Гонка за счастьем - Светлана Павлова

Дождь внезапно усилился и забарабанил по машине так оглушительно, что она снова включила радио на предельную громкость, но полностью заглушить его монотонной дроби не удалось. Снова попадание в яблочко — Второй фортепьянный концерт Рахманинова, с Рихтером. Дождь уже — не помеха, знакомая с детства любимая музыка постепенно подхватила и понесла, отключая от печальных мыслей, помогая, как это бывало несчетное число раз.

Сквозь стекло почти не видно деталей, просматриваются лишь бесконечные ряды мокрых машин и очертания строений, не очень узнаваемых сквозь пелену густого тумана и беспросветного ливня. Да если бы какое-то здание вдруг и высветилось своей узнаваемостью и стало предметным, особой радости сейчас это не вызвало бы, как никакой особой радости больше не вызывает и то, что живет она на рю дю Сабо, в квартале Сен-Жермен-де-Пре… Какая разница? Такой же шум и вечное людское столпотворение, как у Ирины на Большой Спасской вблизи трех вокзалов…

А раньше — как зачаровывало одно только сочетание звуков в этих магических словах! Или нет, для нее это были не просто слова, названия, это было нечто гораздо большее, потому что они — сразу — самовыражали себя, излучая таинство, волшебство и вечность… За ними — нерасторжимо — стояла сама история, ненавязчиво усвоенная, впитанная с детских лет за чтением захватывающих ум и сердце жизнеописаний любимых литературных героев… И, конечно же, все это дивно звучащее, ласкающее слух — Монмартр, Сен-Жермен-де-Пре, Нотр-Дам, Елисейские поля, Монпарнас, Фонтенбло и многое другое — было неразрывно связано с великими именами, сотворившими их могущественное, почти мифическое величие… Ей казалось, что она будет задыхаться от волнения, находясь возле всего этого несравненного великолепия…

Что ж, с мифами и названиями ничего и не случилось — они остались и останутся навсегда, но слова сами по себе ее больше не завораживают, с них давно слетел налет таинственности и ожидания чуда. Они превратились просто в здания, бульвары и улицы, иногда не только не радующие глаз, а даже наоборот — малоприятные, мокрые и серые, вот как сейчас… Наверное, когда во внутреннем мире начинается разлад, то исчезает и согласие с миром внешним — не спасает никакая глянцевая объективная реальность и во всем обнаруживается повод для неприятия и отрицания.

ГЛАВА 2

— Ах, ты будешь жить во Франции, в самом Париже! — восторженными голосами провожали ее подруги, когда она уезжала из Москвы тринадцать лет назад, выйдя замуж за Виктора Бриерра.

Восторженные возгласы подруг неизменно повторялись всякий раз, когда они приезжали в Париж по частному приглашению, всегда с благородным желанием помочь по дому после рождения Мари. Но кто может думать о каких-то обыденных делах, находясь не где-нибудь, а в самом Париже? Белла прекрасно понимала то волнение и трепет, которые охватывают — без исключения — всех тех, кто приезжает сюда на время и живет туристической жизнью, просто наслаждаясь пленительной, нереально-мистической красотой и неповторимой уникальностью этого города.

Несмотря на безумный темп и ударный ритм (все визиты сплошное крещендо и престо), она всегда ждала их приезда с отчаянным нетерпением… Ей постоянно не хватало этого тонкого, глубинного общения на равных — с мгновенным пониманием любого подтекста, иронии, каждой цитаты, прибаутки или анекдота, а то и просто хлесткого словца… Это истинное, пусть даже второпях, почти на бегу, но долго ощущаемое позже душевное обновление могли ей дать лишь они, две ее дорогие умницы, которых здесь даже не с кем сравнить… Их визиты были не только радостью, но и горечью — явной иллюстрацией потерь.

