Градгродд - Брайан Олдисс

— Я согласен с каждым словом, произнесенным вами, первосвященник. Но создали мы прецедент или нет — еще не известно. История наша уходит глубоко в века. Возможно, что многие и многие команды оказывались в положении, подобном нашему, и созидали на чужих планетах болота во славу утодампа. Если мы осмотрели бы все вокруг, то, быть может, отыскали здесь уже обосновавшихся раньше утодов.

— Вы меня убедили. В век революций чего только не случалось, — первосвященник с облегчением вздохнул. Он вытянул все свои шесть конечностей, будто бы пытался охватить землю и небо, и подал священникам церемониальный знак.

— Провозглашаю это место землей, принадлежащей Тройным Солнцам. Да начнется испражнение.

Они были счастливы. Да и кто бы смог оставаться равнодушным в такой момент? Они были дома, в мире свободы и плодородия.

Впав в немилость, розовато-лиловый шар пропал. И в этот же миг из-за горизонта вынырнул и поспешно вскарабкался по небосклону спутник, окруженный эдаким щегольским пылевым мерцанием. Привычные к перепадам температур, восемь утодов остались равнодушны к наступлению холодной ночи, принимая ванну в новой, только что освоенной луже вместе с обслуживающими их шестнадцатью трогами. Последние же ловко прицеплялись пальцами-присосками к погруженным в грязь хозяевам.

Мало-помалу они почувствовали вкус этого нового мира. Он окутывал их тела, привнося свой особенный смысл, не поддающийся объяснению.

Высоко в небе над их головами мерцало созвездие Хоум Кластер, имеющее здесь несколько иную форму. Глупейшие из попов называли его Грааль. Оно заставляло бушевать моря Смексмера.

— Да, нам совсем и не следовало волноваться, — высказал общую мысль первосвященник. — Тройные Солнца по-прежнему льют свой свет на нас даже здесь. Так что нужды торопиться домой нет. Может, где-нибудь в конце недели мы посадим здесь несколько амповых семян, а потом уж и двинемся в обратный путь.

— Или, может быть, в конце следующей недели, — отозвался третий священник, почувствовав себя очень комфортно в грязевой ванне.

Для полного и всеобщего удовольствия первосвященник обратился ко всем присутствующим с небольшой проповедью. Они лежали и вникали в нить его рассуждений, сплетенную всеми его восемью горлами.

Он говорил о зависимости утодов и ампов друг от друга, о том, как влияет урожай вторых на плодовитость первых, объяснил причину существования обратной связи. Он заметил крайнюю важность слова «урожай», прежде чем решил остановить внимание на зависимости деревьев и утодов (являвшихся проявлением единой сущности) от количества света, менявшегося в зависимости от того, вокруг которого из Тройных Солнц они обращались в данный момент. Свет же этот был солнечным дождем, что придавало ему как некоторую абсурдность, так и невероятность. Никто из них никогда не должен был забывать, что и он — небольшая частичка всего этого абсурда и чуда. Никто из них не имел права вознестись или раздуться от гордости, ибо ведь даже их боги имели форму экскрементов!

Третьему священнику монолог пришелся по душе. Ведь убедительнее всего звучит то, что и так хорошо известно.

Он лежал в бурлящей и пузырящейся грязи и говорил приглушенным голосом, так как над поверхностью лужи находился кончик только одного его горла. Тем глазом, который был на поверхности, священник вглядывался в темную глубину космоса, такого выпуклого и черного в сравнении с небом. Жизнь, безусловно, была стоящей штукой, даже вдали от любимого Дапдрофа. И если бы сейчас пришло время следующего эсоуда, ему обязательно пришлось бы поменять пол и стать матерью — с этим для себя он определился заранее. Но даже это… думай обо всем хорошо, и все на самом деле будет хорошо. Третий священник думал о своей матери с большой любовью. Он столько узнал от нее и стал преклоняться перед ней после того, как она сменила пол и приняла сан первосвященника.

И вдруг он завопил всеми своими горлами. За кораблем маячили какие-то огни. Все священники как один оглянулись в сторону корабля.

Увидели они не только огни. Раздалось продолжительное грозное рычание, и четыре круглых источника ослепляющего света прорезали тьму. Пятый без устали рыскал кругом, напоминая собой дрожащую руку, пока не остановился на корабле.

— Кажется, к нам приближается какое-то живое существо, — пролепетал один из попов.

В этот момент картина прояснилась. По направлению к ним через равнину, грозно рыча, двигались две массивные фигуры. Существа достигли корабля и остановились. Рычание тут же смолкло.

— Надо же! Они крупнее нас! — воскликнул первый священник.

Из великанов выбрались фигурки поменьше. В тот же миг прожектор, сосредоточивавший до этого свое внимание на корабле, осветил бассейн. Отвернувшись от ослепляющего света, утоды стали разглядывать выстроившихся в ряд четверых щупленьких существ, постепенно приближавшихся к краю купели.

— Они, вероятно, высокоразвиты, если имеют возможность излучать такой свет, — предположил первосвященник.

— Как вы думаете? Живые существа — те двое, огромные, с глазами, или эти четверо, тонкие? — поинтересовался один из младших священников.

— Думаю, выйти и посмотреть будет довольно вежливо, — произнес первосвященник, поднимаясь из жижи и направляя свое громоздкое тело к четырем незнакомцам. Священники привстали и тут же услышали какой-то шум, исходивший от существ, которые начали двигаться в обратном направлении.

— Как любопытно! — воскликнул второй священник, стремясь всех обогнать. — Я уверен, что они пытаются говорить, хотя, конечно, и на весьма примитивном уровне!

— Как все же хорошо, что мы здесь оказались, — высказался третий священник.

Замечание, само собой, не было адресовано первосвященнику.

— Привет вам, создания! — прокричали два священника.

В эту же секунду незнакомцы обернулись, подняли свое земное оружие и открыли огонь.

Глава 2

Капитан Баргероун принял свою характерную позу. Стоял он спокойно, с каменным лицом, вяло опустив руки вдоль небесно-голубых шорт. Таким образом он сдерживал себя уже далеко не в первый раз за этот полет, особенно в моменты столкновений с главным исследователем.

— Слушай, Эйнсон, ты хочешь, чтобы я серьезно отнесся ко всей этой твоей бредятине? — говорил капитан. — Или ты всего-навсего пытаешься всеми силами отложить время отлета?

Главный исследователь Брюс Эйнсон судорожно сглотнул. Он был верующим человеком и молил Всемогущего, чтобы тот дал ему сил достучаться до стоящего перед ним идиота, не желающего принимать в расчет ничего, кроме своих должностных обязанностей.