Тайны советской репатриации - Юрий Арзамаскин

Уже сам по себе вопрос, сама постановка проблемы была для большинства тяжёлым и мучительным испытанием. И как ни тянуло, как ни манило на Родину, многим не давало покоя предположение (или уверенность), что скорее всего встретят их сурово, как «предателей», «изменников», «преступников». Об этом же неустанно твердила сначала немецкая, а потом и англо-американская пропаганда. В то же время многие себя в чём бы то ни было виноватыми не считали, верили, что их не посадят, — не за что[7].

Но была и другая категория советских граждан, которые совершенно точно себе представляли, что их ждёт по возвращении в Советский Союз. Многие из них, кто по идейным, кто по шкурным соображениям, а кто просто спасая собственную жизнь, в годы войны с оружием в руках сражались на стороне немцев с Красной Армией, работали в органах немецкой администрации на временно оккупированной территории СССР, участвовали в карательных и полицейских акциях против партизан и мирного населения. Кто-то пытался скрыться от сталинских чекистов в западных зонах оккупации Германии, а кто-то, рассудив, что в суете и неразберихе послевоенного времени проще будет затеряться на необъятных просторах Советской страны, вместе с толпами обычных репатриантов двигался на восток{11}.

Таким образом, советские государственные и военные органы сразу же столкнулись с большой организационной, политической и социальной проблемой: надо было собрать, учесть, накормить и разместить сотни тысяч людей, организовать их проверку и фильтрацию, наконец, отправить по назначению в СССР. И экономика, и политика требовали одного и того же: всех, и особенно трудоспособных, — домой, на социалистическую Родину, на коммунистический труд. Не менее важной была и политическая задача: допустив зачатие, не допустить рождения новой, враждебной советскому режиму послевоенной эмиграции.

Среди первых своих граждан на уже освобождённых территориях оказались «бывшие военнослужащие Красной Армии, находившиеся в плену и окружении противника». Их судьба была неразрывно связана с той официальной государственной политикой, которая формировалась и проводилась в отношении данной категории военнослужащих накануне и в годы Великой Отечественной войны.

В 30-е годы негативное отношение государства к плену и военнопленным проявилось в антиправовой политике, когда отечественное право стало рассматривать нахождение в плену как измену Родине, т.е. как особо опасное государственное преступление. Это нашло своё отражение в принятом 8 июня 1934 г. ЦИК СССР Законе «Об измене Родине». В окончательной редакции Уголовного кодекса РСФСР, действовавшего в годы Великой Отечественной войны, статья 193–22, предусматривавшая ответственность за нахождение в плену, давалась в следующей формулировке: «Самовольное оставление поля сражения во время боя, сдача в плен, не вызывавшаяся боевой обстановкой, или отказ во время боя действовать оружием, а равно переход на сторону неприятеля влекут за собою — высшую меру социальной защиты с конфискацией имущества»{12}.

Сталинская пропагандистская машина, используя различные средства и методы психологического воздействия на общественное сознание, пыталась сформировать резко выраженное негативное отношение к плену и военнопленным. Пленные фактически рассматривались как предатели, изменники Родины, как военные преступники, независимо от обстоятельств, при которых они попадали в плен{13}.

Сегодня известно, что именно в первые месяцы войны сотни тысяч бойцов и командиров Красной Армии оказались в немецком плену[8]. Суждения по этому поводу многократно высказывались и высказываются как нашими, так и зарубежными учеными-историками. Так, зарубежные историки Е. Андреева, Н. Бетел, М. Назаров и другие связывают массовую сдачу красноармейцев в плен с нежеланием советских бойцов и командиров защищать сталинскую государственную систему{14}.

Однако наиболее профессионально, на наш взгляд, объяснил причины появления огромного количества военнопленных среди советских военнослужащих в начальный период войны доктор исторических наук, профессор М.А. Гареев. По мнению этого известного военного историка, основными причинами, приводившими к пленению советских воинов в 1941 г., были: отсутствие оружия, с помощью которого можно было защищаться; неясность с обстановкой и растерянность в сложных условиях боя; боязнь ответственности; действия в тылу многочисленных диверсионных групп; страх смерти в случае продолжения сопротивления; наконец, неприятие советского строя, оправданные или неоправданные обиды, нанесённые этим строем, и др.{15} Такой же точки зрения придерживается и другой российский учёный — доктор исторических наук, профессор М.И. Семиряга{16}.

