свои объятья сгребает подруга и, судя по напору, решила, что дышать мне не обязательно.

— Давай по легче, а то она уже начинает синеть, — Макс пытается, немного утихомирить Иришку, но сразу же огребает сам.

— Я ее больше двух месяцев не видела, и все из-за тебя, чертов ты командир, — лупит его по всему, куда дотягивается. Брат ойкает и пытается закрыться руками, а я начинаю смеяться — как же я по всему этому скучала.

— Ну, наконец-то улыбнулась, принцесса Несмеяна, — тянет Иришки.

— Так, девчонки, — хлопает в ладоши брат, — загружаемся и едем, хватит нам уже морозить задницы, не май месяц, в конце концов. К тому же, я голоден, как волк, — довольно лыбится.

— Скорее как саранча, — Иришка фыркает, резко разворачивается на каблуках и, вцепившись в мою руку, ведет к машине такси.

Садимся и доезжаем до ближайшего кафе. Внутри уютно и не сильно забито народом. Мы занимаем один из дальних столиков, заказываем, оказавшуюся очень вкусной еду, и уплетаем ее под перепалки и подначивания друг друга Иришки и брата — ну не берет их мир, что уж тут поделаешь.

Вопросов моего пребывания в клинике, наркомании или дня первокурсника не поднимается, за что я им безмерно благодарна. Тем не менее, к окончанию нашего мини пиршества настроение за столом становится серьезным. На повестке вопрос «Что дальше?».

Мы с Иришкой сидим напротив брата. Он долго вглядывается в наши лица.

— Вера, Ира. — Его голос звучит твердо. — Завтра утром у меня поезд. Я уезжаю из этого города. Насовсем. — Смотрит внимательно, будто ожидая нашей реакции. — Я тебя забираю с собой мелкая.

Напряжение, возникшее после его слов можно ножом резать. За соседними столиками кто-то переговаривается, смеется, а мы втроем будто в вакууме.

— Что? — Иришка чуть ли не подскакивает с места. Откровенно, я тоже в шоке. — Нафига ей уезжать? А мать, учеба? Да что за бред? — она чуть ли не заваливает Макса вопросами.

Брат же смотрит сейчас только на меня:

— Тебя нужно отсюда увезти. Слухи уже ползут. Тебя здесь не оставят в покое. — Говорит серьезно.

— Да, Господи Боже, в этой дыре почти каждый сидел на наркоте, те, кто не пристрастился по пальцам одной руки можно пересчитать. Посудачат и успокоятся, через два дня все забудут — Возмущенно всплеснула руками подруга.

— Когда я предлагал пожениться, я уже готовил наш отъезд. — Игнорируя подругу, продолжает брат.

— Что? — вскрикивает подруга, да так, что все столики в зале обращают на нас внимание. — Что значит пожениться? Вы же брат и сестра, а как же… — взмахивает руками, пытаясь жестами показать то, что не может произнести.

— Не стоит из-за меня уезжать. У тебя здесь семья. Я не позволю, помогая мне, потерять их. — Не красиво игнорировать подругу, но брат перегибает палку.

Кстати, да, раздумывая о том, что он женится на мне, к своему стыду я совершенно забыла о семьях. Как они это воспримут. Все знают, чья я дочь. Городок у нас действительно маленький и живот вызовет кучу вопросов. Как и то, почему мой ребенок у Макса.

Я закрываю лицо руками и слегка раскачиваюсь, пытаясь угомонить поток мыслей. Вот, что значит, жизнь перевернулась с ног на голову, и теперь ты не знаешь, что с этим делать. В этом городе слишком тесно для всего, что будет происходить. А мне, черт возьми, всего девятнадцать и я не была готова к таким кульбитам в жизни.

— Я ни кого не потеряю, уже некого терять. Как оказалась у меня нет семьи. Кроме бабушки. — Вскидываю на него взгляд, а брови от удивления ползут вверх. У него мама, отец, младший и старший братья, два племянника, два дяди, двоюродные сестра, братья и бабушка, в конце концов. Макс лишь качает головой, наверняка зная, о чем я думаю. — Бабушке я все объяснил, и она согласна с тем, что бы мы уехали. А все остальное… Я расскажу, но не сейчас.

— А может мне уже хоть кто-нибудь хоть что-нибудь объяснит? — Подает голос Иришка, с выражением полнейшего непонимания на лице.

— Она ничего не знает? — снова обращаюсь к брату. И он отрицательно качает головой.

Я поворачиваюсь к подруге в пол оборота и впервые за это время озвучиваю все, что со мной произошло. Она та, кто всегда и во всем меня поддерживает, а брат имеет права знать хотя бы потому, что сейчас перелопачивает всю жизнь из-за меня.

Макс сидит с нечитаемым выражением лица. Ира, обхватив голову, уперлась глазами в стол. А я… даже слез уже нет. За время, проведенное в клинике, я выплакала и выистерила все, что было и даже, наверное, смирилась с тем, что это теперь останется со мной навсегда.

— Когда я увидела тебя в компании тех нариков, я даже предположить не могла такое. — Тихо, будто сама с собой, произносит подруга

— Тебе и правда лучше уехать, — произносит после долгих минут тишины. — В универе, с ноября, все судачат о девушке, местной, которая за большие бабки в клубе раздвинула ноги перед каким-то приезжим. Видео их утех кочует из телефона в телефон. Я сама не смотрела на эту гадость, но говорят, что парня там не опознать, а вот девушку видно очень хорошо.

Я в ступоре. Никто НЕ БУДЕТ обсуждать меня, все УЖЕ обсуждают. И судя по всему на видео все выглядит как обоюдный акт, а значит ничего не доказать и не исправить.

— Я созвонился с одним другом. Мы служили некоторое время вместе, — после очередной паузы говорит брат, — Он давно звал меня. Правда в гости, — усмехается, — в общем, я сказал, что хочу уехать, так что он уже ждет нас и все там готовит. Деньги за службу у меня еще есть. Этого не хватит, что бы заткнуть всем рты здесь, но хватит на то, чтобы осесть в другом городе. Твои документы из универа я забрал, там, кажется, даже рады были мне их отдать. Паспорт и прочая ерунда, тоже у меня. Тебя здесь больше ничего не держит.

«Больше ничего не держит». Девятнадцать лет жизни и все перечеркнуто одним моментом.

— Мне надо поговорить с мамой, — да, она меня выгнала, но если видела то видео, могла не так все понять. Я не хочу верить, что в родном городе стала совершенно чужой, она же моя семья. Да и отчим, пусть не родной отец, но относился ко мне не плохо.

— Не стоит тебе с ней говорить, — качает головой Макс, — я был у нее, когда вернулся. Это не лучшая идея.

— Я тоже была у нее, — потухшим голосом говорит Иришка, — когда увидела тебя на улице и не смогла увести с собой. Я согласна с Максом, тебе лучше не ходить.

Я перевожу взгляд с брата на подругу:

— Да не могу я уехать не поговорив. Она же моя мама.

На моей памяти это был единственный случай, когда Макс и Ира были так единодушны в своем мнении. Может и стоило их послушать…