Прости - Рой Олег

Здоровенный, тоже лаково блестящий шифоньер явил взору завалы тряпья: куртки, свитера, шапки, шарфы, сбоку торчали брезентовые штаны в белых пятнах, две полки покосились под тяжестью набитого в них шмотья. Почему мама все это не повыбрасывала? Намеревалась по бабушкиному примеру плести коврики? Как бы там ни было, вряд ли дед закопал неведомые «бумаги» в это барахло.

Взгроможденный на шкаф чемодан выглядел куда перспективнее. Старый, обтянутый дерматином, с поцарапанными, но блестящими металлическими уголками. Уже стаскивая чемодан вниз, Александр понял, что бумаг нет и в нем, слишком легкий. Но выпуклые колечки сдвинул, язычки замков звонко щелкнули, крышка откинулась как бы сама собой, словно содержимое стремилось выбраться наружу. Содержимого было много. Все маленькое, как будто кукольное. И пахло из чемодана вроде бы и не нафталином, а чем-то сладковатым и теплым. Детством, наверное. Мама хранила для будущих внуков? Но какие там внуки, когда Кира…

Так, стоп. Вот о Кире – не надо. Забудь.

Удивительно, но он ведь помнил большинство этих вещей. Вельветовый полукомбинезончик, синий мягкий костюмчик с улыбающейся львиной мордой на животе, шорты с корабликами на карманах, синяя футболка с пестрыми рыбами… Ванька – тогда ты еще не знал, что он Ванька – почему-то принялся из-за этих рыб дразниться, они даже подрались, пока воспитательница не развела их по разным углам. И подружились как-то незаметно.

И разошлись так же незаметно. Жизнь…

Цифры на экране смартфона сообщали, что уже почти полночь, но Александр, мотнув головой, словно отгоняя неуверенность, отыскал в памяти аппарата номер «Джонни» (это они в институтские времена так изгалялись: Санчо, Джонни и тому подобное) и быстро-быстро набрал сообщение: «Привет! Не хочешь ли как-нибудь пересечься?»

За те годы, что они не виделись (и даже не перезванивались, ох, Кира, Кира), Иван мог тысячу раз сменить телефонный номер, мог вообще уехать на другую сторону земного шарика. Да и спят многие люди в такое-то время.

Но ответ пришел почти сразу, словно и не было этих лет молчания: «Привет, пропащий. Заходи в гости, с сыном познакомлю». Не задумываясь – еще не хватало в философию ударяться! – он быстро набрал: «Завтра и зайду, коль не шутишь».

Странный этот диалог через годы как будто отнял последние силы. В доме была еще одна кладовка, но – завтра. Поворошил угли – вроде нормально, можно уже – задвинул вьюшку, подумав, немного все же приоткрыл, лучше замерзнуть, чем угореть, навалил на себя два ватных одеяла и едва успел подумать, что накрывающий его сон такой же тяжелый, как эти одеяла…

Глава 2

Тучи лежали низко, как тяжелые ватные одеяла…

– И чего сидим? Книги будем принимать или принца ждем? – Валера картинно прислонился к дверному косяку. При тощей его комплекции и чрезмерной подвижности, практически вертлявости, смотрелась сия картинность смешно.

Но Олесе было не до смеха. Валера, едва появившись на этом маршруте, принялся ее охмурять, пользуясь классическим рецептом: заставьте девушку смеяться, и затащить ее в постель будет делом недолгого времени. Легко, решил Валера и принялся засыпать симпатичную библиотекаршу ворохом надерганных из интернета шуточек. В постель та почему-то не падала, даже в бар пойти отказывалась, и, обидевшись, как его, такого обаятельного, не ценят, Валера перешел к открытому хамству. Слова Олеся могла и мимо ушей пропустить, библиотека хоть и очаг культуры, посетители тут бывают всякие, привыкла. Хуже, что таскать коробки с книгами теперь приходилось самостоятельно. И напарница Ася, как назло, со вчерашнего дня в отпуске.

Распахнутая дверь была подперта деревянным чурбачком, и в библиотеку тянуло холодной сыростью. Ноябрь, самое темное, самое тоскливое время года. Ночью посыпал было снег, но сейчас он уже превратился в хлюпающую под ногами прохожих жадную жирную грязь.

