Наемник - Брэдли Джордж

– Самый душный подвал… – с улыбкой подхватил Вайг, блеснув сплошным рядом белоснежных зубов.

– Самый сырой…

– Это будет самый тесный подвал из всех существующих? – уточнил Вайг.

– Ты угадал! – кивнул Найл. – Самый темный, самый душный, самый вонючий и жесткий подвал из всех существующих на свете!

– Тогда тебе нужно будет отвезти меня на паучьем шаре к горам и упрятать в нашу нору. В ту самую, где мы жили еще до жучиной пещеры в Северном Хайбаде. Помнишь?

– Нет, что-то не припоминаю! Какие горы? Какая нора? Ничего не знаю… – с нарочитым равнодушием пожал плечами Найл. – Наверное, ты все придумал, дуралей? Ты перепутал… Мы родились здесь и всегда жили в городе!

Братья расхохотались, но Найл вдруг почувствовал, что в горле странно запершило. В любой другой ситуации он смутился бы, если бы не заметил, как увлажнились уголки глаз у неунывающего Вайга при воспоминании о прошлой жизни. Слишком много было связано у них с воспоминаниями о тех временах, слишком много было пережито печалей и радостей, чтобы равнодушно отмахиваться от пережитого. Повинуясь нахлынувшему чувству, они порывисто обнялись и крепко стиснули друг друга в объятиях.

Найл не признался старшему брату, но на самом деле он неожиданно испытал радость, вообразив гонки по озеру на плотах и лесные прогулки вместе с неутомимыми молодыми выдумщиками. Только представив себе бесшабашные вылазки с озорными мальчишками, он окончательно решил уехать из города.

Забрав Гезлу и племянников, Найл в сопровождении свиты, эскадрой из пяти паучьих шаров двинулся на отдых в Жемчужные Врата, еще не зная, что ждет в недалеком будущем. Приятно расслабившись в дороге, он продумывал свой отдых, не подозревая, что все приятные мечтания разлетятся в прах буквально на следующий день…

Пригожая деревенька, изначально задуманная как загородная резиденция Правителя, оказалась первым селением, специально спланированным и выстроенным после обретения Свободы. В эпоху Рабства люди столетиями пользовались домами и мостами, созданными прежними поколениями, да и потом долгое время не ощущали надобности в новом строительстве.

Должно было миновать почти десять лет после конца владычества пауков, прежде чем в воображении Найла появился смутный образ тихого, безмятежного поселка, служившего бы местом отдыха ему и всем близким. Из истории он знал, что все владыки прошлого имели возможность уединения на лоне природы. Сначала он не обращал внимания на подобные мысли, но мечтательная фантазия день за днем рисовала расплывчатый проект: зеленые лужайки с яркими пятнами цветочных клумб, ажурные своды беседок, пригоршня уютных домиков, притаившихся у излучины небольшой речушки…

Пауки никак не прореагировали на его планы. Более того, они не поняли, о чем именно идет речь. Даже советник Смертоносца-Повелителя, старый мудрый паук по имени Дравиг, долго не мог понять, что за блажь поселилась в голове Избранника богини Дельты.

Как всегда Найл общался с Дравигом не словесно, не на вербальном уровне, а на более высоком – мысленном, напрямую передавая импульсы-сообщения в сознание одного из самых умных и опытных пауков. Обычно они входили в полный телепатический контакт, но в тот раз беседа прошла с полным непониманием друг друга. Ни в одном из восьми выпуклых глаз умудренного жизнью смертоносца не вспыхнуло ни искорки отклика.

Только потом, размышляя о странности реакций Дравига, Найл сообразил, что это был один из тех случаев, когда человек и паук ни за что не нашли бы общий язык. Разгадка была проста – смертоносцам вообще никогда не была свойственна идея строительства.

Так повелела природа.

Пчелы формировали соты, осы и шмели возводили гнезда, муравьи и термиты создавали самые разные конструкции для своих колоний. Жуки-бомбардиры возводили башни, образовывавшие целый мегаполис с развитой и запутанной системой сообщений.

Только смертоносцы никогда ничего не делали, чтобы обзавестись гнездами. В их ментальных уровнях, как стало ясно позже, отсутствовало даже само понятие жилища.

Зачем паукам еще нужно было думать о жилище, когда им вполне хватало собственных сетей и прочных зданий, оставшихся от прошлых времен? Гнездо для них было там, где находились паутина, и если тенета перемещались с одного небоскреба на другой, вместе с ними перемещалось и жилище.