Конечно, были среди советских военнослужащих и случаи сдачи в плен добровольно, но для большинства из них сдача в плен «добровольно» была неприемлема. Иначе чем же можно объяснить героическое и мужественное поведение военнопленных в немецком плену, их бегство из тюрем и концлагерей, активное участие в антифашистском движении Сопротивления! По мнению автора, говорить и писать о массовой добровольной сдаче советских солдат и офицеров в плен — значит выдавать желаемое за действительное.

Долгое и упорное молчание высшего государственного и военного руководства СССР о значительном количестве советских военнослужащих, оказавшихся в руках у противника в начальный период войны, вызывалось, вероятнее всего, тем, что огромное число пленных могло ошеломляюще подействовать на советский народ, вызвать панику, породить пораженческие настроения в войсках, деморализовать гражданское население. К тому же для сталинского окружения признаться в том, что значительное число советских солдат и офицеров попало в плен, означало согласиться с собственной ответственностью за столь сокрушительное поражение и потери.

Этим и отчасти критической военно-политической обстановкой, когда речь шла о спасении Отечества, жизни миллионов наших соотечественников, было, по-видимому, вызвано появление известного приказа Верховного Главнокомандования Красной Армии от 16 августа 1941 г. за № 270, которому в исторической литературе уже давалась правовая и нравственная оценка.

Приказ обязывал «командиров и политработников, во время боя срывающих с себя знаки различия и дезертирующих в тыл или сдающихся в плен врагу, считать злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту как семьи нарушивших присягу и предавших свою Родину дезертиров»{17}. Он предписывал всем вышестоящим командирам и комиссарам расстреливать на месте подобных людей. В отношении же красноармейцев, которые предпочли сдаться в плен вместо «организации отпора врагу», в приказе содержалось требованием «уничтожать их всеми средствами, как наземными, так и воздушными, а семьи их лишать государственного пособия и помощи»{18}.

Но если ряд положений приказа № 270 можно оправдать критической обстановкой военного времени, то ни в какие рамки «законности» не вписываются и совершенно не заслуживают оправдания его пункты о репрессиях в отношении семей пленных командиров и политработников, о лишении льгот родных солдат и офицеров. По существу, приказ обрёк на страдания миллионы ни в чём не повинных людей.

О секретном приказе № 270, где все советские военнопленные объявлялись изменниками и предателями Родины, знали многие пленные, находившиеся в фашистских лагерях. Им особенно трудно было осознать, что Родина практически отказалась от них, к их физическим мукам добавлялись муки морально-психологические. Гитлеровская пропаганда умело использовала этот приказ для идеологической обработки военнопленных. Постоянно звучали слова И.В. Сталина о том, что военнопленных у нас нет, есть только предатели Родины{19}. «Немцы уверяли, — вспоминал бывший военнопленный Г.К. Сырков, переживший ад Хаммельбургского лагеря смерти, — что на Родине нас не ждут, что всех, кто побывал в плену, посадят в тюрьму или расстреляют»{20}.

Жёсткая позиция, занятая И.В. Сталиным по отношению к военнопленным, вероятно, спровоцировала значительную часть советских военнопленных вступить в создававшиеся тогда коллаборационистские формирования. Именно она не позволила правительству СССР использовать в годы войны имевшиеся в его распоряжении политические и дипломатические возможности для облегчения участи узников фашистских лагерей[9].

Через Международный Красный Крест (МКК) воюющие страны помогали своим военнослужащим, оказавшимся в плену: присылали медикаменты, продовольствие, одежду, поддерживали морально. Но это не распространялось на советских военнопленных, поскольку СССР не подписал Женевскую конвенцию 1929 г. об обращении с военнопленными. В отличие от правительств других стран, в том числе и гитлеровского, Советское правительство объявило красноармейцев, попавших в плен, не военнопленными, а предателями, преступниками, вследствие чего Международный Красный Крест не получал средств на их содержание.