От Валеры пахло бензином, какой-то сладковатой туалетной водой и вчерашним пивом. А может, и не пивом, кто знает, чем он после смены расслабляется.

– Примите и распишитесь, – ухмыляясь, он выгрузил несколько коробок прямо на крыльцо, выложив сверху накладную. – Готово? Ну прощевайте, не стану докучать. Вы ж у нас барышня нежная, с простым шофером вам западло беседы беседовать.

Дно нижней коробки на сыром крыльце моментально начало подмокать, еще немного, и внутрь доберется, надо быстрее все это втащить. Идти за помощью к «взрослым» тоже не хотелось, подколок не оберешься. У шумной Риты, отвечавшей за комплектование фондов обоих отделов, проблем с Валерой не было. Как-то у нее получалось: и к телу не допустить, и не оттолкнуть. В ее-то хранилище коробки доставлялись до самых полок. И если Валера и пытался обнять или по выпуклым частям похлопать, Рита умела как-то обратить все в шутку. И беспомощность Олеси ее веселила.

Сперва перетащить все коробки через порог и закрыть дверь. Даже запереть, с утра в детский отдел никто не явится, все в школах, а если вдруг – пусть через взрослых идут. Пусть библиотечные «апартаменты» и невелики, не то что у «взрослых»: абонемент, хранилище и бывший читальный зал, ныне чаще всего используемый для мероприятий, но нельзя же таящиеся под невзрачным картоном сокровища без присмотра оставить!

Вот, не такая уж я и беспомощная. Присев на последнюю коробку, Олеся принялась массировать занывшую руку. Ничего, зато никому ничем не обязана, а впереди – самое приятное.

Распаковывать книжные коробки – это даже радостнее, чем новогодние подарки открывать. Во-первых, коробок больше, во-вторых, привозят их куда чаще, чем раз в год. И хотя книжные списки известны заранее, но разрезать упаковочную ленту и увидеть содержимое вживую – это чистый, незамутненный восторг, прямо как в детстве. Даже лучше, в ее детстве таких книжек не было. Вот таких, которые она оставляла «на сладкое»: с раскрывающимися окошками, с очками для просмотра трехмерных картинок, с выпрыгивающими из твердых страниц волшебными замками и диковинными животными. Да, эти – для самых маленьких, но разве Олеся не имеет права на личные пристрастия?

И ничего, что весь день теперь придется бегать из абонемента в хранилище и обратно: и свежее поступление обработать надо, и читателей обслужить. Не так их и много, несмотря на все спускаемые сверху директивы, но надо стараться. И фонд обновлять, и расстановку на стеллажах. Хотя вот этот, у самого входа, менять жалко. Пусть его содержимое и так пользовалось спросом, не нуждаясь в дополнительной рекламе, но Олесе самой приятно было смотреть и на роскошное издание «Муми-троллей», и на «Волшебника Изумрудного города» с любимыми с детства иллюстрациями Владимирского, и на серию про маленьких веселых человечков-джингликов в их волшебной стране, где нет предательства и боли. Все яркое, пестрое, блестящее, только взглянешь – и само улыбается.

– Здрасьте, Олеся Игоревна! – Вадик старательно пошаркал ботинками по коврикам при входе: и по первому, резиновому, и по второму, мягкому, тряпочному, чтоб уж точно никакая грязь внутрь не проникала. Она, конечно, все равно проникала, но могло быть гораздо хуже.

– Здравствуй, Вадик, – ласково улыбнулась Олеся. Этот мальчик приходил часто, читал много, книг не задерживал, как было его не любить? – У меня для тебя сюрприз. Вот, гляди, специально отложила, сегодня привезли, и оформила в первую очередь, знала, что тебе понравится. Тут про доисторического мальчика, ты такое любишь.

Конечно, интерес Вадика к истории может еще двадцать раз пропасть, мальчишка-то всего в четвертом классе. Но история там или нет, главное – он читатель! Пусть эта страсть сохранится, пусть не уступит компьютерным «стрелялкам», Олеся постарается. Интересно, почему он не бежит домой с новой книжкой? Убрал добычу в ранец и топчется у порога. Она ободряюще улыбнулась:

– Ты спросить что-то хотел?

И Вадик шагнул назад, ближе к ее стойке:

– Олеся Игоревна, я… знаете… я когда вырасту, я на вас обязательно женюсь. Вы только подождите, ни за кого больше пока замуж не выходите, ладно?