Поэтому Найл и не мог мысленно переместить в воображение Дравига картину строительства будущего поселения. С таким же успехом он мог пытаться объяснить слепцу всю цветовую мощь восхода солнца, а глухому от рождения стараться передать прелесть мелодии известной песни, от которой у всех обычных людей светлеет на душе.

Не получив понимания у пауков, своим скромным, непритязательным замыслом он неосторожно поделился с седобородым старцем, во время очередного визита в Белую башню.

В первый момент Найл даже пожалел о своей легкомысленности – электронный разум мгновенно откликнулся на слабый импульс и отозвался лавиной знаний, касающихся истории строительства на Земле. Ничто до того не предвещало информационную бурю, машина умиротворения слой за слоем снимала напряжение с его психики, очищая от застарелых трещин постоянных стрессов, возвращая в блаженной расслабленности молодость и силы.

Все вокруг в тот момент дышало покоем.

Найлу представлялось, что глаза его превратились в огромные зеркала, нацеленные в бездонный ночной небосвод. Но стоило вызвать из дальнего угла сознания лишь слабую иллюзию будущего строительного замысла, как компьютерные недра Стигмастера, точно поджидая удобного момента, разверзлись и всей своей мощью обрушились на ячейки его памяти.

Черная космическая пустота, в мгновения покоя отражавшаяся в глазах-зеркалах алмазными цепями звезд, обернулась лазурно-серым туманом, иссеченным множеством поперечных линий. Из глубины этой мутной фасетчатой бездны стали проступать фосфоресцирующие линии и их сочленения сначала образовали схему обыкновенной стены, сплетенной из прутьев. Из заголовка стало понятно, что Стигмастер начал издалека – в памяти компьютера значилось, что этот обыкновенный ветровой заслон много столетий служил древнему человеку жилищем и поэтому может считаться самой первой строительной рукотворной конструкцией.

Изображение плетеного прямоугольника недолго продержалось на экране, из угла в угол его пересекли две диагональные линии и ветровой заслон преобразовался в четыре треугольника, основаниями касающиеся друг друга. Треугольники плавно поднялись с плоскости и сошлись остриями в одной точке, наглухо закрывшись наподобие листков бутона. Тут же каркас стал обрастать плотью, образовав стереометрическую фигуру с четырьмя боковыми плоскостями; угол зрения изменился и Найл увидел перед собой охотничью хижину, каркас из длинных прутьев, обшитый звериными шкурами.

Через секунду хижина начала стремительно увеличиваться в размерах, сохраняя очертания целого. Выдубленные шкуры, закрывающие стены, сменились кладкой из тесаных каменных блоков, и непритязательная охотничья постройка превратилась в гигантское сооружение, возвышающееся среди бескрайней песчаной пустыни в знойном колышущемся мареве.

По краям фасетчатых глаз-зеркал с обеих сторон побежали плотные столбцы золотистых цифр, и из пояснительной надписи стало понятно, что Стигмастер представил модель одной из древнеегипетских пирамид во всем ее величии.

Не успел ошеломленный Найл как следует рассмотреть пирамиду, как искусственный разум двинулся дальше.

В тот вечер в Белой башне, Найлу пришлось продраться сквозь квадратные мили одних только чертежей и схем, планов и формул, строительных выкладок и терминов.

Подобного типа информационная атака случалась не впервые, уже и раньше приходилось выдерживать массированный напор знаний, но в тот раз компьютеру все-таки удалось ошеломить его сознание бесконечной чередой проектов и ярких трехмерных голографических изображений архитектурных шедевров далекого прошлого. Электронный разум обработал мощный пласт информации и выжал из него обзор, состыковав все не последовательно, а концептуально.

Вавилонский зиккурат сменился Эйфелевой башней, согласно седой легенде служившей когда-то символом погибшего Парижа, одного из красивейших городов утраченной древности.

Ахейские храмы-периптеры сопрягались в одном ряду с функциональными конгломератами Ле Корбюзье, а жилища этрусков сравнивались с вращающимися дворцами-кристаллами, появившимися в Японии на пороге двадцать второго века, совсем незадолго до эвакуации на Новую Землю.

Большая часть материалов представляла собой трехмерные изображения, проплывавшие по фасеточному экрану так быстро, что Найл не успевал определить момент исчезновения одного и появления другого.