Обожженные языки (сборник) - Мэтт Иган

Именно так утверждает Корин – даже теперь, когда в ванне все шипит и булькает, словно в воду бросили пакет с взрывающимися леденцами. Вот только бурлит там не гуарана, не таурин и не кофеин. Это сероводород. За научную часть всего этого мероприятия меня нужно хвалить. Можно подумать, что над ванной плывут густые волны пара, как будто испарения сухого льда над чашей пунша на Хеллоуин, но на самом деле все иначе. Ничего как будто и не происходит, только на языке вдруг такой вкус, будто держишь во рту девятивольтовую батарейку.

Дана наклоняется над ванной, но тут же отшатывается.

– Фу! Что там такое? – говорит она. Трет глаза. Морщит свой хорошенький носик, кривит глупенькое кукольное личико.

Достаньте любой кубок из стеклянной витрины в школьном вестибюле – бег, футбол, баскетбол, местные соревнования, национальные чемпионаты, – на каждом выгравировано имя «Дана Веккьо» и на каждом – золотые человечки в атлетических позах. Посмотреть, как она играет, приезжали тренеры старших классов, рисовали ей картины будущего. Мы с Даной даже никогда не заговаривали друг с другом, – до окончания нынешних зимних каникул, когда ее поклонникам вдруг стало интересней общаться с кем-то еще.

У парня, с которым Дана встречалась еще с первой четверти, была вечеринка. Его родители частенько уезжали по выходным, а выпивку не прятали – ведь у сына такие хорошие оценки и спортивные успехи. Дана все время была с ним, была в его обществе – и сделалась королевой спортивных качков. В общем, вот она на вечеринке, развлекается по-королевски, глушит лимонады с водкой, занимается петтингом и думать не думает ни о чем плохом, и тут кто-то зовет всех на улицу, в горячее джакузи.

Уж не знаю, сколько в эту ванну могло народу вместиться, но они туда набились еще плотнее. Дана говорит, там куча-мала в трусах и лифчиках бултыхалась, в бурлящей воде с хлоркой, опрокидывая рюмку за рюмкой. Руки, ноги, груди… а они все со своим парнем обжимались, тут же, в джакузи. Веселились, пили «Егермейстер».

Она попалась на его слюнявые фокусы. Все эти обжимания в спальне в нижнем этаже, засосы на шее. Он так старался не кончать в нее, а после, кончив на живот, всегда тщательно стирал сперму теплым, влажным полотенцем. Нашелся еще, убежденный сторонник теории о пользе спермы для кожи. Вот такие уж у Даны убогие представления о рыцарстве.

Ну да, пили. Да, мешали лимонад с алкоголем. Но Дану послушать, так когда ее парень начал совать пальцы ей в трусы, ее вообще не парило, что в джакузи полным-полно народу. Они там любились вовсю. По полной программе.

И вдруг кто-то взвизгнул.

Кто-то чертыхнулся.

Сладкая парочка уже не целовалась, и Дана открыла глаза. Вода бурлила красным, густо, так, что даже лампы под водой окрасились в кровавый цвет, как будто в Валентинов день.

Какая-то девчонка завопила: «Боже мой!»

Парень Даны поспешил отдернуть пальцы, но от этого вода вокруг нее еще сильнее заалела, снизу заклубились полосы коричневого, точно паутина шоколадного сиропа, всплыли какие-то полупрозрачные пленки, забурлили под фильтрующей трубой.

Мокрые купальщики толкались, торопливо выбираясь из джакузи; повсюду ржавая вода, багровые ошметки…

Все жмурились, визжали, наглотавшись красного. Цеплялись за бортики, пьяные, вываливались из джакузи на ледяной бетон.

Гости бросились в дом, набились в душевые кабины – в ванную этого парня, в родительскую спальню, в комнату младшей сестры; блевали, плевались, передрались за душевую лейку.

Дана – снаружи, одна, в расплескавшейся джакузи, кровь смешалась с хлорированной водой. Плачет. Не до смеха.

На следующий день ее гинеколог назовет случившееся логичным выкидышем. Серьезно, я не придумываю. Но для Даны ничего логичного в этом не было, ведь она понятия не имела, что вот уже двенадцать недель пропивает здоровье и умственную полноценность своего ребенка. Не представляла, что каждый бокал пива, каждая затяжка бесповоротно уничтожают зародившуюся в ее нутре фасолину, которая весила тогда даже меньше, чем сама Дана при рождении. Вообще-то, ее врач не утверждает, что именно выпивка привела к аварийному сбросу груза, но и на пользу она не пошла.

С тех пор имя Даны на спортивных кубках больше ничего не значит. Вряд ли можно новыми победами перекрыть тот день, когда ты всю толпу в бассейне забрызгала ошметками своего нерожденного младенца.

