Генерал Дроздовский. Легендарный поход от Ясс до Кубани и Дона - Алексей Шишов

И тогда «белый гад» Дроздовский вдруг обретает человеческий образ, о котором судить могут многие. В том числе и пристрастные читатели этой книги об одном из зачинателей Белого дела, раз и навсегда выбравшем себе судьбу, которую ему никто не навязывал. И бесславной, как свидетельствует история Гражданской войны в России, она для него не стала.

Можно еще добавить, что звездный всплеск судьбы МГ. Дроздовского был ярок и краток, уложившись всего в один-единственный 1918 год. Это был последний год его жизни. И первый год того дела, ради которого он положил на алтарь Отечества свою жизнь. На алтарь старой России.

Таких всплесков история российской Гражданской войны знает действительно немало. Поэтому рассказ об этом человеке, который в своих поступках олицетворяет для нас, потомков, Белое движение, есть лишь дань памяти тех, кто сгорел в огне Гражданской войны по разные стороны возведенных не ими баррикад и потому остался в нашем историческом миропонимании.

История безликой и «заказной» долгое время быть не может. Она живет в образах и делах тех людей, которые ее творили с разной долей успеха и сбывшихся надежд. История, как ее ни крути и ни испепеляй, всегда судьбоносна, всегда живет для нас в лицах.

Алексей Шишов, военный историк и писатель, лауреат Международной литературной премии по истории имени Валентина Пикуля и Всероссийской историко-литературной премии имени Александра Невского.

Глава 1

Кадетское братство. Офицерство. Проза Японской войны

В октябре 1881 года военное общество Киева, города тогда мало чем выделявшегося из большинства губернских городов России, обошла новость. В семье одного из заметных офицеров Киевского военного округа Гордея Ивановича Дроздовского родился наконец-то сын. Ребенок был в семье поздний. Первенец в семье сестра Юлия оказалась старше брата на целых пятнадцать лет. Мать умерла рано, и Михаил ее почти не помнил.

Отец все время отдавал службе. Дроздовский-старший имел хороший послужной список и гордился личным участием в Севастопольской обороне, пройдя ее самое пекло. Почти все ордена носились им на парадном мундире за Крымскую (или Восточную) войну 1853–1856 годов. То есть во всех отношениях будущий генерал был человеком заслуженным и потому пользовался немалым авторитетом среди сослуживцев[1].

По долгу службы Гордей Иванович уделять много внимания маленькому сыну не мог. Здесь он доверился рано повзрослевшей дочери Юлии и своим денщикам, которыми начальствовал еще в Севастополе. Это были два престарелых уже солдата, которые остались в армии, не пожелав числиться в «увечных воинах».

Сестра Юлия, оказавшись в доме за старшую, занималась воспитанием брата истинно самоотверженно, часто забывая о самой себе. Может быть, поэтому Михаил рос в семье ребенком избалованным, будучи всеобщим любимцем. Пройдут годы, и Юлия Гордеевна станет для него самым любимым человеком. Отец наставлял ее не часто, говоря: «Юля, ты как мать за младших. Особо присматривай за братом, шалостям его не потакай. Избалуем, потом маяться придется с ним…», «Учи его азбуке и счету, скоро в гимназию ему идти…», «Забаловали мы Мишу, упрямцем растет, а ведь ему службу по роду нашему нести только военную…».

Поскольку задатки мужского характера закладываются еще в детстве, люди, знавшие семью генерала Дроздовского, отмечали, что сын подрастает у него каким-то замкнутым, скрытным от старших и «диковатым». Такое объяснялось без долгих о том размышлений и обсуждений: мальчик очень рано лишился материнской ласки.

— Один он у Гордей Ивановича наследник. Потому и балован он, хотя матери и не знает совсем. Зато как печется о нем старшая, Юлия…

В гимназии, куда отец отдал сына с некоторым облегчением для себя, Михаил особо ничем не выделялся. Учился «похвально», тревожа учителей разве что своим упрямством. С однокашниками он в те годы сходился не без труда. Игр же в кругу гимназистов избегал, хотя развит был для своих лет физически отменно, гимнастику любил и в ссорах мог постоять за себя.

Пожалуй, в детские годы самым большим увлечением мальчика стало… постоянное нахождение в обществе отцовских денщиков. Два унтер-офицера, при обороне Севастополя ходивших в пехотных солдатах, оказались на редкость людьми добрыми. Они были типичными служаками эпохи императоров Николая I и Александра II, отдавшими почти всю жизнь русской армии. И ко всему прочему неутомимыми рассказчиками.

Оба денщика происходили из Черниговского полка, отличившегося особо при обороне Севастополя. Оба были ранены, у обоих Георгиевские кресты на груди. Роднило их и то, что они были с Рязанщины — Ряжского уезда, сел Старожилово и Бобровинки. Один — Петр Новожилов, второй — Михаил Мозалев. Оба — Ивановичи.

Когда им поручали присматривать за совсем еще маленьким генеральским сыном, то они убаюкивали его, тихо напевая свою любимую песню. Называлась она «Солдаты под Севастополем»:

Распроклятый француз-англичанин,Возмутил ты чалму на нас.Наипаче он налегаетНа стрелковый третий баталион.Пули, ядра нам знакомы,Картечь, бомбы нипочемЗаряжайте ружья поскорее,Французов встретим мы в штыки.Пушки, ядра полетели,Точно с неба сильный град…

Став уже взрослым, с офицерскими погонами на плечах, Михаил Дроздовский не без улыбки говорил о том, что его колыбельной в детстве был порой не «серенький волчок, который схватит за бочок», а солдатская песня «севастопольской страды». И вспоминал про своих отставных Ивановичей, которые для любимого отца были больше чем просто живое напоминание о Крымской войне. Они так и остались для Дроздовского-старшего до самой его кончины «братцами».

Рассказы рязанцев из Черниговского пехотного полка были незатейливыми. Все про Крымскую войну, про жизнь полковую, про жизнь деревенскую, откуда их «выдернул» на войну внеочередной рекрутский набор. То есть про обыденную судьбу солдата эпохи императора Николая I, которая в сладость мало кому из них была.

Увечные воины, вспоминая младших братьев, которых не видели с тех пор, как в сермяках и лаптях, поклонившись отчему дому и родным, переносили свою любовь и заботу на смышленого генеральского сына. Да и к тому же он стал для них самым внимательным и благодарным слушателем.

Дроздовский-младший обычно первым начинал беседы в солдатской комнате за столом, на котором пыхтел начищенный до блеска самовар. Его приход к Ивановичам доставлял тем немалое удовольствие: было кому послушать об их жизни солдатской, о Севастополе и боевых делах, за которые они удостоились «Егориев». О том, как защищали Севастополь, унтер-офицеры сверхсрочной службы могли говорить долго, не боясь повториться.