Вася Кочкин, человек лет двенадцати - Ирина Христолюбова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Очень похож, — заметила Тамара. — Как жаль, что он умер.
— А у нас есть все его записи, — похвастал Вася. — Поставим?
— В следующий раз, — сказала Тома.
На этом светская часть визита была закончена. Тут вожатая сообщила, что она просто удивлена, что в такой, можно сказать, интеллигентной семье растет не пионер. Мама поразилась и стала доказывать, что Вася — пионер.
— Я цветы покупала, когда его приняли в пионеры! — воскликнула она взволнованно.
— Вася, что это значит? — спросила Тамара.
Вася опустил голову.
— Меня принимали, но не приняли, — тихо произнес он. — Я маме об этом не сказал, чтоб не расстраивать.
— Как это не приняли? — у мамы просто ум за разум зашел, она ничего не могла сообразить.
— Сказали, не достоин… Пионеры — передовой отряд, — сказал Вася. — Авангард…
— Да что он мелет! — вдруг воспряла духом мама и тряхнула кудряшками. — Он — пионер! Уверяю вас! Вы его просто не знаете! Он у нас со странностями, такое наговорит!
— Будем воспитывать, — сказала Тамара. — Школа у нас образцовая.
Мама в конце концов с ней согласилась, ей тоже нужен был воспитанный сын.
На некоторое время они удалились на кухню и говорили там о чем-то важном.
Вася лег на диван, закрылся пледом и стал прихрапывать. Кто станет будить спящего человека?
Тамара ушла.
Мама, решительно затягивая пояском халат, подошла к сыну, присела рядом с ним.
— Хватит притворяться, — сказала она.
Вася высунул из-под пледа голову.
— Другая бы мама не стала скрывать…
— Что скрывать?
— Сказала бы, что посуду не мою, пол не мету, родителям грублю. Какой из меня пионер?
Екатерина Ивановна Кочкина, победитель конкурса парикмахеров, была в растерянности. Она думала о том, что не понимает сына.
— Вася, признайся: ты все выдумал. Я же прекрасно помню, что в третьем классе ты был звеньевым.
— Ты, мама, меня с кем-то спутала.
Екатерина Ивановна всплеснула руками:
— Что, у меня десять детей? С одним не знаю, что делать!
— Проглядела ты меня, — вздохнул Вася. — Все работа да работа.
Мама стукнула его по лбу.
— Прекрати! Ты хоть осознал, что натворил? Ты свою бабушку вспомнил?
— Даже прабабушку!
— Вот-вот! Твоя прабабушка Дуся была пионеркой в первом городском клубе «Муравейник»!
— Про нее даже в книжке написано, — добавил Вася.
— Совершенно верно, в книжке! И бабушка была пионеркой, один раз стояла рядом с Калининым на Красной площади! А я как активистка ездила в пионерский лагерь «Артек» на берег Черного моря. А каким пионером был твой папа! Он даже вожатым работал в лагере.
— Не вожатым, а физкультурником, — поправил ее Вася.
— Какая разница! Одним словом, у нас пионерская семья. А ты — сдезертировал! — мама окончательно разошлась. Дух активистки в ней еще не пропал. Мама могла бы горы свернуть, но почему-то стала парикмахером.
— Прабабушке Дусе хорошо было, — вздохнул Вася. — Однажды на нее бандит напал, с ножом. Это мне бабушка рассказывала. Бандит сказал: «Снимай галстук, а то зарежу!» А она все равно не сняла.
— Вот видишь! — гордо сказала мама. — А ты?
— А с кем бороться? — Вася сел. — Кругом одни пионеры! Пусть со мной борются. Я решил собой пожертвовать.
— Что ты мелешь? — мама встала, уперев руки в бока. Поза ее была воинственной. Вася понял, что ему может достаться. — Лгун несчастный! Ему все поверили, а он комедию разыгрывает!
— Никакой не лгун, — обиделся Вася. — Уж если хочешь правду, то у меня двойная жизнь. Пора с этим кончать, честно во всем признаться!
— Господи, неужели воруешь? — В маминых глазах мелькнуло отчаяние. — Я тогда тебя прибью. Собственными руками!
— Как Тарас Бульба сына?
— Ты мне Тарасом зубы не заговаривай! Отвечай: воруешь?
Вася рассмеялся и покрутил пальцем у виска.
— И правда, чего мне в голову взбрело! — мама устало села на диван. — С тобой свихнешься, это точно. Не морочь меня!
— Я и не морочу. Я тебе тайну открою. Ты права: я был звеньевым. Но пионером не был.
— Опять двадцать пять!
— Да забыли меня принять! — воскликнул Вася.
— Как это забыли?
Вася вздохнул, готовясь поведать горестную историю.