Пока в ванной замешивается смертельный коктейль, Корин достает телефон. Хочет сфотографировать нас всех втроем напоследок, пока еще не поздно. Ну уж нет. Меня – ни за что. Она бормочет: «Извини», потом «Прости, пожалуйста». Эти дурацкие телефонофото могут жизнь порушить. Спросите моего бывшего, Тревора. Спросите всех его знакомых.

В обед Тревор приезжал за мной из другого школьного здания, в котором учатся старшие классы. У него был джип с откидывающимся верхом. Я очень медленно потягивалась и забиралась внутрь – чтобы все вокруг, каждая девчонка, у которой не было такого взрослого парня, как у меня, позеленела от зависти. Когда мы сворачивали за магазин, я разрешала целовать себя с языком, залезать ко мне под майку. Он вжимал меня в сиденье, шарил по спине, нащупывая застежку от бюстгальтера… пахло от него сосисками и сиропом – после завтрака. Вечно старался до трусов добраться, такая уж натура – и мне приходилось его притормаживать. Я убирала его пальцы со своей ширинки и говорила: «Полегче, включай понижающую передачу». А когда он доставал из джинсов свою розовую твердую штуку, я вспыхивала: «Жми на тормоз!»

«Уважай мои границы» несколько раз подряд – и вот уже Тревор перестал ездить ко мне в обеденную перемену. Больше не возил домой после школы. Мне пришлось трястись на автобусе с остальными неудачницами, и все надо мной глумились. Ничего хорошего.

А он не отвечал на мои сообщения, пока я не прислала еще и фотографию. Щелкнула себя в зеркале ванной комнаты, в довольно-таки распутном виде: губы блеском накрасила и слегка выпятила, волосы взъерошила, рубашку слегка расстегнула. Высший класс, знаете.

В ответ – СМС от Тревора: неубедительно.

Непотребство: Фаза 2 – рубашку долой, расстегиваю пуговицу на джинсах.

Щелкнуть фото. Отправить.

СМС в ответ: уже теплее.

Следующий ход – не самая моя умная затея, это правда, но теперь уже оставалось либо слать свои фото без лифчика, со спущенными джинсами, либо снова встречаться с одноклассниками. Снова ходить в кинотеатр в торговом центре, зависать в кофейне, а ездить куда-то – только с родителями. Ну, правда!

Щелкнуть. Отправить.

В общем, сразу же случается то, чего я меньше всего хочу. Фотографии летают со скоростью эпидемии ЗППП. Тревор отправляет их двум друзьям, которые отправляют их двум друзьям, и так далее. И в конце концов мой порно-образ практически нагишом, в изогнувшейся позе, попадает в телефоны ко всем парням в старшей школе, в которую я должна перейти на будущий год.

P. S. Хранение моих фотографий топлес у себя в телефоне, рассылка по всему списку контактов и публикация в интернете – все это называется распространением детской порнографии. Это уголовное преступление.

Об этом и сообщают полицейские всем парням, прикованным наручниками к сиденьям в автобусе с железными решетками на окнах. Каждому, кого сняли с четвертого урока и запихнули в длинный синий фургон с эмблемой шерифа на борту, подъехавший к зданию школы. Операторы мобильной связи обязаны сообщать копам обо всех случаях передачи «потенциально незаконного контента».

Я ору на копов, топаю ногами, плачу, твержу, что никто не заставлял меня фотографироваться, что я сама так придумала… В ответ – ноль эмоций.

Эти парни – все, с кем я хотела бы встречаться. Старшие братья каждого, с кем я надеялась пойти на выпускной… У всех теперь – привод в полицию, из-за меня. Вся мужская половина учебного курса вынуждена, по решению суда, посещать реабилитационные группы для сексуальных маньяков, каждого внесли как секс-преступника в федеральную базу данных. Теперь им всем придется еще долго-долго после окончания школы раз в два года отмечаться у сотрудников социальных служб.

А знаете, сколько девушек обрадуются, что из-за какой-то дуры их парней считают педофилами? Нисколько! И все они на будущий год не захотят иметь со мной ничего общего – точно так же, как девчонки в этом году.

Не считая металлического привкуса и першения в горле при каждом вдохе, ванная комната, превращенная в смертельный воздушный шар, никаких болевых ощущений не вызывает.

В интернете не наврали.

Мы сидим кружком, точно индейцы, привалившись кто к унитазу, кто к навороченной ванне, со всех сторон поскрипывает пластиковая обертка. Играет песня то ли пятая, то ли седьмая – мы уже сбились со счета. Во рту пересохло, словно ваты наелись; глаза у каждой закрыты, хотя мы вроде и не устали.