Да здравствует королева! - Ольга Ильина

— Скажите, а существует ли возможность перетянуть губернатора на нашу сторону?

— Мы думали об этом, но здесь придется идти на огромные уступки, расширить полномочия провинции, закрыть глаза на утечку большей части добытых алмазов за границу. К тому же, судя по донесениям, герцог спонсирует множество радикальных сил не только в Арвитане, но и в Тарнасе, и даже в Вестралии.

— И какова же его цель?

— Боюсь, что здесь я могу только предполагать.

— И эти предположения у вас имеются.

— Весьма неутешительные. Думаю, герцог, несмотря на все свои амбиции, просто любит хаос, селить его, уничтожать, казалось бы, мощные верхушки власти. Он своеобразный серый кардинал хаоса. Возможно, объединившись с леди Элиран, она сама не заметит, как станет пешкой в его руках.

— Вы боитесь, что и меня постигнет та же участь?

— Мы не можем себе этого позволить.

— Да, я понимаю. Но прежде чем принять окончательное решение, я бы хотела все-таки побывать во дворце. Понять, на какую жизнь я себя обрекаю.

— И мы работаем над этим. В день приезда герцога в Эссир прибудет еще одна важная персона.

— Кто?

— Королева Юджиния. Мы пытаемся организовать вам встречу на границе. Тогда вы сможете влиться в ее посольство, как одна из фрейлин. Хорошо, что пока о вас мало кто знает.

— Дэйтон знает.

— Он не станет говорить. Вы знаете, он обязан вам жизнью.

— Вопрос только в том, что перевесит — его благодарность, или желание стать королем, — горько усмехнулась Мэл на его слова.

— Я воспитывал мальчика практически с рождения и никогда не замечал в нем каких-то порочных черт.

— Да, я знаю, простите. Это все нервы.

Мэл не стала продолжать затянувшийся разговор и попросила перенести дискуссию на завтра. Ей нужно было побыть одной, подумать в тишине своей комнаты, примириться как-то с самой собой, что было ох как не просто. Одна ее часть хотела немедленно бежать, не ввязываться, бросить все и остаться обыкновенной, никому не известной девушкой, а вторая призывала быть сильной. Детство давно закончилось, как и возможность принимать детские решения.

— Как же мне тебя не хватает, — прошептала она, разглядывая маленький портрет короля. Она нашла его здесь, в этой самой комнате несколько дней назад и долго недоумевала, откуда он мог тут взяться, пока не вспомнила, что первой его женой была дочь леди Маргарет.

«Какая ирония судьбы» — подумала она тогда. — «Она была первой, а я стала последней. Она умерла, а я… потеряла его навсегда, и как же хочется поменяться с ней местами…»

— Можно? — спросила Мэдди, приоткрыв дверь.

— Конечно, заходи.

В последние дни они так мало виделись, что Мэл начала забывать, что совсем-совсем не одинока.

— Как прошло ваше совещание?

— Напряженно, — вздохнула она.

— Ты все-таки думаешь согласиться на их предложение?

— Я не могу не согласиться. Это было бы малодушием — стоять в стороне и видеть, как погибает Его сын, Его наследие. Я не хочу сейчас об этом говорить, слишком тяжело. Лучше расскажи, как ты? Тебе нравится работать в больнице доктора Берга?

— Очень, — улыбнулась Мэдди. — Тебе бы там тоже понравилось.

— А как у тебя с мистером О Брайеном?

На этот раз Мэдди слегка замялась и порозовела.

— Кажется, у вас все хорошо.

— Он сделал мне предложение, — с некоторой неохотой проговорила она.

— Тогда почему ты не радуешься? Не светишься от счастья? Ты не любишь его? — нахмурилась Мэл.

— Как я могу быть счастливой, когда ты так несчастна?

— Глупая, ты не должна терять ни минуты отведенной тебе любви, ведь время так скоротечно. Мне был отведен только месяц счастья и целая вечность одиночества, не повторяй моих ошибок, если любишь его, то не давай предрассудкам и сомнениям упустить драгоценное время.

— Спасибо, — ответила девушка, уже не скрывая своего маленького тихого, женского счастья, и обняла подругу. — Мне так не хватало именно этого разговора с тобой.

— Обращайся, — улыбнулась Мэл и только когда подруга собралась уходить заметила коробку, которую та принесла с собой. — А это что?

— Ах да, — спохватилась Мэдди. — Это тебе. Иола прислала.

Внутри оказалась совершенно обыкновенная деревянная шкатулка, а вот в ней девушки увидели несколько флаконов с настойками и записка. И пока Мэдди разглядывала стеклянные баночки Мэл прочитала: «Будь сильной. Иола».

— И все?

— Да, — с таким же недоумением пожала плечами Мэл. — А что там?

— Не знаю, все они подписаны, но язык мне не знаком.

— Это Иларский, — поняла девушка, взяв один из флаконов. — Кажется, этот для восполнения сил.

— А этот?

— Для сна.

— А вот этот?

Мэл взяла в руки самый маленький флакон и с удивлением поняла, что знает, что это такое.

— Это настой первоцвета. Он притупляет чувства.

— Притупляет?

— Да. Помнишь вдову пекаря?

— Миссис Беату? Конечно, помню. Она так сильно убивалась по мужу, что таяла буквально на глазах.

— Тогда ей помог первоцвет. Я помню, как Иола давала его ей.

— Да, а я помню, что она очень скоро снова вышла замуж и даже родила. Постой, ты думаешь о том же, о чем и я? — ужаснулась девушка. — Думаешь, она знала, что случится?

— Не знаю, — задумчиво ответила Мэл, разглядывая флакон. — Я всегда подозревала, что в ней сокрыто куда больше знаний и силы, чем она говорит.

— Воспользуешься? — спросила Мэдди, кивнув на отставленный флакон.

— Пока не знаю. Он очень сильный. Я боюсь, что его сила мне понравится.

— Но он ведь не вызывает привыкания, нет? — немного испугалась Мэдди.

— Физического нет, но эмоционально…

— Тогда может, я заберу его, не нужен он тебе.

— Нет, нет, — перехватила руку Мэл. — Оставь.

— Ты уверена?

— Да. В том деле, что нам всем предстоит, пригодится любая помощь, даже эта.

Мэдди пришлось смириться с решением подруги, но она дала себе слово, что будет внимательно следить за ней и при первых же признаках иррационального поведения, расскажет об этом леди Маргарет. Она одна, из всех, имела безграничное влияние на Мэл, как мать, как старшая подруга, как человек с несравнимо большим жизненным опытом.

И только утром, она вдруг поняла, что не давало ей покоя ночью — воспоминание о том, какой стала жена пекаря после приема этой настойки. Женщина перестала медленно умирать, но теплота ушла из глаз, заменяясь ледяной стужей, и даже после нового брака и рождения детей, Мэдди больше никогда не слышала ее заразительного, беззаботного смеха, от которого невольно теплело в душе.