Крысобой (СИ) - Балханов Олег

Марвин вскочил, пошел в дом и задул светильник. Принес все мои вещи.

Стук копыт мы услышали одновременно и повернули головы. Одинокий всадник во весь опор скакал в нашу сторону, не разбирая дороги.

— Это Лим, — сказал Марвин. — Что-то случилось.

Он отвязал лошадь и помог мне сесть в седло. Я надел боевые перчатки, прикрепил щит, лук и колчан, вертикально вставил в специальный паз копье. Марвин быстро затушил костер и собрал свои вещи.

К нему подскакал Лим и резко остановившись, хрипло выдохнул:

— Тоширунги. Их много. Риццо убит, я сумел оторваться.

Потом он посмотрел на меня, сделал приветственный жест открытой ладонью и хотел сказать еще что-то, но повалился лицом вперед на шею лошади. В его спине торчали две стрелы.

02

Марвин положил мертвое тело десятника на бок на мерзлую землю. Снял с него шлем и провел по лицу ладонью, закрывая глаза. Забрал пояс с мечом и вместе со шлемом закинул в торбу. Вскочил на своего мерина и взял поводья лошади Лима.

— Надо уходить, Кранц, — сказал он. — Как можно быстрее.

Мы рысью поскакали к склону небольшого холма. Укрывшись в тени деревьев, на ходу оглянулись назад. Примерно тридцать всадников появились из леса с другой стороны долины. Раскинувшись цепью, они быстро приближались к скиту.

Пустив лошадей галопом, мы обогнули холм и помчались в сторону высокой горной цепи. В прошлой жизни я никогда не ездил верхом, и тем более не скакал во весь опор на быстроногой породистой лошади по ночной равнине. Лошадь подо мной, казалось, летит, почти не касаясь земли. Я держался одной рукой за поводья, а другой — за коротко стриженную густую гриву, наклонившись и прижавшись к ее шее.

Я не разбираюсь в лошадях совершенно, но уже понял, что местные скакуны какие-то другие. Они были больше и сильнее, и мне показалось, что гораздо умнее. По крайней мере, я своей лошадью почти никак не управлял. Она косила на меня красивым глазом, как бы спрашивая «Ну как? Тебе нравится наш полет?»

Ветер свистел, усиленный слуховой системой шлема. Зеленые контуры окружающего мира уже стали привычными. Не знаю, сколько времени мы скакали галопом. Может быть час, а может и три часа. Эта равнина казалась бескрайней, горы приблизились, но до них все еще было далеко.

Марвин свистнул, лошади плавно сбросили скорость и вскоре перешли на шаг.

— Оторвались достаточно, — сказал он. — Можно передохнуть.

Я огляделся. Преследователей видно не было. Колючки и мелкий кустарник кое-где сменились тонкими деревцами, похожими на чахлые пальмы.

Мы спешились. Марвин снял с лошади Лима два бурдюка с водой. Из одного наполнил наши фляги, а из другого налил в раскладную поилку для лошадей.

— До ближайшего источника у подножия гор воды нам хватит. Потом перейдем перевал и там до побережья рукой подать, — Марвин показал вперед. — Перевал немного левее. А источник прямо.

Я хотел снова завалить его вопросами, но посмотрев на небо, заметил большую птицу, которая пикировала прямо на нас.

Марвин поднял голову и сразу схватил свой лук.

— Это хонгор! — крикнул он. — Готовится атаковать.

Я тоже вооружился луком и, как и Марвин, достал стрелу. Руки сами натянули тугую тетиву.

Птица, поняв, что мы ее заметили, быстро поднялась к низким тучам.

Марвин слегка расслабился и посмотрел на меня.

— У тебя звериное чутье, Кранц, — произнес он уважительно. — Атакует хонгор стремительно, его клюв пробивает шлем и доспехи, когтями он хватает жертву и уносит в горы в свое гнездо. Там принимает человеческое обличье и начинает мучить пленника, вырезает печень, сердце и ест.

Я не поверил. Что за хрень? Птица-оборотень? Откуда Марвин знает? Но спрашивать не стал. Мало ли какие у них тут предрассудки. Мое внимание привлекла другая птица. Что-то среднее между грифом и вороной. Размером поменьше хонгора, она, тем не менее, смело напала на него, издав устрашающий крик.

