Чемодан. Вокзал. Россия - Антон Серенков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Старик оглядел путь от спальни до прихожей. Туровский понял его мысль и снова заговорил:
– Убийцы направились в спальню, там была недолгая борьба. Брандту нанесли удар, – Туровский нанес воздуху удар. – Потом тело оттащили в гостиную и положили возле комода. Один убийца сходил за табуретом, другой достал приготовленную веревку и закрепил ее на люстре.
Туровский поочередно притащил воображаемое тело, положил его возле комода, сходил на месте за воображаемым табуретом и, как лассо, закинул воображаемую веревку на совершенно настоящую хрустальную люстру.
– А где все это время находилась жена? – остановил его старик.
– В ванной. Она была в купальном халате, когда ее нашли.
Старик покивал головой. Убийцы, очевидно, не знали, что в доме будет кто-то, кроме Брандта, и после убийства его жены не придумали ничего до такой степени, что просто ушли, бросив все, как вышло. Это были люди в равной степени умелые и недалекие. Они легко и без колебаний убивали, причемпо предварительному плану, но были не в состоянии самостоятельно в этот план внести хоть какие-нибудь логичные изменения. Если из этого что и следовало, так то, что настоящий заказчик в убийстве не участвовал.
– Что соседи?
– Соседи ничего не видели. А даже если кто и видел, были бы дураками, если бы сказали, – Туровский понизил голос. – Я бы не сказал. Я ведь с вами тут в частном порядке разговариваю. А официальное расследование ведет соответствующий абтейлюнг в фельджандармерии и какой-то офицер из гестапо. Я сам к ним стараюсь лишний раз не соваться и вам не советую.
Старик нахмурился.
– Да, это понятно. Есть ли все-таки какая-то возможность допросить ближайшие патрули насчет подозрительных прохожих?
– У нас такой возможности нет. Я, конечно, еще вчера попросил об этом у офицера, нас курирующего, но ответа пока нет, и я бы на него не рассчитывал.
Они вдвоем посмотрели друг на друга и по очереди пожали плечами.
Мы оказались на кухне. В леднике стоймя и поддерживая друг друга, как стенки карточного домика, стояли огромные заиндевевшие коровьи бока.
– Это говядина? – спросил старик.
– И как это мы пропустили, – ответил Туровский.
– У него еще и ферма была? – спросил я.
– Это взятка, – тяжело вздохнул старик.
Туровский ничего не сказал. Очевидно, его грызли две мысли сразу: он не знал, что Брандт от кого-то получил за некую услугу полкоровы и теперь из-за свидетелей уже не сможет просто втихомолку разделить улику между сотрудниками отделения. Старик то ли прочитал на его лице, то ли сам по себе так подумал, и спросил:
– А вы, может быть, хотели бы перекусить с нами? А то у нас с собой с дороги немного бутербродов осталось.
– Почему нет. С обеда ничего не ел. Между прочим, нашел на кухне не кофе, но замечательный суррогат из пшеницы, может быть, вы захотите?
– А это удобно?
– Да, уверяю вас, Александр Львович будет совсем не против.
– Ну, тогда, конечно, не откажусь.
Расшаркавшись таким образом, они уселись на диван покойника, разложили между собой дорожный саквояж и принялись жевать: старик смущенно и глядя в пустоту перед собой, Туровский – болтая ногами и оглядываясь по сторонам. Я вернулся на кухню и поставил чайник, а затем прогулялся по пустым комнатам. В кабинете Брандта стоял большой кожаный диван, почти совсем пустой массивный книжный шкаф и приставленный к стене ломберный столик с грязно-зеленым сукном. На рабочем столе стояла в рамочке фотография еще молодого Брандта с женой и мальчиком лет пяти. Среди бумаг почти исключительно на немецком обнаружился промокательный лист с размашистой надписью карандашом на русском. Написано было слово «скотина». Тут засвистел чайник.
После кофе старик завел с Туровским свою обычную, ни к чему не ведущую светскую беседу, которую полицмейстер с радостью поддержал. Они бы так долго продолжали, но тут за окном стало смеркаться, и старик засобирался дальше.
– Леонид Фомич, подскажите, как бы нам поговорить с сыном Брандта?
– Это сделать очень легко. Он главный редактор городской газеты и обычно допоздна задерживается в редакции. Я прямо сейчас позвоню к нему и провожу вас туда.
Туровский, шумно выдохнув, встал с дивана, отряхнул крошки и вразвалку подошел к телефону. Разговор с Брандтом-младшим не занял и минуты – тот сказал, что остается на месте до ночи и будет нас ждать.
– Как вы считаете, сможет ли нас принять комендант города?
– Его три дня как нет в городе. Вызвали в Берлин. Предполагается, что вернется к следующей среде.
– И кто же сейчас за начальника?
– Его заместитель Бременкамп. Он с местной администрацией в холодных отношениях, так что лично я вам вряд ли чем-то помочь смогу.
– А что касается бургомистра? Есть смысл разговаривать с ним?
– Бургомистру нашему 21 год. Ничего не хочу сказать, но если убийство и связано как-то с работой Брандта, то уж можно быть уверенным, что именно потому Брандта и убили, что бургомистр сампо себе все равно никакой угрозы ни для кого, кроме себя, не представляет.
– М-да. А вообще хоть кто-нибудь из аппарата с нами мог бы поговорить? Немцев не берем в расчет.
Туровский задумался, но так ничего и не придумал.
– Что ж, тогда вы идите к бургомистру, – обратился старик ко мне. – Я после редакции зайду в морг. Ведь я могу зайти в морг?
– Разумеется, – заверил его Туровский.
– А после морга направлюсь в гостиницу. Вы туда идите сразу от бургомистра и ждите меня уже там.
Старик был спокоен и деловит, как будто не в морг шел, а в кино. Все, что я знал про него, я узнал со временем и случайно. Между собой мы о прошлом друг друга, кажется, не говорили ни разу, и я даже не знаю, сколько ему было обо мне известно чего-то кроме того, что я исполнителен и до поры молча сношу подколки. Больше ему ничего знать не нужно было – все остальное, если понадобится, о человеке он всегда мог выяснить при опознании.
3.
В двухэтажной, с
