Одураченные. Из дневников (1939—1945) - Август Кельнер

Мои возражения отскакивают, как от стенки горох. Начинаю понимать, что говорить с коллегами и знакомыми о военных делах больше не имеет смысла. Успех в Польше сбил многих с толку, попросту отучил думать.

В связи с вступлением немецких войск в Варшаву приказано вывесить на зданиях флаги и не снимать их неделю. Не могу не заметить, что население осталось к этому равнодушным. Народу от всех этих «побед» никакого прибытка. Хлеба по карточкам выдают все меньше. За право получить талон на что-нибудь из нижнего белья или одежды надо бороться.

Пытаться убедить мир в том, что после оккупации Польши в Европе все успокоится, — значит втирать миру очки. Бессмысленная затея! Как раз наоборот. Каждый поляк будет питать к нам негасимую ненависть и рано или поздно, причем в самый не удобный для нас момент, отомстит. Чтобы предсказать такое, особой прозорливости не требуется. У моих потомков будет возможность проверить это, и они будут гордиться тем, что в стране жили немцы, которые на дух не переносили политику 1933–1939 годов. Приходится, к сожалению, признать, что эти стоики были тайной кучкой еремитов.

Слишком много моих сограждан дали ослепить себя нац.-соц. пропагандой. Даже те, кто должен был бы распознать подлый обман. Хотя бы в силу своего образования. Но — только бы ни о чем не думать. Это ведь так прекрасно, когда все за тебя решает так называемый фюрер. Один знакомый мне так и сказал: «Не думайте ни о чем, все и так будет в ажуре».

Во власти — шарлатаны и карьеристы. Главный козырь — террор. Подавление инакомыслия возведено в ранг закона. «Старые борцы» окружены ореолом святости. Начиная с гауляйтеров, все чиновники — боги. И в такой атмосфере страна живет без малого семь лет.

Разве может разумный человек считать, что столь изощренная (и преступная!) система зиждется на вечных ценностях?

Так на каких же постулатах держится нацистская тирания? Вот они: обязательное приветствие[14] «Хайль Гитлер!»; разделение народа на «партайгеноссен» и «фольксгеноссен»; единомыслие в прессе; подавление любого свободного высказывания; защита «старых борцов»[15] и приверженцев партии, даже если за ними числятся преступления; преследование и уничтожение евреев; пренебрежительное отношение к религиозным убеждениям человека; беспрестанное изменение законов, тысячи постановлений (даже специалисты больше не могут разобраться в этой материи); свирепая бюрократия и раздутый чиновничий аппарат; расходы без учета доходов; защита разного рода подонков; непрерывное увеличение налогов; попрошайничество со стороны государства (нац.-соц. организация народного вспомоществования, «Зимняя помощь»); тепленькие местечки для пг (мелкие должности, посты, униформы, парады, факельные шествия, цирк, барабанная дробь, звон литавр, гром победы — зиг хайль! зиг хайль!); слепое повиновение фюреру.

Снова и снова задаешься вопросом: как могло случиться, что такой культурный народ, как немцы, передал всю власть одному человеку? От тупости вкупе с трусостью приходишь в отчаяние. То, чего наши предки достигли веками непрерывных борений, было утрачено в 1933 году вследствие безумного легкомыслия, совершенно непонятной доверчивости и проклятой «бюргерской» мягкотелости.

Если раньше идеалистически настроенная молодежь боролась за свободу, то сегодня молодые люди идут на поводу у фигляра и демагога, защищая омерзительную тиранию. Такой народ не достоин дальнейшего существования. <…>

М. получил по полевой почте письмо от своего зятя. Тот стоит на реке Саар. От письма веет унынием. «Надеюсь, все это не продлится долго. Мы сыты муштрой по горло». <…> Горькую чашу национал-социализма народу надо выпить до дна, иначе ему не достигнуть зрелости. Только когда не останется надежды на обещанные воздушные замки и чудеса, карточный домик развалится. Тогда каждый, конечно, скажет, что так оно и должно было быть. Никто, мол, на самом деле не был нацистом. Хотя 99 % кричали «Хайль Гитлер!» и «Зиг хайль!», когда партия была на пике популярности. Одни делали это потому, что рассчитывали извлечь для себя или своих детей какие-то выгоды, другие — из-за слабости характера и нежелания «плыть против течения». Крестьянин верил, что Гитлер освободит его от налогов. Но хуже всего была, несомненно, газетная пачкотня. Любому пустомеле и лизуну дозволялось внести свою лепту, если он мог восхвалять нацистский режим. И ни нотки сомнения, не говоря уж о критике по существу.

Правители ежечасно возвеличивали свои деяния и осыпали себя похвалами. Они слышали только себя. Не видели сжатых кулаков, не чувствовали гнева угнетенных. А что говорил господин Геббельс в годы борьбы[16]? Они, мол, гордятся тем, что всегда прислушивались к мнению народа, знали его нужды и чаяния. Но как только эти господа взяли власть, устроились в своих кабинетах и изрядно прибарахлились, так сразу же спустили на своих противников цепных псов. Снисхождения не знали. В лучшем случае прощали мелкие прегрешения партийцу, из опасения, что тот может выдать какие-нибудь секреты.

Чтобы гнев народа не обращался против собственных угнетателей, правители во все времена умели скрыть свою вину с помощью отвлекающих маневров. Вся антиеврейская кампания была не чем иным, как куском мяса, брошенным голодным зверям. «Евреи — наше несчастье», — восклицали нацисты. Правильным ответом народа было бы: нет, не евреи, а нацисты — несчастье для немецкого народа. Теперь они ополчились на англичан. Хотя каждому понятно, что можно было установить с Англией неплохие отношения. А вот постоянное бряцание оружием способно привести лишь к войне. Мы пользовались любым случаем, чтобы нагадить англичанам. Например, в Палестине. Изгоняя из Германии евреев, мы в то же время подстрекаем арабов к тому, чтобы они не давали евреям селиться на Ближнем Востоке. Где тут последовательность в политике? Почти все, что мы, начиная с 1933 года, «свершили», в высшей степени грубо и неуклюже. Деликатность, хорошие манеры, благородство исчезли как понятия.

На днях побывал по служебным делам в Эттингсхаузене, Фрайензеене и Альтенхайне. Даже не надеешься встретить людей, которые хоть в какой-то мере понимали бы, что происходит. Повсюду ужасающее невежество. Люди выхватывают что-нибудь из газет и выдают за плод собственных размышлений. Кажется, нет даже проблеска свободной мысли. Масса, называемая «народом», — отвратительная куча дерьма.

В Альтенхайне я сказал Хорсту, что Германия проиграет и эту войну.