— Дело было так. У Гошки пропал щенок Джек. И вот прибегает Мишка Федин. Как раз последний урок кончился. И говорит, что видел Джека, его какой-то взрослый парень продавал у ларька «Мороженое».
— При чем тут Джек? — спросила мама. — Опять морочишь?
— Не морочу! Когда Мишка сказал, мы побежали к ларьку «Мороженое». Прибежали, а никакого парня нет, ларек закрыт. Мы давай кричать: «Джек, Джек, Джек!» Если бы он услышал, все равно бы вырвался. Джек, знаешь, какой умный был! — Вася опять вздохнул.
— Джек-то, может быть, и умный. А вот вы с Гошкой… Поняла я: пионерский сбор вы пробегали.
Вася кивнул.
— Я еще Гошке сказал: «Не забывай, нас сегодня в пионеры принимают. Опаздывать нельзя!» Гошка сказал: «Мы и не будем опаздывать». Только когда мы вернулись в класс, там никого не было. Уж потом узнали, что всех увели во Дворец пионеров на торжественный прием.
— А домой-то ты явился в красном галстуке! Мы с папой поздравлять его кинулись… И еще, нахал, подробности рассказывал, как тебя по головке погладили и сказали: «Ты у нас, Вася, теперь пионер!»
— Не гладили меня по головке, — признался Вася.
— Не та голова, чтоб гладить, — сказала мама.
— Не та, — согласился Вася.
— Ну, что замолчал? Рассказывай дальше!
— Чего еще рассказывать? — уныло спросил Вася. — Мне тоже хотелось быть пионером. Мы с Гошкой договорились, что придем в школу в галстуке. Никто и не заметил, что нас не принимали. Потом звеньевым избрали…
— А сейчас вы с Гошкой решили проявить принципиальность? — спросила мама.
— Гошка уж забыл, что он не пионер. Я как-то ему напомнил, так он изо всех сил вспоминал. Он и про Джека забыл, ему потом Джерри купили.
— Вот и ты не держи в голове, что не надо. Пришел в новую, образцовую школу — и будь, как все, старайся. Никому твои признания не нужны. Вожатая прибежала — лица нет. Ей тоже надо отчитываться, почему какой-то Кочкин не пионер. Молчал — и дальше молчи!
— Пионер — всем ребятам пример! — твердо сказал Вася. — А у меня темная биография.
— Нет, ты у нас с завихрением! Ничего, придет отец — он с тобой разберется!
Еще одно отступление о дружной семье
Мама всегда говорила так в минуту нерешительности, но очень редко случалось, чтобы папа разбирался. Когда он приходил, о Васе как-то забывали, потому что тут же начиналось что-то похожее на извержение вулкана. Это из мамы выходила отрицательная энергия.
— Где ты шлялся? — был первый вопрос, как только папа появлялся на пороге. Мама уже бурлила, но еще сдерживала себя.
— Ты что, сердишься? — задавал папа наивный вопрос.
И тут начиналось извержение! Мама кричала, что папа опять надрался со своими дружками, которых она больше в дом не пустит, что у него нет совести, она с утра до вечера стрижет и завивает, у нее уже ноги от усталости подкашиваются, а ему (Васиному отцу) ни до чего нет дела, только бы порассуждать о мировых проблемах. Философ!
Папу пронять было очень трудно. На все бурные мамины заявления он отвечал фразой поэта Есенина:
— Только больно видеть жизни край!
Отчего мама заводилась еще больше.
Вася к этим бурным сценам относился почти равнодушно. Ему только не нравилось, когда мама призывала его на помощь и кричала:
— Вася, Вася, посмотри на своего папу!
— Не видывал, что ли, — ворчал Вася.
Он терпеливо ждал, когда закончится весь этот шум-гам. Но если он не заканчивался слишком долго, сын вставал между родителями и строго говорил:
— Ну хватит, устал я от вас. Разговоры ваши бессмысленны.
Мама с папой смущенно замолкали.
Но обычно все прекращалось без Васиного вмешательства. Когда мама выплескивала из себя все до донышка — она сразу успокаивалась. И они с папой мирно пили чай, разговаривая как ни в чем не бывало. И уже слышался мамин смех.
У папы и мамы было много друзей. Вечно к ним кто-то приходил, ночевал, занимал деньги, хотя у самих Кочкиных денег вечно не хватало. Но они отдавали последний рубль.
— Безалаберная семья. Два сапога пара, — говорила бабушка, когда еще была жива.
Вася совершенно не походил на своих родителей. Даже внешне. Ни в папиной, ни в маминой ближней родне белобрысых не было.
В тот самый субботний день, когда семью Кочкиных посетила старшая вожатая и когда мама предупредила, что с Васей разберется папа, все произошло как обычно.
Пришел папа, начался шум-гам. Но, поуспокоившись, мама не забыла сообщить о визите вожатой и о странном поступке сына.