Восьмиклассница - Маргарита Тиль

— Ну, так…, - пробурчал парень, снял висящую на отогнутом конце одного из прутьев ограды куртку, накинул её на плечи и сплюнув направился к выходу, — Я пошёл, бывайте, пацаны.

Катя шла быстро, чуть ли не бежала. Она опасалась, что тот парень может увязаться за ней. Что это был за человек? С его серьёзным взглядом исподлобья, так тщательно изучавшим её в автобусе месяц назад, с этим резким низким голосом с нотками издёвки, спортивно сложенный и по возрасту явно постарше тех школьников, с которыми перекидывал мяч. Она уж было забыла ту их встречу в автобусе, но вот опять. Опять он, опять этот взгляд, вселяющий непонятный страх. И ей вдруг показалось, что это была не последняя их встреча, отчего по спине у неё пробежали мурашки…

Глава 2

На следующий день утром перед уроками Катя встретила в учительской Татьяну Константиновну, учительницу истории и по совместительству классную руководительницу 11-ого Б класса. Тогда, десять лет назад, когда Катя сама ещё училась в школе, Татьяна Константиновна была и её классной. А теперь они были коллеги, но прежняя тёплая связь учительницы и ученицы-отличницы и дальше чувствовалась в их общении. Татьяна Константиновна стала для Кати своего рода наставницей и всячески поддерживала молодую учительницу, а Катя не стеснялась делиться с ней своими переживаниями и ценила её советы.

11Б был классом Татьяны Константиновны и одновременно, хотя только на одну свою половину, и Катиным. Она проводила у них уроки немецкого — у той половины класса, которая не особо отличалась способностью к языкам.

— Татьяна Константиновна, при всём моём уважении к Вам, Ваш класс у меня самый трудный, — пожаловалась Катя сидя на подоконнике в учительской и выставляя отметки за вчерашнюю контрольную в журнал.

— Вы только поглядите, Ефимов и Колобов совершенно не готовятся к занятиям! К тому же контрольную вчера сорвать пытались… — она глянула в окно, — а теперь ещё взяли себе за привычку курить прямо на школьном дворе! У всех на виду! Я им делала замечание, но они меня не слушают! Полюбуйтесь, всё по старому, вот, опять…

Прильнув к стеклу она задумчиво окинула взором школьный двор. Ей показалось, что среди школьников она может увидеть вновь того молодого человека с пристальным взглядом, с которым встретилась там вчера.

Но его там не было.

— Так, значит, Колобов, Ефимов, говоришь… Кто ещё?

— Ещё?… Ещё Чижов, кажется…, - Катя отвернулась от окна и склонившись над журналом 11Б, стала пальцем водить по списку, пока не остановилась на фамилии Чижов, напротив которой красовалась длинная вереница из букв "н", — Чижов Н. (буква была прописная и не совсем разборчиво написана)… Это кто, Николай? Никита? — она вопросительно посмотрела на Татьяну Константиновну.

— Это "Ю". Юра Чижов.

— Юра…, - задумчиво повторила Катя, — Он не появлялся на моём уроке ни разу, а с начала года полчетверти прошло. Я даже не знаю, как он выглядит. Как мне его оценивать?

Татьяна Константиновна в поиске нужной пачки тетрадей на полках этажерки в углу кабинета с некоторой досадой покачала головой:

— О Чижове не думай. Он в школе только числится. Его не выгоняют разве что потому, что он — спортсмен, за честь школы выступает.

— И это, по-Вашему, порядок?

— Он вообще — особый случай. Который год с ним мучаемся! Это ты, милочка, только пришла, так горячая ещё, всё улучшать хочешь, во всём разобраться… А со временем просто радуешься уже, когда всё идёт по накатанной! Меньше лезешь, лучше спишь…

Её прервал звонок на урок. С пачкой тетрадей в руках пожилая женщина обернулась на выходе из учительской и кивнув в сторону двери в кабинет директора добавила:

— А вообще, все притензии к нему… Историю с Чижовым я не одобряю.

****

В обед начался дождь и к концу уроков хлынул так, что Кате пришлось пережидать его в фойе школы. Пузыри на лужах намекали на то, что дождь затянется надолго. Зонт она не взяла и дожидалась, чтобы дождь хоть немного утих, тогда можно было бы успеть проскочить до близжайшей автобусной остановки.

На мгновенье небо просветлело и Катя решила воспользоваться моментом. Но дождь настиг её с новой силой через двести метров и ей пришлось всё же остановиться пережидать его в подворотне соединявшей школьный двор с Большой Конюшенной улицей. Здесь было не так уютно как в фойе школы, сквозило и было сыро и сумрачно. До остановки оставалось буквально метров сто, но вымокнуть до нитки и рисковать здоровьем Кате не хотелось. Она встала сбоку у стены под аркой и сквозь резную решётку, которая закрывала проезд машинам во двор, но проём которой был открыт для пешеходов, стала разглядывать аллею в потоках проливного дождя и ручьи, бежавшие вдоль по тратуару. Лило как из ведра. Капли как градины беспощадно тарабанили по прорежженым осенью шапкам деревьев, по сиротливо стоявшим под дождём скамейкам и по сточным трубам, из которых вода била бурными струями. Брызги летели отовсюду и попадали, казалось, даже под одежду. Было мокро и неуютно, но деваться было некуда.

Единственное, что отвлекало Катю от хмурых мыслей, была светящаяся надпись на доме с той стороны улицы: "Пышки". Те самые, которые здесь были и десять лет назад. Кате сразу вспомнился их запах. И кофе на сгущёнке, сахарная пудра, бумажные салфетки стопкой в гранённых стаканчиках, становившиеся полупрозрачными от жира пышек… Однажды они с девчонками отмечали здесь конец учебного года вместе с Татьяной Константиновной — она угощала. Это был седьмой класс, вроде бы. Да, точно седьмой. Это было то лето, когда по радио крутили "Крошка моя", "Девочка с севера", "Золотые облака" и "Средняя школа номер 7", ну, та что — "а мы любили, а мы могли свою любовь найти на краешке Земли…". Катя расплылась в улыбке от тёплых воспоминаний. Она до сих пор помнила весь текст дословно.

"Ведь мы поём, когда нам хочется любить"…

Девчонкой она впитывала в себя все песни того лета как губка. Как там было у Пушкина? "Марья Гавриловна была воспитана на французских романах, и следственно была влюблена." А Катю точно так же воспитывало