Они же не раз говорили ей, что она делает им подарок — на целый год вперед, и обе теперь с нетерпением ждут отпуска, а когда им хочется отвлечься от действительности и помечтать о красивой жизни, они знают точно, как такая жизнь выглядит и где она находится, и если раньше мечты были расплывчатыми, то, благодаря ей, теперь приобрели вполне конкретные очертания — просто обеим представляется новый, сладостный миг, когда они вновь спустятся по трапу с самолета и Париж очутится у их ног…

Весь последующий период проходит под знаком Парижа — путем разнообразных ухищрений они откладывают возможный максимум сбережений, чтобы потом за неделю просадить все скопленное без остатка. Свободное время заполняют, в основном, беготней по сувенирным отделам и покупкой впрок безумного количества подарков, которые в Париже совершенно невозможно никуда пристроить из-за их полнейшей непригодности — все это дымковско-мстеро-гжеле-жестовское живописье хотя и отличается бесконечным многообразием, но абсолютно бесполезно в хозяйстве и не вписывается ни в один интерьер. Но ничего не попишешь, традиция. Она долго раздумывала, не зная, что с этим делать, а потом, однажды решившись, свезла залежи этого богатства в магазин Клер, где они и оказались вполне на месте, втиснувшись в нишу под потолком над стендами с русскими книгами, красочно отграничив их от всех прочих.

Белла была в курсе их проблем — Женька развелась с мужем и в новой данности едва сводила концы с концами, воспитывая ребенка одна. У Ирины многообещающим было только начало — бурный и сложный роман с Игорем Сергеевым благополучно завершился, подтвердив известную мысль о том, что брак — это верный способ убить любовь… Все со временем разладилось-разъехалось — общих интересов не оказалось, детей не появилось, а чувств и вовсе не осталось, поэтому и та, и другая, как вырвавшиеся из плена изголодавшиеся невольницы, еще в машине, с первых минут встречи, разглядывая новое и узнавая уже виденное, начинали говорить с придыханием, как бы в предвкушении пиршества… Белла помнила свои первые встречи с Парижем и прекрасно понимала их состояние, поэтому и старалась вовсю, делая все по максимуму — чтобы доставить им удовольствие.

Основное время этих визитов обычно уходило на осмотр достопримечательностей по заранее составленному еще в Москве списку и тщательно продумываемому с утра маршруту. Желание увидеть главное было фанатичным и неутолимым, но главным мог оказаться и Лувр, и Версаль, и музей духов «Фрагонар», и Тюильри, и знаменитое кабаре «Проворный кролик» на Монмартре, и дом Александра Бенуа, и еще многое другое, располагающееся в самых непредсказуемых направлениях. Чтобы не тратить времени на переезды, она все заранее выверяла по картам и справочникам — планы были четкими и расписанными по часам, ведь вечерами предполагалась еще и какая-нибудь зрелищная вылазка.

Промежутки между посещениями культурных мест и событий заполнялись судорожными набегами на недорогие магазины в поисках подарков для многочисленных родных и знакомых. Эта неотъемлемая часть визитов особенно раздражала Виктора, он не понимал — почему считается необходимым вдруг вспоминать о них, например, в Париже? Ведь судьба забрасывает в Париж лишь иногда и на непродолжительный срок, зачем же обязательно изнурять себя лихорадочными поисками памятных даров? Тем более, как выяснялось, о существовании большинства из одариваемых вполне забывалось дома.

Скорее всего, это была какая-то типично российская черта — вывозить из каждой поездки огромное количество сумок и чемоданов, набитых до упора, в основном, этими самыми дарами. Из-за безумно огромного багажа девчонки возвращались в Москву поездом, обеспечивая себе дополнительные дорожные трудности, связанные с пересадками. Виктор скептически надламывал брови, подзывая носильщиков для подвоза к вагону этого незамысловатого галантерейного разнообразия. Перевозочного материала подругам обычно не хватало — Белла без всякого огорчения избавлялась от собственных чемоданов и сумок, позже заменяя их новыми, поэтому ее дорожные аксессуары всегда бывали самого последнего дизайна.

Разнокалиберные упаковочные пустоты, занимавшие половину гостиной, ежедневно пополнялись очередными покупками — совершенно обычными губными помадами и компактными пудрами, блузками и рубашками, майками и шлепанцами, шарфиками и зонтиками… Все это приобреталось в тревожных сомнениях и муках — из-за ограниченности средств и времени… Возможно, сами товары не всегда были так уж необходимы их будущим владельцам, здесь, скорее, срабатывал другой принцип — желание поделиться своей радостью с теми, кому не выпала эта удача раздвинуть для себя мир, да еще, пожалуй, некий магнетический ореол — подарки из самого Парижа… правда, при более тщательном рассмотрении вполне могло оказаться, что вещицы сделаны в Китае или в Таиланде…

Все-таки, какая разница менталитетов — даже внимательная и заботливая Клер, не раз уезжавшая по делам в самые разные страны, включая экзотические, привозила из поездок, как правило, какой-нибудь один общий подарок для семьи единственного сына.