Схватка была короткой. Грифо-ворона дважды попала клювом в грудь и шею хонгора, когтями отбив его ответные попытки ударить клювом. Полетели перья и кровь. Хонгор заверещал и резко развернувшись, улетел в сторону гор.

Проводив его глазами, я стал искать ворону, но ее нигде не было.

Она как будто испарилась. Появилась ниоткуда и исчезла в никуда.

Марвин поднял забрало и внимательно смотрел на меня.

— Что? — спросил я его.

— Мне кажется, это была Фреха. Она тогда ушла пешком в лес, а позже я заметил такую же птицу над деревьями. Парням не сказал, потому что не был уверен. Вряд ли это совпадение, Кранц.

Скоро ли я перестану удивляться чему-либо? Надо быстрее адаптироваться. Не пристало тысячнику ходить с отвисшей челюстью.

— Думаешь, она меня охраняет? — спросил я.

— Было бы неплохо, — Марвин кивнул. — Мы тут вдвоем на незнакомой территории и шансов добраться к своим у нас не так уж много.

Он сложил пустую поилку. Мы сели верхом и легкой рысью направились дальше.

— На чьей мы территории? — спросил я. — Как насчет наместника Риффена в Корханесе?

Марвин какое-то время раздумывал, как покороче ввести меня в курс дела.

— Корханес — это неприступная крепость, форпост в этой дикой провинции, — начал он. — Провинция Шама не так давно вошла в состав Империи. Здесь сходятся границы царства гоблинов на северо-востоке, нашей Империи на юго-востоке и королевства Тоширунгов на западе. Еще есть Великая степь на севере, но кто сейчас там верховодит, неизвестно. Оттуда давно никто не появлялся. И никому в голову не придет соваться туда меньше, чем в пятьдесят тысяч всадников.

— Мы проиграли последнюю битву с гоблинами? — спросил я.

— Нет, — тут же отозвался Марвин. — Но и не выиграли. Их оказалось в три раза больше, чем мы думали. Гоблины набрали наемников и еще всякого сброда из приграничных с Великой степью районов. Они напали неожиданно, нарушив перемирие.

— Сколько всего их было? — продолжал расспрашивать я. — И сколько было нас?

— Их было больше ста пятидесяти тысяч, — ответил Марвин. — Наш армейский корпус состоит из двадцати отрядов по тысяче. Если бы врагов было тысяч пятьдесят, мы бы их уделали. Но когда их семеро к одному, это очень сложно.

Ни хрена себе. Наша маленькая армия не проиграла битву такой ораве врагов и организованно отошла, оставив арьергард.

— Какие у нас потери?

Лица Марвина я не видел, но почувствовал, как он помрачнел.

— Потери неравномерные. Мы же были, как всегда, в первом ряду, — сказал Марвин глухим голосом. — От моей сотни осталось тридцать пять человек. Теперь уже тридцать три. От нашей тысячи всего человек триста, считая раненых.

Реально мясорубка, — подумал я.

Чертовы гоблины, убили семь сотен моих бойцов.

— Первым делом, как вернемся, надо собрать наших, — продолжил Марвин. — Всех раскидали по другим отрядам, чтобы сформировать ровно десять тысяч. В арьергарде почти две тысячи осталось, но там наших нет, только свежие, те, что в битве почти не пострадали.

Получается, всего мы потеряли восемь тысяч, меньше половины.

— Какой урон мы нанесли врагу?

— Весь этот сброд мы рассеяли, сколько там разбежалось живых, не знаю. А гоблинов почти уполовинили. Убитых у них три к одному нашему. Они отступили к своей границе и в ближайшее время рыпаться не станут.

Марвин замолчал и мы ускорились.

— Тогда почему мы отошли к побережью? — голос пришлось повысить. Я почти кричал.

— Из-за тоширунгов, — Марвин махнул плетью назад. — Они нас боятся. Но знают, что сейчас мы ослаблены. Могут внезапно напасть. Нам нужно перестроить ряды, получить пополнение из метрополии. Тогда мы вернемся.

— А кто остался в Корханесе? — крикнул я.

— Там гарнизон в пять тысяч бойцов, могут держать оборону три месяца. Корханес город небольшой, нам бы не хватило места и припасов. В любом случае, безопаснее отступить, чем подвергать риску неопытное пополнение, на которое могут напасть по пути. А так, спокойно отсидимся в портовом бастионе. Перейти через перевал тоширунги никогда не рискнут.