Безумие - Фриц Лейбер

— Не таким образом? — машинально повторил Карсберри. Потакай ему.

Фай скорбно покачал головой.

— Возьмем законы, которые вы вводили для успокоения людей.

— Ну?

— …они изменились по пути. Например, ваше запрещение всех читательных лент с возбуждающей литературой… О, мы попробовали немного предложенной вами бурды. Все очень долго смеялись… Но запрещение… Где-то в инстанциях в формулировку вкралась ошибка, и вышел указ, запрещающий всю невозбуждающую литературу.

Улыбка Карсберри стала шире. На мгновение какой-то частью его мозга завладел страх, но последняя фраза развеяла все опасения.

— Я ежедневно прохожу мимо нескольких киосков, — снисходительно пояснил он. — Все литературные ленты продаются в скромных одноцветных контейнерах. Нигде больше не видно этих кричащих мрачно-огненных и трагических рисунков.

— А не приходилось ли вам случайно купить какую-нибудь из них и послушать? — сочувственно поинтересовался Фай.

— Все эти десять лет я был очень занят, — сдержанно ответил Карсберри. — Но, разумеется, регулярно читал доклады и выборочно просматривал списки издаваемых лент.

— А, официальные бумажки! — презрительно протянул Фай, взглянув на стеллажи за столом. — Мы перешли на однотонную упаковку, но содержание-то осталось старое. Такой контраст еще больше щекочет людям нервы.

Официальные бумажки. Фраза неприятно отозвалась в голове Карсберри, и во взгляде, кинутом на полки с лентами, промелькнуло некоторое подозрение.

— Или ваш закон, запрещающий давать волю диким, необузданным порывам в общественных местах. Он действительно вступил в силу, но с дополнением: «Если уж только совсем невмоготу». — Пальцы Фая ожесточенно комкали газоид. — Что касается запрета на возбуждающие напитки… Что ж, в этом районе их подают под другими названиями, и даже появился забавный обычай: потребляя напиток, вести себя трезво. Теперь вопрос о восьмичасовом рабочем дне…

Почти бессознательно Карсберри подошел к наружной стене и мановением руки через невидимый луч включил окно. Стена, казалось, исчезла. Сквозь прозрачную перегородку стали видны красивые здания, улицы, аллеи парков.

Все дышало спокойствием. И вдруг в толпе произошло какое-то стремительное движение, возникла сумятица: группа людей — с такого расстояния всего лишь крошечные головы, руки, ноги, — выскочила из магазина и набросилась на другую группу, избивая противников чем-то похожим на пищевые продукты. На боковой дороге два овальных автомобиля, маленькие капли серебра, упорно таранили друг друга. Кто-то бросился наутек.

Карсберри торопливо выключил окно и повернулся к столу, разозлившись на самого себя. Это просто случайность, не имеющая никакого статистического значения! Десять лет человечество стабильно движется к выздоровлению, к нормальной психике, несмотря на отдельные срывы. Он же сам наблюдал медленный, но верный каждодневный прогресс. Глупо! Позволить себе прислушаться к бормотанию безумца!.. Всему виной расшатанные нервы.

Карсберри взглянул на часы.

— Простите, — бросил он, проходя мимо сидящего Фая, — я бы с удовольствием продолжил нашу беседу, но мне необходимо присутствовать на первом заседании нового Директората.

— О, в том-то и дело! — Фай мгновенно вскочил и вцепился в его руку. — Нельзя! Это невозможно!

Умоляющий голос перерос в крик. Карсберри нетерпеливо попытался освободиться. Линия в стене расширилась, обозначился проход, и в комнате возник мертвенно-бледный гигант с грозным черным оружием в руке. Всклокоченная темная борода затеняла щеки.

— Он угрожал вам? — спросил бородач, направив на Всемирного управляющего сомнамбулический взгляд.

На миг в глазах Карсберри вспыхнул мстительный огонек. И тут же погас. «Ты имеешь дело с больным человеком, — напомнил он себе. — Разве можно ненавидеть и карать лунатика?»

— Нет, Хартман, — спокойно произнес он. — Мы просто немного забылись, обсуждая одну проблему. Все в порядке.

— Ну, хорошо, — неохотно буркнул бородач после паузы, вложил оружие в кобуру, но руки с нее не убрал.

— А теперь, — сказал Карсберри, — я должен идти.

Он вышел в коридор и уже подходил к лифту, когда обратил внимание на то, что Фай робко семенит рядом, продолжая держаться за его рукав.

— Нет, нет, нельзя, — настойчиво лепетал Генеральный секретарь, опасливо поглядывая назад. Карсберри заметил, что Хартман тоже идет следом — зловещая фигура в двух шагах сзади. — Дайте мне возможность объяснить, ведь вы же спрашивали, мне нужно ответить на ваш вопрос!

Потакай ему. Старое правило — с сумасшедшими не спорят — не выходило из головы Карсберри, навязчиво пробиваясь сквозь дремотную поволоку утомленности.

— Ладно, объясните в лифте, — сдался он.

— И так было не только с вашими запрещающими законами, — торопливо заговорил Фай. — Многое другое отнюдь не соответствовало тому, о чем сообщалось в официальных докладах. Например, министерские бюджеты. В отчетах, я знаю, указывалось, что ассигнования Управлению космических исследований регулярно урезались. На самом деле за годы вашей власти они увеличились в десятки раз. Вы, разумеется, не могли этого заметить — нельзя же быть одновременно во всех уголках Земли и наблюдать каждый отдельный запуск ракеты.

В стене раскрылось отверстие, и Карсберри шагнул в лифт. Отсылать или не отсылать Хартмана? Бедный Фай не представлял никакой опасности. Все же… коварство безумных. Он решил оставить Хартмана и запустил лифт на сотый, самый верхний этаж здания. Створки двери мягко задвинулись, и кабина погрузилась в приятный полумрак, в котором высвечивались лишь номера этажей. Двадцать первый. Двадцать второй. Двадцать третий.

— Или взять министерство обороны. Вы проводили его резкое сокращение.

— Ну, конечно! — не выдержал Карсберри. — Весь мир теперь — одно государство. Не говоря уже о риске вооружения сумасшедших, нам просто не нужны военные силы.

— Знаю, — донесся из темноты виноватый голос Фая. — И все же втайне от вас министерство обороны укрепляло свою мощь. Недавно прибавилось еще четыре ракетных дивизиона.

Пятьдесят седьмой. Пятьдесят восьмой. Потакай ему.

— Зачем?

— Мы обнаружили, что за Землей ведут наблюдение. Вероятно, марсиане. Вероятно, с враждебными целями. Надо быть наготове. Мы не сказали вам… боялись, что это может вас взволновать.

Карсберри закрыл глаза. «Долго ли еще? — спрашивал он себя. — Долго ли еще?!..» Он отметил с вялым удивлением, что за последний час люди, подобные Фаю, которых он терпел в течение десяти лет, стали для него совершенно невыносимы. На мгновение даже мысль о предстоящем заседании, возвещающем начало здравого мира, не могла его приободрить. Реакция на успех? На конец многолетнего напряжения?